Мне, Рыбочка, другое подавай – желаю говорить в рифму, нет, это я что-то загнула. Правильно так – махни хвостиком, Золотая, чтоб стихи меня по ночам будили, покоя не давали. И не простые стихи, а замечательные, чтоб те, кто их прочтет или услышит, смеялись и плакали над моими строчками. И чтоб строчки были пророческими, и пророчили всем радость и покой, и потом чтобы непременно сбывались.
Ну, а что там, в сказке дальше? Разбитое корыто? Не хочу! Лучше самой быть этой Золотой рыбкой. И всякие желания исполнять. Вернее так – хочу – исполню, а хочу – получайте разбитое корыто. Вообще-то в моем жизненном опыте нет таких эпизодов, чтоб кто-то просил о чем-то вероломном. Когда-то я написала такую строчку: «В глаза взглянув мне, яд проглотит кобра». Так вот, кобры эти, к счастью, ко мне никогда не подползали, и поэтому яд им глотать не приходилось.
Но жизнь-то еще не кончилась, а значит, допустить можно все. Итак, предположим, я – всемогущая Золотая рыбка. И при этом, очень принципиальная. И есть у меня небольшой такой списочек желаний, с которыми ко мне лучше не обращаться. А то ведь недолго и корытом по башке получить. Перечислю по порядку.
Первое. Принести злую весть. Это не ко мне. Печаль находит каждого, что говорить. Но, не заставляйте меня сообщать подружке, что муж ее верный сейчас в ресторане с секретаршей своей сидит, а потом ночевать с ней пойдет в давно уже втихаря купленную им для плотских радостей квартиру. И ни в какой он сейчас не в Англии, а подарки, с которыми через неделю вернется, уже давно где-то приобрел, чтобы ты, дура, ни о чем не догадалась. Нет-нет, не просите. Секретарша – понятие временное, ну как правило. И зачем мне подружке душу-то терзать? Наоборот – скажу, ну какой же твой молодец, подарков навез замечательных!
И никаких сердечных лекарств и заплаканных подушек. Если уж он что серьезно задумал, сам ей сообщит. А так – «одной волной накатило, другой волной унесло» – как сказала великая Цветаева. Так что с этим желанием пролетели.
Второе. Про всем известные заповеди я не говорю – это и так понятно. Ну, в смысле «Не убий» и так далее.
Я о простых вещах, но все-таки для меня неприемлемых.
Вот сейчас, например, я увлеклась новым делом – придумывать и проводить праздники. Причем с какой-нибудь такой идеей, которую больше никто придумать не сможет. Особенно интересно придумывать розыгрыши. Известно, что кто платит деньги, тот заказывает музыку. Так вот – никаких обидных розыгрышей, никакого унижения для разыгрываемого. Все только доброе и хорошо заканчивающееся. А так, чтоб кто-то расстроен был под общий смех и одобрение – это не ко мне, ни за какие миллионы.
Третье. На каждом моем выступлении происходит одно и то же. Я заканчиваю концерт, и за кулисы приходят люди, молодые, немолодые и застенчиво протягивают мне листочки, исписанные стихотворными строчками: «Прочитайте, Лариса! Позвоните потом!»
Не обижайтесь, мои дорогие, что я потом не звоню. Я не хочу оскорблять Ваши душевные порывы, задевать нежные струны Ваших сердец, разбирая построчно нехитрые стихи. Летит душа – ищите, рифмуйте, как можете. И думайте, что я, такая-сякая, потеряла Ваши стихи. Читаю их, поверьте, читаю. Не ждите от меня строгой критики или неискренних похвал. Пишите, и все.
Король и садовница (Не сказка)
У Танюши было четыре бабушки. Не понятно, как? Да очень просто – мамина мама, папина мама, да у каждой из них по одной сестре. И сестры эти одинокие и бездетные, как будто под копирку две одинаковые биографии – по одному неудачному замужеству, по одному разводу, и все. Остальная биография – Танюша – одна радость на всех. Когда она подрастет, то узнает, что кто-то из бабушек родная, кто-то двоюродная, но это все равно – всех Танюша любит одинаково. Да и как не любить, у других по одной завалящей бабушке, а у кого и вообще ни одной. А тут целых четыре – кто пироги печет, кто гоголь-моголь взбивает, когда у Танюши горло болит, и вслух по очереди книжки ей читают. Живут они все вместе – мама, Танюша и четыре бабушки. А папа живет отдельно уже пять лет, как бросил он их всех сразу. Он художник, сам как с картины – высокий, волосы волнистые. Имя как у русского князя – Олег, хотя корни его где-то в Норвегии, короче, там, где Сольвейг свою песню пела. А композитор Григ заслушался и нотами эту песню записал.
Это всё Танюша от бабушки Эли узнала, что по прадедушкиной линии течет в ней норвежская кровь, и когда она вырастет, то обязательно в Норвегии побывает и в музей Грига сходит.
