И ношу твою облегчила судьба,
Сопутница дней славянина!
Еще ты в семействе – раба,
Но мать уже вольного сына!"
– --
Сманила Гришу узкая,
Извилистая тропочка,
Через хлеба бегущая,
В широкий луг подкошенный
Спустился он по ней.
В лугу траву сушившие
Крестьянки Гришу встретили
Его любимой песнею.
Взгрустнулось крепко юноше
По матери-страдалице,
А пуще злость брала.
Он в лес ушел. Аукаясь,
В лесу, как перепелочки
Во ржи, бродили малые
Ребята (а постарше-то
Ворочали сенцо).
Он с ними кузов рыжиков
Набрал. Уж жжется солнышко;
Ушел к реке. Купается,-
Три дня тому сгоревшего
Обугленного города
Картина перед ним:
Ни дома уцелевшего,
Одна тюрьма спасенная,
Недавно побеленная,
Как белая коровушка
На выгоне, стоит.
Начальство там попряталось,
А жители под берегом,
Как войско, стали лагерем,
Всё спит еще, немногие
Проснулись: два подьячие,
Придерживая полочки
Халатов, пробираются
Между шкафами, стульями,
Узлами, экипажами
К палатке-кабаку.
Туда ж портняга скорченный
Аршин, утюг и ножницы
Несет – как лист дрожит.
Восстав со сна с молитвою,
Причесывает голову
И держит на отлет,
Как девка, косу длинную
Высокий и осанистый
Протоерей Стефан.
По сонной Волге медленно
Плоты с дровами тянутся,
Стоят под правым берегом
Три барки нагруженные:
Вчера бурлаки с песнями
Сюда их привели.
А вот и он – измученный
Бурлак! походкой праздничной
Идет, рубаха чистая,
В кармане медь звенит.
Григорий шел, поглядывал
На бурлака довольного,
И с губ слова срывалися
То шепотом, то громкие.
Григорий думал вслух:
БУРЛАК
Плечами, грудью и спиной
Тянул он барку бичевой,
Полдневный зной его палил,
И пот с него ручьями лил.
И падал он, и вновь вставал,
Хрипя, "Дубинушку" стонал;
До места барку дотянул
И богатырским сном уснул,
И, в бане смыв поутру пот,
Беспечно пристанью идет.
Зашиты в пояс три рубля.
Остатком – медью – шевеля,
Подумал миг, зашел в кабак
И молча кинул на верстак
Трудом добытые гроши
И, выпив, крякнул от души,
Перекрестил на церковь грудь;
Пора и в путь! пора и в путь!
Он бодро шел, жевал калач,
В подарок нес жене кумач,
Сестре платок, а для детей
В сусальном золоте коней.
Он шел домой – неблизкий путь,
Дай бог дойти и отдохнуть!
– --
С бурлака мысли Гришины
Ко всей Руси загадочной,
К народу перешли.
И долго Гриша берегом
Бродил, волнуясь, думая,
Покуда песней новою
Не утолил натруженной,
Горящей головы.
РУСЬ
Ты и убогая,
Ты и обильная,
Ты и могучая,
Ты и бессильная,
Матушка Русь!
В рабстве спасенное
Сердце свободное -
Золото, золото
Сердце народное!
Сила народная,
Сила могучая -
Совесть спокойная,
Правда живучая!
Сила с неправдою
Не уживается,
Жертва неправдою
Не вызывается,-
Русь не шелохнется,
Русь – как убитая!
А загорелась в ней
Искра сокрытая,-
Встали – небужены,
Вышли – непрошены,
Жита по зернышку
Горы наношены!
Рать подымается -
Неисчислимая!
Сила в ней скажется
Несокрушимая!
Ты и убогая,
Ты и обильная,
Ты и забитая,
Ты и всесильная,
Матушка Русь!
– --
"Удалось мне песенка!- молвил Гриша, прыгая.-
Горячо сказалася правда в ней великая!
Завтра же спою ее вахлачкам – не всё же им
Песни петь унылые… Помогай, о боже, им!
Как с игры да с беганья щеки разгораются,
Так с хорошей песенки духом поднимаются
Бедные, забитые…" Прочитав торжественно
Брату песню новую (брат сказал: "Божественно!"),
Гриша спать попробовал. Спалося, не спалося,
Краше прежней песенка в полусне слагалася;
Быть бы нашим странникам под родною крышею,
Если б знать могли они, что творилось с Гришею.
