Николай Векшин - Небесная канцелярия (сборник)

Октябрь. Итог. Занудный графоман,
Без юмора, вне лирики, убогий,
Он вкус свой постный, словно кашу нам
Пихает так торжественно и строго,

Что хочется спросить его: ты – кто?
Откуда столько спеси и апломба?
Внук Пушкина? Племянник Мирабо?
Иль террорист с гранатою и бомбой?

И почему все мнения твои,
Столь плоские, что аж воротит скулы,
Считаешь интересными другим?
Ведь сам ты бездарь. Хоть тебя раздуло

От непомерной важности и слов,
И лик твой на серьёзность претендует,
Но выпирает суть и дух ослов,
Которые в Стихире торжествуют.

И если бред, фигню и грязный мат
Ты рецензируешь, как истый литератор,
То я скажу: иди-ка лучше в зад!
Ты не поэт, а дрянь, мистификатор.

Да, я клоун, паяц. Ну и что же?
Но зато не хожу с кислой рожей.
Из себя я не строю Шекспира,
Не рыдаю в конвульсиях с лирой.

Ну, а вы маршируете шагом
Под халтуры позорнейшим флагом.
Хоть вы члены (различных союзов),
Но безлико-сера ваша муза.

Я, шутя, развлекаю поэтов,
Дурь ища средь великих куплетов.
Сам пишу, как хочу, без оглядки.
И со смыслами рифм всё в порядке.

Вы – всегда в большинстве и едины.
Все – в наградах. И непобедимы.
Удушить вы хотите Стихиру.
Злобный хай – ваш ответ на сатиру.

Но летят мои крепкие стрелы,
Хоть без яда, а точно по целям.
Я один в поле воин? Не важно.
Я – как ГОСТ-ОТК эпатажный.

Ваша кодла – сплочённей ОМОНА.
Круговая у вас оборона.
От пародий моих вас корёжит.
Так пишите получше! (кто может).

О, женщина! Ты – свет и луч надежды.
Ты – радость жизни, цель и даже смысл.
Когда снимаешь ты свои одежды,
Я лишь одну лелею в теле мысль.

И эта мысль пульсирует не в мозге.
Ведь мозг собою чувства тормозит.
В любви совсем не важен этот орган.
Тут правят страсть и обнаженный вид.

Без женщин невозможно ни влюбиться,
Ни сочинить прекрасный мадригал.
Без них не смог бы я на свет родиться!
Поэтому жениться не устал.

О, женщина! Тебя я прославляю!
Перед тобой я голову склонил.
Читая эти строки, ты рыдаешь?
Итак, мой стих тебя собой пленил.

Один капитан, закаленный штормами,
Любивший свободу и ром,
Решил отдохнуть и найти в океане
Спокойную гавань и дом.

Вот прямо по курсу – таинственный остров.
Фрегат быстро в бухту вошёл.
Чудовищ не видно. Тут рай будет просто.
О, счастье: искал – и нашёл!

Но кто там вдали одиноко маячит
На диком пустом берегу?
В бинокль девица видна! Это значит:
Она ожидает судьбу.

В волненье и спешке, мечтая о встрече,
Прибавил узлов капитан.
И врезался в рифы. Какая беспечность!
Хоть вроде был трезв, а не пьян.

Погиб морской волк, не добравшись до цели.
Как жалко, что он утонул!
Три слова до девушки лишь долетели:
«Пипец!», «караул!» и «буль-буль…»[1]

Когда я слышу цокот каблучков,
То в предвкушенье сладко замираю.
А вдруг – красавица? И, если без очков,
Глаза таращу: где ж она такая?

Рассудок вдруг подсказывает: стоп,
Не торопись! Ведь вид и суть различны;
Не трепещи, не будь как остолоп;
Веди себя достойно и прилично…

И вот – она! В натуре – предо мной.
Высокий класс! Реально: как богиня!
И я сражен. И словно сам не свой.
И даже рот восторженно разинул.

Мне наплевать, что в голове у ней,
Быть может, вакуум иль куча тараканов.
Да и вообще: чем женщина глупей,
Тем меньше шансов, что она обманет.

