ПѢСНЬ ОСЬМАЯ
Имѣя въ сердцѣ мракъ, и тмою окруженъ,
Казался въ морѣ Царь печалей погруженъ;
Какъ бури, душу въ немъ сомнѣнья волновали,
Покоя сладкаго, ни сна не отдавали.
5 Звѣзда его судьбы на небѣ не горитъ,
Она, сокрывъ лучи, на Iоанна зритъ;
Ни воздухъ, ни земля тоскѣ его не внемлетъ,
И щастье томное у ногъ Монаршихъ дремлетъ;
Какъ камень, горести его тягчили грудь.
10 Прерывистымъ словамъ отверзъ въ печали путь:
О Боже! онъ вѣщалъ, коль гнѣвомъ Ты пылаешь,
За что напрасну смерть безвиннымъ посылаешь?
Моимъ знаменамъ въ слѣдъ пришли сюда они;
Коль казнь Тебѣ нужна, за нихъ меня казни!
15 Я воиновъ моихъ привелъ въ сiи предѣлы:
Бросай противъ меня молнiеносны стрѣлы!
Я старца мудраго совѣты пренебрегъ,
Который въ дерзости меня предостерегъ,
Се грудь, которая тщеславiе вмѣстила,
20 Надеждою себя и щастiемъ польстила!
Рази ее, рази! готовъ я казнь нести,
Когда чрезъ то могу моихъ людей спасти.
Вѣщая тѣ слова, повергся на колѣни,
И нощь кругомъ его простерла черны тѣни;
25 На перси томную склоняетъ Царь главу,
И зритъ во смутномъ снѣ какъ будто наяву,
Мечтается ему:… Что мракъ густый редѣетъ,
Что облакъ огненный, сходя на землю, рдѣетъ;
Сокрылись звѣзды вдругъ, затмилася луна,
30 Повсюду страшная простерлась тишина;
Багрово облако къ Герою приближалось,
Упало предъ Царемъ, и вскорѣ разбѣжалось,
Видѣнье чудное исходитъ изъ него:
Серпомъ луна видна среди чела его;
35 Въ десницѣ держитъ мечь, простертый къ оборонѣ,
Онъ видится сѣдящъ на пламенномъ драконѣ;
Великiй свитокъ онъ въ другой рукѣ держалъ,
Пророкамъ и Царямъ во славѣ подражалъ.
Строптивый Iоаннъ видѣнiемъ плѣнился,
40 И естьлибъ робокъ былъ, предъ нимъ бы преклонился;
Но взоръ къ нему склонивъ, вниманiе и слухъ,
Имѣлъ тревожный видъ, но не тревожный духъ.
Явившiйся Царю, бросая остры взоры,
Вступилъ въ пространные съ Монархомъ разговоры:
45 О Царь! вѣщаетъ онъ, имѣешъ ты вину
Токъ слезный проливать, пришедъ въ сiю страну;
Печали вкругъ тебя сливаются какъ море,
И ты въ чужой землѣ погибнешь съ войскомъ вскорѣ;
Погаснетъ щастiе, и слава здѣсь твоя,
50 Тебя забылъ твой Богъ, могу избавить я;
Могу, когда свой мракъ отъ сердца ты отгонишь,
Забывъ отечество, ко мнѣ главу преклонишь;
Такимъ ли Iоаннъ владѣньемъ дорожитъ,
Гдѣ мракъ шесть мѣсяцовъ и снѣгъ въ поляхъ лежитъ,
55 Гдѣ солнце косвенно лучами землю грѣетъ,
Гдѣ сладкихъ нѣтъ плодовъ, гдѣ тернъ единый зрѣетъ,
Гдѣ царствуетъ во всей свирѣпости Борей?
Страна твоя не тронъ, темница для Царей.
Отъ снѣжныхъ водъ и горъ, отъ сей всегдашней ночи,
60 На полдень обрати, къ зарѣ вечерней очи,
Къ востоку устреми вниманiе и взоръ:
Тамъ первый встрѣтится твоимъ очамъ Босфоръ;
Тамъ гордые стоятъ моихъ любимцевъ троны,
Дающихъ Греческимъ невольникамъ законы;
65 Тобою чтимые угасли олтари;
Познай и мочь мою, и власть, и силу зри!