Слышал он в груди своей силы необъятные,
Услаждали слух его звуки благодатные,
Звуки лучезарные гимна благородного -
Пел он воплощение счастия народного!..
1876-1877
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЮБИЛЯРЫ И ТРИУМФАТОРЫ
Я книгу взял, восстав от сна,
И прочитал я в ней:
"Бывали хуже времена,
Но не было подлей".
Швырнул далеко книгу я.
Ужели мы с тобой
Такого века сыновья,
О друг-читатель мой?..
Конечно, нет! Конечно, нет!
Клевещет наш зоил.
Лакей принес пучок газет;
Я жадно их раскрыл,
Минуя кражу и пожар
И ряд самоубийц,
Встречаю слово "юбиляр",
Читаю список лиц,
Стяжавших лавры. Счета нет!
Стипендия… медаль…
Аренда… памятник… обед…
Обед… обед… О, враль!
Протри глаза!.. Иду к друзьям:
Готовит спич один,
Другой десяток телеграмм -
В Москву, в Рязань, в Тульчин.
Пошел я с ним "на телеграф".
Лакеи, кучера,
Депеши кверху приподняв,
Толпились там с утра.
Мелькают крупные слова:
"Герою много лет…",
"Ликуй, Орел!..", "Гордись, Москва!.."
"Бердичеву привет…"
Немало тут "друзей добра",
"Отцов" не перечесть,
А вот листок: одно -"Ура!.."
Пора, однако, есть.
– --
Я пришел в трактир и тоже
Счет теряю торжествам.
Книга дерзкая! за что же
Ты укор послала нам?..
У Дюссо готовят славно
Юбилейные столы;
Там обедают издавна
Триумфаторы-орлы.
Посмотрите – что за рыба!
Еле внес ее лакей.
Слышно "русское спасибо"
Из отворенных дверей.
Заказав бульон и дичи,
Коридором я брожу;
Дверь растворят – слышу спичи,
На пирующих гляжу:
Люди заняты в трактирах,
Не мешают… я и рад…
ЗАЛА No 1
В первой зале все в мундирах,
В белых галстуках стоят.
Юбиляр-администратор
Древен, весь шитьем залит,
Две звезды… Ему оратор,
Тоже старец, говорит:
"Ты на страже государства,
Как стоокий Аргус, бдил,
Но, преследуя коварство,
Добродетель ты щадил.
Голова твоя седая
Не запятнана стыдом:
Дальним краем управляя,
Не был ты его бичом.
В то же время населенья
Ты потворством не растлил,
Не довел до разоренья,
Пищи, крова не лишил!
Ты до собственности частной,
До казенного добра
Не простер руки всевластной -
Благодарность и… ура!…"
Вдруг курьер вошел, сияя,
Засиял и юбиляр.
Юбиляру, поздравляя,
Поднесли достойный дар.
No 2
Речь долго, долго длилась,
Расплакался старик…
Я сделал шаг… открылась
Другая дверь – на миг,
И тут героя чтили,
Кричали:"Много лет!"
Герою подносили
Магницкого портрет:
"Крамольники лукавы,
Рази – и не жалей!"
Исчезла сцена славы -
Захлопнул дверь лакей…
No 3
На столе лежат "подарки",
В Петербурге лучших нет.
Две брильянтовые арки -
Восхитительный браслет!
Бриллиантовые звезды…
Чудо!.. Несколько ребят
С упоением невесты
На сокровища глядят.
(Были тут и лицеисты,
И пажи, и юнкера,
И незрелые юристы,
И купцов… et caetera.)
"Чудо!- дядька их почтенный
Восклицает, князь Иван,
И, летами удрученный,
Упадает на диван…
Князь Иван – колосс по брюху,
Руки – род пуховика,
Пьедесталом служит уху
Ожиревшая щека.
По устройству верхней губы
Он – бульдог; с оскалом зубы,
Под гребенку волоса
И добрейшие глаза.
Он – известный объедало,
Говорит умно,
Словно в бочку из-под сала
Льет в себя вино.
Дома редко пребывает,
До шестидесяти лет
Водевили посещает,
Оперетку и балет.
У него друзья – кадеты,
Именитый дед его
Был шутом Елизаветы,