Среди темных аллей вдалеке от несчастной России
Я по берегу Сены шагаю неспешно и важно пешком.
И прохожие смотрят и смотрят мне пристально в спину,
Но не в курсе они, что ведь я диссидент и поэт (и известный притом).

За стихи, что писал я в дыму и на кухне былых коммуналок,
Мне Советская власть припаяла жестоко тюремный Сибирский острог.
И в суровой тайге среди урок-уродов на зонах лесоповалов
Я на звёзды смотрел и вмещал постепенно все смыслы меж строк.

А когда отпустили меня наконец те глупцы, дураки-коммуняки,
Я известным стал в мире, как гуру, поэтом великим на шаре земном.
И в Стокгольме меня короли принимали с улыбкой в моднючейшем фраке.
И обмыл я награду прекрасным французским вином (и шампанским игристым потом).

А когда я закончил свой тернистый жизненный путь и забыт был Парижем,
И на кладбище где-то улёгся средь знатных и прочих различных людей,
Мне берёзы России остались (вот странно!) немножечко капельку ближе,
Чем Монмартр и Пигаль, наводнённые кучей бездушных лядей.

Никогда не забуду вечернее небо.
Оглушенный пожаром зари,
Я глаза приоткрыл (то ли быль то ли небыль?)
И увидел в заре фонари.

Я дремал в глубине опустевшего зала.
Пела скрипка. Зажглись фонари.
Я был в позе хорош. И отпил из бокала.
Как на небо попал для любви!

Ты взглянула. Я тоже взглянул, тоже дерзко.
И, отвесив надменный поклон,
Я тебе улыбнулся. Ответила резко:
«Ты еще не поэт, хоть влюблён».

И синхронно заныли певучие скрипки.
Исступлённо по сердцу скрипя.
И презренье твоё было лучше улыбки.
И дрожала рука у тебя.

Ты рванулась не к небу, поскольку не птица,
Ты прошла. Ну, а я, задремавши, заснул.
И дыхнули духи. Тут же я сквозь ресницы
В твоём шёлке почти утонул.

Ты мне взоры бросала. Бросая, кричала:
«Ах, мой друг, я желаю любви!»
Где-то скрипка стонала. И ты мне сплясала.
И визжала: «Ты – мой визави!»

Вселился как-то в поэта с годами бес.
Тестостерон в крови по весне взыграл.
И вот (непроизвольный мужской рефлекс!)
Себя султаном он чувствовать сразу стал.

От женщин разных, ну, просто отбою нет.
Такие страсти вокруг и внутри кипят,
Как будто крон-принцем он стал 18-ти лет.
Восторженно дамы аж в очереди стоят.

И всех зазноб в гарем принять поэт порешил.
Созвал гостей. И устроил шикарный пир.
Три дня он как следует ел и неслабо пил.
И хором пели невесты: «Ты секс-кумир!»

Но вот настала пора перейти от словес к делам.
Разделись дружно все жёны и стали в ряд.
Но не случился с поэтом тот самый рефлекс для дам.
Мораль: не хапай жадно всех баб без разбору подряд!

Ежли хочется жениться,
Ето вам не в бане мыться.
И какой бы ни был гений
У своих стихотворений,
Но на Музу просто так
Не запрыгивай, дурак!
Не насилуй смысл и рифмы.
Метром меряй биоритмы.
И держи пред ей фасон,
Коль не враг и не масон.
И тогда она (вся – «ню»)
Не воскликнет «мать твою!»

Тикают часики, тикают,
Резво секунды бегут.
Пальцы по клавишам кликают.
Рифмы рождаются тут.

Слово за слово цепляется.
Стих сочиняется сам.
Вроде уже получается.
(Восемь минут, по часам).

Много стихов – это радостно.
Книгу потом бы издать…
Дни пролетают так благостно!
Жаль, не воротятся вспять…

Скрипочка где-то пиликает…
Стрелка по кругу ползёт…
Тикают часики, тикают…
Так моя жизнь и пройдёт…

Как чувства в килобайты мы вложили!
Как стонем в виртуальных миражах!
Как слёзы распустили по Стихире,
Да и по Прозе! Человеки! Ах!