Съ священнымъ трепетомъ тобой гробница чтима,
Подъ стражею моей лежитъ въ стѣнахъ Салима;
И Газа древняя, Азоръ и Аскалонъ,
70 Гефана, Виѳлеемъ, Iорданъ и Ахаронъ,
Передъ лицемъ моимъ колѣна преклонили:
Мои рабы твой крестъ, Давидовъ градъ плѣнили;
Не страхомъ волю ихъ, я волей побѣдилъ;
Ихъ мысли, ихъ сердца, ихъ чувства усладилъ;
75 Я отдалъ веси имъ, исполненны прохлады,
Гдѣ вкусные плоды, гдѣ сладки винограды;
Гдѣ воздухъ и земля раждаютъ ѳимiямъ;
Вода родитъ жемчугъ, пески златые тамъ;
Тамъ чистое сребро, тамъ бисеры безцѣнны;
80 Поля стадами тамъ и жатвой покровенны,
Полсвѣта я моимъ любимцамъ отдѣлилъ:
Богатый отдалъ Ормъ и многоводный Нилъ,
И поднебесную вершину Арбарима,
Отколѣ Ханаанъ и Палестина зрима;
85 Божественный Сiонъ, Израилтянскiй градъ,
И млекоточный Тигръ, и сладостный Ефратъ,
Тѣ воды, что Едемъ цвѣтущiй орошали,
Гдѣ солнечны лучи впервые возсiяли.
Въ вечерней жители и въ западной странѣ,
90 Меня пророкомъ чтутъ, приносятъ жертвы мнѣ;
Склонись и ты! склонись! я жизнь твою прославлю,
Печали отжену, и миръ съ тобой поставлю;
Я вѣтры тихiе на полночь обращу,
Стихiи на тебя возставши укрощу;
95 Украшу твой вѣнецъ, вручу тебѣ державы,
Достойны твоего вниманiя и славы;
Послѣдуй Царь за мной, дай руку мнѣ твою….
Недвижимъ Царь взиралъ, внимая рѣчь сiю,
Какъ вѣтрами вода, въ немъ духъ поколебался;
100 Молчать и рѣчь простерть къ видѣнью опасался,
Хотѣлъ главу склонить, но вдругъ на щитъ взглянулъ;
Померкнулъ щитъ! и Царь о старцѣ вспомянулъ.
Такое зрѣлище въ немъ пламень возжигаетъ,
Вспрянулъ, и мечь рукой дрожащей изторгаетъ,
105 Разитъ…. Въ единый мигъ померкнулъ воздухъ чистъ;
Ударилъ страшный громъ, возсталъ и шумъ и свистъ,
Блеснули молнiи, видѣнье преложилось,
И страшное Царю чудовище явилось,
Во мрачномъ облакѣ на воздухъ поднялось;
110 Какъ страшный змiй, оно въ три круга извилось;
Дышало мщенiемъ! Безбожiе то было;
И грозныя слова Монарху возтрубило:
Напрасно отъ меня ты чаешь избѣжать;
Стени! я знаю чѣмъ Монарховъ поражать;
115 Хоть нынѣ казнь твою свирѣпый рокъ отложитъ,
Но душу онъ твою и мысли возтревожитъ;
Спокойства сладкаго не будешь ты вкушать,
Ни брачною себя любовью утѣшать;
Владѣнiе твое во ужасъ превратится,
120 И будешь ближнихъ ты и подданныхъ страшиться;
Ты искреннихъ рабовъ безвинно умертвишь;
Своимъ ты имянемъ вселенну устрашишь;
Вельможи и народъ тебя возненавидятъ,
Тираномъ нарекутъ, въ тебѣ врага увидятъ;
125 Ты сына умертвишь!… Ударилъ паки громъ,
Сокрылось возстенавъ чудовище по томъ;
Оно въ подземныя пещеры отлетало,
А сердце храбраго Царя возтрепетало;
И мракъ сомнѣнiя по томъ развѣясь въ немъ,
130 Жестокимъ въ точности явилъ его Царемъ,
Целена ввергнула въ подобный страхъ Енея.
Вздохнулъ, и предъ собой увидѣлъ Царь Алея;
Вторичною мечтой приходъ его почелъ,
Онъ окомъ на него разгнѣваннымъ воззрѣлъ.
135 Алей задумчивъ былъ и рубищемъ одѣянъ,
По всѣмъ его чертамъ печаль какъ мракъ разсѣянъ;
Онъ слезы лилъ предъ нимъ, и Царь къ нему вѣщалъ:
Еще ли мало ты покой мой возмущалъ?
Предатель трепещи! теперь одни мы въ полѣ;
140 Бѣги, не умножай моей печали болѣ….
