Баллада о гипсе
Нет острых ощущений — все старье, гнилье и хлам, —
Того гляди, с тоски сыграю в ящик.
Балкон бы, что ли, сверху, иль автобус — пополам, —
Вот это боле-мене подходяще!
Повезло! Наконец повезло! —
Видит бог, что дошел я до точки! —
Самосвал в тридцать тысяч кило
Мне скелет раздробил на кусочки!
Вот лежу я на спине
Загипсованный, —
Каждый член у мене —
Расфасованный
По отдельности
До исправности, —
Все будет в целости
И в сохранности!
Эх, жаль, что не роняли вам на череп утюгов, —
Скорблю о вас — как мало вы успели! —
Ах, это просто прелесть — сотрясение мозгов,
Ах, это наслажденье — гипс на теле!
Как броня — на груди у меня,
На руках моих — крепкие латы, —
Так и хочется крикнуть: «Коня мне, коня!» —
И верхом ускакать из палаты!
Но лежу я на спине
Загипсованный, —
Каждый член у мене —
Расфасованный
По отдельности
До исправности, —
Все будет в целости
И в сохранности!
Задавлены все чувства — лишь для боли нет преград, —
Ну что ж, мы сами часто чувства губим, —
Зато я, как ребенок, — весь спеленутый до пят
И окруженный человеколюбием!
Под влияньем сестрички ночной
Я любовию к людям проникся —
И, клянусь, до доски гробовой
Я б остался невольником гипса!
Вот лежу я на спине
Загипсованный, —
Каждый член у мене —
Расфасованный
По отдельности
До исправности, —
Все будет в целости
И в сохранности!
Вот жаль, что мне нельзя уже увидеть прежних снов:
Они — как острый нож для инвалида, —
Во сне я рвусь наружу из-под гипсовых оков,
Мне снятся свечи, рифмы и коррида…
Ах, надежна ты, гипса броня,
От того, кто намерен кусаться!
Но одно угнетает меня:
Что никак не могу почесаться, —
Что лежу я на спине
Загипсованный, —
Каждый член у мене —
Расфасованный
По отдельности
До исправности, —
Все будет в целости
И в сохранности!
Так, я давно здоров, но не намерен гипс снимать:
Пусть руки стали чем-то вроде бивней,
Пусть ноги опухают — мне на это наплевать, —
Зато кажусь значительней, массивней!
Я под гипсом хожу ходуном,
Наступаю на пятки прохожим, —
Мне удобней казаться слоном
И себя ощущать толстокожим!
И по жизни я иду,
Загипсованный, —
Каждый член — на виду,
Расфасованный
По отдельности
До исправности, —
Все будет в целости
И в сохранности!
«Прошла пора вступлений и прелюдий…»
Прошла пора вступлений и прелюдий, —
Все хорошо — не вру, без дураков.
Меня к себе зовут большие люди —
Чтоб я им пел «Охоту на волков»…
Быть может, запись слышал из окон,
А может быть, с детьми ухи не сваришь
Как знать, — но приобрел магнитофон
Какой-нибудь ответственный товарищ.
И, предаваясь будничной беседе
В кругу семьи, где свет торшера тускл, —
Тихонько, чтоб не слышали соседи,
Он взял, да и нажал на кнопку «пуск».
И там, не разобрав последних слов, —
Прескверный дубль достали на работе —
Услышал он «Охоту на волков»
И кое-что еще на обороте.
И все прослушав до последней ноты,
И разозлясь, что слов последних нет,
Он поднял трубку: «Автора „Охоты“
Ко мне пришлите завтра в кабинет!»
Я не хлебнул для храбрости винца, —
И, подавляя частую икоту,
С порога — от начала до конца —
Я проорал ту самую «Охоту».
Его просили дети, безусловно,
Чтобы была улыбка на лице, —
Но он меня прослушал благосклонно
И даже аплодировал в конце.
И об стакан бутылкою звеня,
Которую извлек из книжной полки,
Он выпалил: «Да это ж — про меня!
Про нас про всех — какие, к черту, волки!»
…Ну все, теперь, конечно, что-то будет —
Уже три года в день по пять звонков:
Меня к себе зовут большие люди —
Чтоб я им пел «Охоту на волков».
«Так случилось — мужчины ушли…»
Так случилось — мужчины ушли,
Побросали посевы до срока, —
Вот их больше не видно из окон —
Растворились в дорожной пыли.
Вытекают из колоса зерна —
Это слезы несжатых полей,
И холодные ветры проворно
Потекли из щелей.
Мы вас ждем — торопите коней!