Цените музыку за нежность.
Дышите глубже. И тогда
Аж стены рухнут. Неизбежно
Оркестры рушат города.

Храните свою честь
В объятиях страстей!
Как много мушек есть
И бабочек-людей!
Паук раскинул сеть.
Люби, пока живешь!
Запрятавшись в траву,
К себе любовь влечешь.

Как важно нам не залететь
Под Новый год в свои ошибки!
И так шампанское налить,
Чтобы у всех цвели улыбки!

Так не будь же ёлочкой!
В кактус превратись!
Схватит – и уколется.
Легче станет жизнь.

О, сколько же нас пропадает – мужчин!
Любите нас, дамы, любите!
Мы женщин и жен обожаем. Причин
Для тревог нет. Поймите!

Чтобы не влипнуть в историю с гриппом,
Не задохнуться ни хрюком ни хрипом,
Кушай чеснок, не живи средь свиней
И не пируй в окруженье лядей.

Весна – зимой! О боже мой!
Меня загложило тоской.
Держу весну я в кулаке
И душу отдаю тоске.

Снегурочка дымила сигаретой.
А Дед Мороз был пьяный, не одетый.
У ёлки прыгали они такой толпой,
Что гости разбежалися гурьбой

Скачут в поле зайчики, выпивши чуть-чуть.
Расшалились глупые. Вот мужская суть.

Рифмуй 17 и 17!
Стандарт везде. Не паникуй.
Не в сантиметрах дело, братец.
А со штанами не балуй!

Страх ласкал моё тело.
Через фазу вливаясь,
Песню я выпевала,
Выпивая, признаюсь.
Феромоны и гены
Это хмельные сласти.
И настало безумье
Офигительной страсти.

Снега здесь не выпросишь летом иль зимой.
И снежинка тает в памяти со мной.
В Греции кокосы с пальмами стоят.
Нету тута ёлочек! Где ж мой снегопад!?

Стучится мысль. Тут-тук! Войдите!
А в доме нету никого.
Но кто кричал? Запрет снимите
С живого трупа. Как легко
Шагает он дорогой млечной!
Лучится ложь. Финал грядёт.
Когда стихи слегка беспечны,
К беде неопытность ведёт.

Бежит по воде, как Христос, чья-то жрица.
По самые груди ей плещет водица.
Рыдает, стенает, клянет всё и вся.
Рабыня любви? Просто секса дитя.

Не был я в Молдове.
Где-то слышен чмок.
Плохо в Кишинёве.
Стонет паренёк.
В интернете губы
Не нужны совсем.
В самолёте Люба.
Я её хотел.
Не рыдай, Марина!
Я лечу к тебе!
И во сне перина
Помогает мне.

Пронзает нас ветер стервозно,
Аж слёзы струятся из глаз.
Морозец нас щиплет. Но всё же
Весна заливается в нас!

Вспоминая тебя, я люблю.
Разлюбить я тебя не могу.
Я мосты все сожгла от любви.
Вспоминаньем мне дверь не сожги!

Север, север, северок.
Сколько мыслей между строк!
Дым идёт из всех щелей.
Есть вино? Налей и пей!
Тут навалом медведей.
Средь тайги полно зверей.
Слышен звонкий голосок:
«Пусть удавится хорёк!»

Дерево я дерево,
Хоть и не бревно.
Попа закурчавилась.
Стих нырнул на дно.

Приходи, когда я трезвый,
Приходи, когда я пьян.
Разбуди меня, любезный,
Мой постельный капитан!

Вот ты окончил школу. Еще ты не женат.
Тебя призвал призывно к себе Военкомат.
В вагоне от любимой письмо ты получил.
И автоматом сердце нечайно прострелил.

Новый год! Новый год! Новый год!
Из меня этот стих прямо прёт!
Я киплю, я горю от любви!
Вот такой я поэт. Се-ля-ви.

Зашифровавшись от седых волос,
Я лысину потвёрже закаляю
И из клубка тяну такой вопрос,
Что плохо мысль без водки понимаю.