Ко Царскимъ въ трепетѣ Алей упалъ ногамъ,
И рекъ: не причисляй меня къ твоимъ врагамъ;
Благочестивыхъ я не уклонялся правилъ;
Былъ виненъ, но вину теперь мою исправилъ;
145 Однако нужнаго, о Царь! не трать часа,
Который щедрыя даруютъ Небеса,
Отважность иногда печали побѣждаетъ;
Тебя въ густомъ лѣсу пустынникъ ожидаетъ.
Тоскою удрученъ, когда я къ войску шелъ,
150 Онъ мнѣ тебя искать подъ древомъ симъ велѣлъ,
И мнѣ сiе вѣщалъ: Скажи ты Iоанну,
Коль хощетъ онъ достичь ко благу имъ желанну,
Да придетъ онъ ко мнѣ!… Во мракѣ и въ ночи,
Сiяли вкругъ его чела, о Царь! лучи.
155 Въ молчаньи Iоаннъ словамъ пришельца внемлетъ,
И тяжкiй стонъ пустивъ, Алея онъ подъемлетъ,
Тогда вскричалъ, Хощу для войска щастливъ быть;
И болѣе, хощу вину твою забыть:
Я жизнь мою тебѣ, Россiи жизнь вручаю;
160 А естьли вѣренъ ты, я друга получаю;
Довольно мнѣ сего! къ пустыннику пойдемъ,
Но повѣсть мнѣ твою повѣдай между тѣмъ;
Скажи, почто ты стѣнъ Свiяжскихъ удалился?
За чемъ ходилъ къ врагамъ, за чемъ въ Казань сокрылся?
165 И какъ обратно ты явился въ сей странѣ?
Будь искрененъ во всемъ, коль вѣрный другъ ты мнѣ.
Идущiй за Царемъ къ пустыннику лѣсами,
Отвѣтствовалъ Алей такими словесами:
О Царь! повѣдаю тебѣ мою вину;
170 Но стыдъ почувствую, отколѣ ни начну.
Когда не буду я вѣщать чистосердечно,
Да темна нощь сiя меня покроетъ вѣчно!
Да горы на меня кремнистыя падутъ,
И въ сей странѣ меня живаго погребутъ!
175 Сомнѣнья Царскаго Алей въ опроверженье,
Повѣдалъ о своемъ къ Казани приближеньѣ:
Представилъ прелести, Сумбекинъ льстивый взглядъ,
Обманы, хитрости, и шествiе во градъ;
Оно клонилося, вѣщалъ, къ единой цѣли,
180 Дабы оружiя напрасно не гремѣли,
И мира вѣчный храмъ желалъ я отворить,
Ордынцовъ безъ меча Россiи покорить.
Уже вражду мои совѣты потушали,
Но, рекъ онъ, замыслы успѣхамъ помѣшали:
185 Увы! которую сердечно я любилъ,
Я тою жизнь и честь едва не погубилъ.
Въ едину нощь, Алей стоная продолжаетъ;
Меня и мысль о томъ какъ громомъ поражаетъ;
Въ едину нощь, когда къ спокойству я прибѣгъ,
190 Когда на одръ я свой уединенъ возлегъ,
Увидѣлъ предъ собой невольника дрожаща,
Одежду бѣлую въ рукахъ своихъ держаща,
Котору будто бы трудясь наединѣ,
Сумбека, въ знакъ любви, отправила ко мнѣ.
195 Питая на ея усердiе надежду,
Дерзаю облещись во свѣтлую одежду,
Изъ рукъ подателя спѣшу ее извлечь;
Но внемлю страшную невольникову рѣчь:
О Царь! вѣщаетъ онъ, отринь сiе убранство;
200 Я помню и въ моихъ оковахъ Христiянство;
Я нѣкогда твоимъ рабомъ въ Россiи былъ,
Я вѣренъ былъ тебѣ, а ты меня любилъ.
О естьли, Государь! подаркомъ симъ прельстишься,
И имъ покроешься, то жизни ты лишишься.
205 Раба я познаю, и вѣрить не хощу;
Злословiю его свирѣпымъ взоромъ мщу;
Сей рабъ изъ рукъ моихъ одежду вырываетъ,
Онъ ею и главу и тѣло обвиваетъ.
Какой тогда я страхъ и ужась ощутилъ!
210 Невольникъ палъ, взревѣлъ, и духъ свой изпустилъ!