В добрый час, в добрый час, в добрый час!
Пусть попутные ветры не бьют, а ласкают вам спины…
А потом возвращайтесь скорей:
Ивы плачут по вас,
И без ваших улыбок бледнеют и сохнут рябины.
Мы в высоких живем теремах —
Входа нет никому в эти зданья:
Одиночество и ожиданье
Вместо вас поселилось в домах.
Потеряла и свежесть и прелесть
Белизна ненадетых рубах.
Да и старые песни приелись
И навязли в зубах.
Мы вас ждем — торопите коней!
В добрый час, в добрый час, в добрый час!
Пусть попутные ветры не бьют, а ласкают вам спины…
А потом возвращайтесь скорей:
Ивы плачут по вас,
И без ваших улыбок бледнеют и сохнут рябины.
Все единою болью болит,
И звучит с каждым днем непрестанней
Вековечный надрыв причитаний
Отголоском старинных молитв.
Мы вас встретим и пеших, и конных,
Утомленных, нецелых — любых, —
Только б не пустота похоронных,
Не предчувствие их!
Мы вас ждем — торопите коней!
В добрый час, в добрый час, в добрый час!
Пусть попутные ветры не бьют, а ласкают вам спины…
А потом возвращайтесь скорей:
Ивы плачут по вас,
И без ваших улыбок бледнеют и сохнут рябины.
Проложите, проложите
Хоть туннель по дну реки
И без страха приходите
На вино и шашлыки.
И гитару приносите,
Подтянув на ней колки, —
Но не забудьте — затупите
Ваши острые клыки.
А когда сообразите —
Все пути приводят в Рим, —
Вот тогда и приходите,
Вот тогда поговорим.
Нож забросьте, камень выньте
Из-за пазухи своей
И перебросьте, перекиньте
Вы хоть жердь через ручей.
За посев ли, за покос ли —
Надо взяться, поспешать, —
А прохлопав, сами после
Локти будете кусать.
Сами будете не рады,
Утром вставши, — вот те раз! —
Все мосты через преграды
Переброшены без нас.
Так проложите, проложите
Хоть туннель по дну реки!
Но не забудьте — затупите
Ваши острые клыки!
Есть телевизор — подайте трибуну, —
Так проору — разнесется на мили!
Он — не окно, я в окно и не плюну, —
Мне будто дверь в целый мир прорубили.
Все на дому — самый полный обзор:
Отдых в Крыму, ураган и Кобзон,
Фильм, часть седьмая — тут можно поесть:
Я не видал предыдущие шесть.
Врубаю первую — а там ныряют, —
Ну, это так себе, а с двадцати —
«А ну-ка, девушки!» — что вытворяют!
И все — в передничках, — с ума сойти!
Есть телевизор — мне дом не квартира, —
Я всею скорбью скорблю мировою,
Грудью дышу я всем воздухом мира,
Никсона вижу с его госпожою.
Вот тебе раз! Иностранный глава —
Прямо глаз в глаз, к голове голова, —
Чуть пододвинул ногой табурет —
И оказался с главой тет-на-тет.
Потом — ударники в хлебопекарне, —
Дают про выпечку до десяти.
И вот любимая — «А ну-ка, парни!» —
Стреляют, прыгают, — с ума сойти!
Если не смотришь — ну пусть не болван ты,
Но уж, по крайности, богом убитый:
Ты же не знаешь, что ищут таланты,
Ты же не ведаешь, кто даровитый!
Как убедить мне упрямую Настю?! —
Настя желает в кино — как суббота, —
Настя твердит, что проникся я страстью
К глупому ящику для идиота.
Да, я проникся — в квартиру зайду,
Глядь — дома и Никсон и Жорж Помпиду!
Вот хорошо — я бутылочку взял, —
Жорж — посошок, Ричард, правда, не стал.
Ну а действительность еще кошмарней, —
Врубил четвертую — и на балкон:
«А ну-ка, девушки!» «А ну-ка, парням!»
Вручают премию в О-О-ООН!
…Ну а потом, на Канатчиковой даче,
Где, к сожаленью, навязчивый сервис,
Я и в бреду все смотрел передачи,
Все заступался за Анджелу Дэвис.
Слышу: не плачь — все в порядке в тайге,
Выигран матч СССР — ФРГ,
Сто негодяев захвачены в плен,
И Магомаев поет в КВН.
Ну а действительность еще шикарней —
Два телевизора — крути-верти:
«А ну-ка, девушки!» — «А ну-ка, парни!», —
За них не боязно с ума сойти!