Шагают к нам осенние дожди,
Как «лексус» набирая обороты.
К тому ж они красивы. Жди их, жди!
Поэты без надрыва – обормоты.

Дружок напишем через «е»,
А лучше – через «ё», для Будды.
Белок растает. И Звезде
За это малость стыдно будет.

Давно завис я у экрана.
Ну, на фиг сдался почтальон!
Дождит в стихах среди тюльпанов.
А я по рифме – чемпион!

Уходя, уходи. А ушел – не сиди и не бегай,
Не шагай, не бреди. Раз пошел – то тогда и иди.
Уходя не уйдешь, коль скакал, быстро полз или ехал.
Уходящий в ходулях идёт всё равно по пути.

В проекте ДНК реально, зримо,
Абстрактно, как часы в бреду Дали.
Так чётко раздробилась перспектива,
Что чувства захлебнулись в бытии.

Канителью сплетясь, отгорели все годы.
Зачеркнув календарь, в Новый год я иду.
Карандашик держу для стиха и невзгоды,
А мой глупый синяк – вот, у всех на виду.

А если не стал джедаем
И пламень в ночи протух,
То будешь, крича, читаем,
Побрит, не забыт и вокруг!

Дерзко впиваются в нас очумелые зверские мошки.
Мы не начнём целоваться, средь ягод туманных раздевшись.
Хватит с меня и горчинки твоей щекотливой ладошки.
Чтоб не замерзнуть, летим мы, как пули, у ели согревшись.

Ветер приласкает занавеску.
Луч от солнца постучится в дверь.
И перчатка, брошенная дерзко,
Из объятий кинет на дуэль.

Не слабая Алиса: накушавшися маков,
Взлетела аж на крышу, вдруг крылья распахнув,
Сонеты совершая, в не глаженой рубашке…
И вырастать не хочет, чудя себя саму.

Любовь убивает порою
Страшней, чем любой пистолет.
Под снегом цветочки отрою
И снова – весенний букет!

В огонь забросивши учебник,
Спустился к людям маг-волшебник
И запалил в стихах пожар,
Чтоб заработать гонорар.

О, руки побывавшие в Геенне!
Семь раз они ныряли в крике лет.
Тут призрак в сумраке мелькает, как гиена.
Проклянь любовь, поскольку она – бред.

Если бы стишок твой стал могучим,
Слаще первородного греха,
Рвущим сердце, роковым и жгучим,
Сладким, как надежда иль халва,
То тогда любезница младая,
Кротко вдруг вниманьем одарив,
Так любезно сыпала б словами,
Что с небес упал метеорит.

Так пропитавшись и в стигматах вся,
В обугленный грошовый свой мобильник
Она забила 33 гвоздя.
И он бесплатным стал.
Любовь всесильна!

Обнявши за сердце, держите его!
Оно перестанет встревожено биться.
О счастье! Сиянье звезды – для него!
Богатство друг другу лишь может присниться.

В звездопад даже звёзды срываются с неба.
Отзвездившись, у звезд отпадают сердца.
Зажигаются звёзды звездящим куплетом.
Превратилась в гранит или бронзу звезда.

Где б найти цыгана жизнь перевернуть?
Кто бы мне копыта подковал чуть-чуть?
Кто б отконопатил? Кто бы пригубил?
Я б его в кибитке страстью утолил.

В созвездии Альфа-Центавра
Нашел я свою Андромеду.
Она изменяла мне с мавром
На синей кровати планеты.
Я сжег их обоих пульсаром —
Сверхновой и яркою вспышкой.
Горю, как комета, не даром
В Галактике плеч, где Всевышний.

Когда идёшь, идёшь по головам,
Надев на тело шкуру волчью, не овечью,
То угодишь не в храм, а прям в капкан,
Который эту шкуру покалечит.

В чаще лесной заблудилася бедная,
Принца призывом ища.
Только медведи и волки по следу шли,
Брюхом голодным урча.

Усмиряя свои желанья,
Напишу я стишок про грех.
И мои от любви стенанья
Пусть веселый разбудят смех.