Велико для меня такое увѣренье;
Но могъ ли я имѣть къ Сумбекѣ подозрѣнье?
Весь дворъ позналъ о сей опасности моей;
Тогда вбѣжалъ ко мнѣ мой вѣрный другъ Гирей:
215 Спѣши отсель! спѣши! со трепетомъ вѣщаетъ,
Сагрунъ противъ тебя Казанцовъ возмущаетъ;
Сумбека ищетъ средствъ Алея отравить;
Османъ тебя грозитъ злодѣйски умертвить;
Бѣги отсель! уже Казанска чернь мутится;
220 Моею помощью тебѣ не можно льститься;
Я слабъ противу ихъ, и только то могу,
Что тайно отъ злодѣйствъ Алея собрегу,
Потомъ погибну самъ!… То слово грудь пронзило,
Оно стрѣлѣ меня подобно уязвило;
225 Окамененъ смотрю на друга моего,
И вдругъ въ объятiя кидаюся его,
И вопiю къ нему: Не йду, мой другъ! отсюду;
Пускай я жертвою моихъ злодѣевъ буду!
За что тебѣ страдать? живи! мой другъ, живи!
230 Да злобу утушитъ Казань въ моей крови.
Незапно слышится волненiе народно;
Погибнуть я хотѣлъ изъ храма неизходно;
Спасай себя! спасай! Гирей мнѣ съ плачемъ рекъ,
И силою меня подъ мрачный сводъ повлекъ.
235 Когда наполнился Сумбекинъ дворъ народомъ,
Провелъ меня Гирей изъ града тайнымъ ходомъ,
И скрылся отъ меня…. Унылъ, окамененъ,
Я шелъ, бiя себя во грудь, отъ градскихъ стѣнъ;
Вручилъ я жизнь свою на произволъ судьбинѣ,
240 И долго странствовалъ по дебрямъ и въ пустынѣ;
Зри рубища сiи, и бѣдность зри мою!
Пустынникъ нѣкiй далъ одежду мнѣ сiю.
Коль поздно хитрость я Сумбекину примѣтилъ!
Страхъ гналъ меня отъ ней, я страхъ на Волгѣ встрѣтилъ.
245 Пловущихъ войскъ твоихъ опасность я узрѣлъ,
Топила ихъ вода, предъ ними громъ гремѣлъ;
Отъ волнъ и отъ небесъ гонимыя страдали,
Въ нихъ пламень съ береговъ враги твои кидали;
Твоимъ воителямъ спасенья нѣтъ нигдѣ:
250 Смерть видятъ на земли, смерть видятъ на водѣ!
Теку на помощь къ нимъ, прошу, повелѣваю,
Къ Ордынцамъ вопiю, къ Россiянамъ взываю;
Смирилися враги, и буря и вода.
По томъ склонилъ мое стремленiе сюда.
255 Я зналъ, что воинство отъ глада изтлѣвало,
И воздухъ васъ мертвилъ и солнце убивало;
Врачебную траву и пищу вамъ принесъ.
Но только я вступилъ въ дремучiй близкiй лѣсъ,
Тамъ старецъ нѣкакiй предсталъ передо мною,
260 Онъ есть свиданiя съ моимъ Царемъ виною….
Полстадiи прешли бесѣдуя они,
И видятъ межъ древесъ сверкающи огни,
Къ которымъ спутники чѣмъ ближе подвизались,
Тѣмъ далѣе огни отъ оныхъ уклонялись:
265 И вдругъ склубившись ихъ къ пещерѣ привели:
Лежаща старца тамъ на камнѣ обрѣли:
На персяхъ у него какъ ленъ брада лежала,
Премудрость на его лицѣ изображала;
Священну книгу онъ, чело склоня, читалъ;
270 Увидя предъ собой пришельцевъ, бодръ возсталъ.
Прiятнымъ воздухъ весь наполнился зефиромъ,
И старецъ рекъ Царю: Гряди въ пустыню съ миромъ!