Папа любил свое дело, правда, работы его не выставлялись в музеях, но зато он красиво писал плакаты, и они украшали стенды на всяких выставках.
Мама, детский доктор, целыми днями своих маленьких пациентов лечила, слушала, лекарства назначала. И не заметила, как папа стал задерживаться допоздна на работе – срочные заказы, а потом и вообще домой приходить перестал.
Его новая любовь – Тамара – позвонила однажды, когда все были дома, и попросила Олежкины вещи сложить в чемодан, а она завтра сама заедет и заберет, потому что он очень занят – надо много плакатов написать.
Никто в доме ничего не обсуждал, мама, правда, иногда плакала ни с того ни с сего. А так все остались вместе, такая необычная, но очень дружная семья. Танюше хорошо – каравай, каравай, кого хочешь выбирай. Все готовы для радости своей сделать, что бы она ни попросила.
И выросла Танюша в любви и внимании в прелесть-девушку, правда, немного полноватую из-за бабушкиных пирожков и блинчиков.
– Пусть идет в Иняз, на норвежский, это же родной язык ее предков?
– Да куда она потом с ним денется? Работу же не найдет – Норвегия маленькая страна, да и вообще, что у них свой язык, что ли, есть? Будет она доктором, как мама.
– Ой, не надо как мама. В Медицинском одни девчонки учатся. Где потом женихов искать?
– Посмотрите, как она хорошо рисует. Быть ей художником, продолжать семейную традицию в этом направлении.
– А вот это уж точно нет – художники нам в семье больше не нужны.
Весь этот горячий спор происходил на кухне как раз в тот день, когда Таня подавала документы в МГУ – на журналистику. Решение было принято уже давным-давно. Осталось только рассказать об этом дома.
* * *
Аля с детства была чудно́й и чу́дной одновременно. А когда из подростка стала в девушку превращаться, эти качества никуда не делись, и все сразу их замечали. Конечно, одни замечали, что чудна́я, и вслед крутили пальцем у виска, другие – что чу́дная, прижимали благоговейно руки к груди.
Алька сама этого ничего за собой не замечала – человек как человек. Лицом ничего, но бывают и краше, характером добрая, но бывают и добрее, умом – вот это как раз просто так не объяснишь. Умными какие-то другие люди называются. А Алька – то ли книжек начиталась, то ли наслушалась где – любого умного переговорит, и все ее слушают, оторваться не могут. А память, как энциклопедия, про людей – всех по именам помнит, у кого как собаку или кошку зовут, кто, где и что сказал. А люди, между прочим, любят, когда про них помнят, – значит, они интересны, тем более всякие подробности эта Александра им напоминает.
Александра – это Алька и есть. Других Александр Сашеньками и Шурочками зовут. А она как родилась, так только Алькой, Алечкой ее называют.
– Кем ты, Алечка, стать-то хочешь, когда вырастешь?
Кем, кем – диктором Центрального телевидения, конечно. Говорит-то как – все хвалят. Жалко, зубы в серединке со щелочкой – ни у кого из дикторов Алька таких не видела. Но это, наверно, можно исправить, – размышляла Аля, выдавливая перед зеркалом откуда-то взявшийся прыщ. Эх, если бы дело было только в этой щелочке! У нее все гораздо хуже – в аттестате одни тройки. Куда ж учиться с такими отметками! Хорошо, что печатает быстро и без ошибок – какая-никакая работа найдется.
И нашлась, да еще какая хорошая – корректором в толстом литературном журнале. Ура! Исправлять грамматические ошибки в романах, повестях, стихах – радость-то какая!
Правда, коллектив староват – в редакции всем за тридцать, но одна девчонка-ровесница все-таки есть. Курьером работает, целый день бумажки всякие развозит, но ничего, ей полезно – толстушка эта Танька, а глаза какие-то гордые. Еще бы – на журналистику поступила, а бумажки носит, чтоб в редакции к ней привыкли и через пять лет на работу уже журналисткой взяли. Она ничего, умная, у нее отец – художник, норвежская кровь в венах, четыре бабушки. И на курсе уже парень, Митя какой-то, во Франции два года с родителями жил, все студентки сохнут, а он ее из всех выбрал, встречаются.
Танюше Алька понравилась – забавная, разговаривает как-то по-своему, слова употребляет неожиданные, рассуждает обо всем интересно. С Митей, конечно, пока знакомить не стоит, но так – дружить-водиться.
Посреди первого курса Митя предложил Тане выйти за него замуж, а то родители опять в Париж, а ему одному в пятикомнатной квартире что делать? А Таню он, чуть не забыл сказать, любит, и родителям про нее рассказал, и они совсем не против, чтоб Митя женился, тем более что невеста норвежских кровей, тоже будущая журналистка.