Какъ въ солнечныхъ лучахъ играюще стекло,
Покрылось Царское веселiемъ чело:
275 Но стыдъ при радости въ лицѣ изобразился:
Сiяньемъ озаренъ, рукою онъ закрылся,
Позналъ во старцѣ онъ пустынника сего,
Который въ путь нейти увѣщавалъ его,
И щитъ ему вручилъ; онъ рекъ: взирать не смѣю,
280 Я сердца чистаго, о старче! не имѣю;
Сумнѣньемъ и тоской терзается оно;
Твое свѣтло какъ день, мое какъ нощь темно,
Могу ль бесѣдовать?… Душевну видя муку,
Пустынннкъ простиралъ ко Iоанну руку,
285 И возвѣстилъ ему: печаль твою забудь,
Примѣромъ мужества главамъ вѣнчаннымъ будь,
Ты крѣпостью своей, терпѣнiемъ, бѣдами,
Какъ злато чрезъ огонь, очистилъ духъ трудами;
Но паче тѣмъ себя во славѣ утвердилъ,
290 Что льстящую тебѣ фортуну побѣдилъ;
Безбожiе ты зрѣлъ подъ видомъ Махомета:
И естьли бы его не отженилъ совѣта,
Тебя бы страшный громъ мгновенно поразилъ,
И въ бездну вѣчныхъ мукъ на вѣки погрузилъ.
295 Теперь противъ страстей возставъ какъ храбрый воинъ,
Небесъ вниманiя и славы ты достоинъ;
Они велѣли мнѣ гремящею трубой,
Твой разумъ испытать, бесѣдуя съ тобой:
Се каменна гора, се поле передъ нами;
300 Тамъ видишь ты стези усыпанны цвѣтами;
Зефиры царствуютъ, утѣхи видны тутъ;
Подъ тѣнью мачтовыхъ древесъ они живутъ;
Безцѣнны бисеры идущимъ предлагаютъ,
Вѣнцы на нихъ кладутъ, въ нихъ страсти возжигаютъ;
305 Которы наконецъ преобращаясь въ ядъ,
Изъ сихъ прекрасныхъ мѣстъ влекутъ идущихъ въ адъ.
Гора является ужасною въ началѣ,
Но страховъ меньше тамъ; чѣмъ ты возходишь далѣ:
Тамъ встрѣтишь пламенемъ зiяющихъ змiевъ;
310 Висящiя скалы, услышишь звѣрскiй ревъ;
Стези препутанны, какъ верви, кривизнами,
И камни сходные движеньемъ со волнами,
Когда вниманiемъ не будешь подкрѣпленъ,
Падешь въ развалины разбитъ и ослѣпленъ.
315 Но естьли твердости душевной не погубишь,
По долгомъ странствiи труды свои возлюбишь,
Увидишь вскорѣ ты небесный чистый свѣтъ!
Во храмъ пророчества твой Богъ тебя зоветъ,
О Царь мой! избирай изъ двухъ стезю едину,
320 И знай, что я тебя на трудной не покину.
Какъ нектаръ Iоаннъ въ бесѣдѣ сей вкушалъ;
Взявъ руку старцеву къ горѣ онъ поспѣшалъ,
И рекъ: Иду съ тобой на твой совѣтъ въ надеждѣ;
Но сей хотѣлъ склонить ко сну Алея прежде,
325 Дабы единый Царь позналъ судьбу небесъ:
Напитокъ нѣкакiй сопутнику поднесъ,
Который силы въ насъ тѣлесны ослабляетъ,
И вдругъ у дна горы Алея усыпляетъ.
Царю пустынникъ рекъ: Иди, и буди смѣлъ!
330 По томъ на крутизну горы его повелъ;
По дебрямъ провождалъ, держа его рукою,
Въ немъ силы ободривъ бесѣдою такою:
О Царь! вѣщаетъ онъ, себя ты ввѣрилъ мнѣ,
Во мрачной сей нощи, въ незнаемой странѣ;
335 Сумнѣнiемъ твоей души не возтревожилъ,
И тѣмъ вниманiе мое къ тебѣ умножилъ;
Я дружество тебѣ взаимно докажу;
О имени моемъ, о званiи скажу:
Познай во мнѣ того, которому гонитель,
340 И ближнiй сродникъ былъ, усопшiй твой родитель;
Я тотъ, котораго онъ презрилъ родъ и санъ:
Я есмь нещастливый пустынникъ Вассiянъ [11],
Но горести мои и слезы я прощаю,
И сыну за отца любовью отомщаю;
345 Не онъ мнѣ былъ врагомъ, враги мои льстецы,
Преобращающи въ колючiй тернъ вѣнцы;
Я былъ гонимъ отъ нихъ. За слезы и терпѣнье,
Душевное теперь вкушаю утѣшенье;
И естьли слушаетъ Господь молитвъ моихъ,
350 Враговъ моихъ проститъ; молюся я за нихъ.
Мнѣ рай, душевный рай, въ пустынѣ отворился;
Я тридесяти лѣтъ въ пустыню водворился;
Здѣсь плачу о грѣхахъ мiрскихъ наединѣ;
Нѣтъ злата у меня, чего бояться мнѣ?
355 Тѣ, кои приключить мнѣ бѣдство уповали,
Тѣ злобствуя, мнѣ жизнь святую даровали…
Гряди! мужайся Царь!… смотри на сихъ змiевъ;
Они, срѣтая насъ, обуздываютъ гнѣвъ;
Здѣсь камни дикiе устроились вратами,
360 Широкiй путь отверзтъ идущимъ тѣснотами;
Кремни содѣлались зеленою травой;
Се награждается, о Царь! мой трудъ и твой;
Пойдемъ!… Идущiе всѣ силы вновь подвигли,
И горныя они вершины вдругъ достигли.
365 Уже по розовымъ они грядутъ цвѣтамъ;
На самой вышинѣ строенье зримо тамъ:
Не марморомъ оно, не кровлею златою,
Оно гордилося прiятной простотою;
Развѣсисты древа стояли близь его,
370 Зеленый зрѣлся холмъ подпорой у него;
Тамъ нѣжилась кругомъ роскошная природа;
Во зданiе сiе не видно было входа.
Водимый тако Царь пустынникомъ, молчалъ;
Но духомъ возмущенъ, смутился и вскричалъ:
375 Я чувствую тщеты со трономъ сопряженны;
Колико предъ Царемъ пустынники блаженны!
Какъ тихая вода, ихъ сладкiй вѣкъ течетъ;
Хощу въ пустынѣ жить! стоная Царь речетъ;
Или, о старче! вынь изъ сердца смертно жало,
380 Меня видѣнiе которымъ поражало;
Оно напастiю грозило мнѣ такой,
Которая уже отъемлетъ мой покой;
Открой судьбину мнѣ! Взглянувый кроткимъ взоромъ,
Пустынникъ ободрилъ Монарха разговоромъ:
385 Уединенiя желаешь ты вотще;
Ты долженъ царствовать до старости еще;
Судьба, которую ничто не умоляетъ,
Короны бремя несть тебя опредѣляетъ;…
Угрозъ сердитаго видѣнья не забудь;
390 Коль хощешь щастливъ быть, Царемъ правдивымъ будь.
Но трудно достигать намъ тайности небесной,
Доколь мы плотiю одѣяны тѣлесной;
Превѣчную судьбу отъ смертнаго очей
Сокрылъ на вѣки Богъ во глубинѣ ночей.
395 Сiяньемъ окруживъ Царя, сiе вѣщаетъ,
И духомъ онъ его на небо возхищаетъ,
Гдѣ животворный огнь, какъ свѣтлый токъ течетъ;
Градъ Божiй указавъ, Вассьянъ Царю речетъ:
Здѣсь пламенны стоятъ во мракѣ Херувимы
400 Стрегущи дверь судебъ, и имъ судьбы не зримы;
Превыше сихъ, гдѣ звукъ небесныхъ слышенъ лиръ,
Неосязаемый, но чувственный есть мiръ;
Сей мiръ блистательный, прiятный и нетлѣнной;
Есть въ Духѣ Божiемъ чертежъ всея вселенной;
405 Тамъ солнца нѣтъ во дни, и нѣтъ луны въ ночи,
Но вѣчно тамъ горятъ Всевышняго лучи.
Се! зришь обители, которыя Содѣтель
Устроилъ, гдѣ вмѣщать священну добродѣтель;
Селеньемъ Ангельскимъ сiи мѣста зовутъ,
410 Нетлѣнны въ храминахъ нетлѣнныхъ здѣсь живутъ:
Которы Бога чтутъ, пороки отметаютъ,
Тѣ скоро въ сей предѣлъ по смерти возлетаютъ.
Здѣсь предка твоего Создатель помѣстилъ,
Который полночь всю крещеньемъ просвѣтилъ.
415 На третьемъ небеси Владимиръ обитаетъ,
И Божiй видя ликъ, восторгомъ духъ питаетъ.
Се! Ольга мудрая, прiемля горнiй свѣтъ,
Въ безсмертныхъ радостяхъ съ безплотными живетъ;
Превыше всѣхъ планетъ и движимаго неба,
420 Къ веселiямъ вознесъ Господь съ Борисомъ Глѣба;
Се! храбрый Александръ, включенъ въ верховный санъ;
Се! общiй сродникъ на