Твоя походка – это гавань.
А в эту гавань я вхожу.
И торжествует мирозданье.
А я потом слегка грущу.

От Козерога – восхищенье Козерогу!
Чекань зимой без слякоти дорогу!
Под водку сочиняя свои песни,
Будь правдолюбцем – и суровым, и прелестным.

Тут пыл и страсть желанья непонятны,
Невнятны также фабула, и смысл.
Коль в спешке распахнул свои объятья,
То не кричи, за импульс подержись.

Когда безнадёга затопчет ногами,
А мысли дурацкие душу раздавят,
Тогда ухмыльнись, пошути, улыбнись —
И станут прекрасны и мысли, и жизнь!

От контрольного выстрела в сердце
Всё нутро зазвенело упруго.
Захлебнувшись нежнейшей мукой,
В спячку впала я словно муха.
Мендельсон не кричит как чайка.
И в предвкуссии криков истошных
Я, как вишня гурманов, тоже
Исчезаю в тумане диком.

Муравьем поползла проститутка по коже.
Как сладка у нее украинская попка!
Я рычу, разрывая истому. И рожей
Проникаю туда, где, естественно, жутко.

Поскользнувшись на масле, свалюсь я на рельсы трамвая.
Кровосток мой зальет по секундам хребет и хвостатый подбой.
И кинжальность судьбы, уцепивши бессонницу стансов (я знаю)
Смехотворно утащит на дно, как лягуху. В ресницах наступит покой.

Вчера я умер, а надысь – родился.
Душа продрогла. Ты – дала тепло.
Как хорошо, что я не застрелился
Чрез срез судьбы! Живу я хорошо.

Как поцелуй сжигает плоть и душу!
Как нежно обнимать приятно труп!
И с ним вдвоём – шагнуть на рифы, прямо с суши!
И криком чаек задушить финальный путь!

Когда потеряны все ноты,
Гитара, кудри, юность, клуб,
Тогда сынков рожай, чего там!
И пусть поможет в этом друг.

Пылает горький мёд. И небо в бархатинках.
Узор штурмует небо, мерцая, как ноктюрн.
Клеймо разлуки жжёт. И очень жмут ботинки,
Где аппарель с апрелью. А спинки это – сюр.

Возьму кувшин с вином игристым
И выпью всё до дна, чтоб чисто
Омар Хайямом как бы стать
И деву по ночам лобзать.

Конец страданьям-испытаньям!
Хоть чемоданы все в слезах,
Пора прощаться. Расставанья
Смешны для звёзд на небесах.

Поэту 5 тысяч не платят обычно;
Он нищ, словно бомж: в кошельке – ничего.
В экстазе стишки он слагает публично.
И лишь пародист зашибает его.

Звереют бабы без стихов.
Еще хужей – без мужиков.
Друзья не ходят на обед,
Где кормят словом без котлет.

Я скучаю о счастье, его собираю я в горсть,
Как корабль плывя к поездам на уютный вокзал.
И, как нищий несчастный хочу, чтобы сбылся тот гость,
Что меня без усилий в стихах, как дурак, обогнал.

Друг мой, коллега и рифмы взрезатель!
В жертвенный холод у звёзд отзвездись!
Не виноватый пред бездной ваятель!
Плакать не надо. Да здравствует жизнь!

Я с будильником грешил,
А жена – с подушкой.
Между нами не лады.
Где ж моя подружка!?

В выходные он – на огороде,
Взращивает лоно и рябину.
Ну, а в будни он – на телефоне,
На Елене, Ире и Марине.

На полянке, искавши любовь, лепестки ты цветов отрывала.
Так лишь время своё понапрасну беспечно теряла.
Миражи ты среди огоньков вдалеке созерцала.
Так чего ж удивляться? Поэтому ты и скучала.

Крестьянин ест тот самый хлеб,
Который сам пахал.
А чем питается поэт,
Что облако вспахал?

Когда цветеньем озарят глаза письмо
И свечи позальёт святой слезой,
Тогда я повторю тебе одной:
Родная! У тебя одно крыло!

В мираж влюбившись, не шагай, а смело прыгай!
Ведь пропасть перешагивать – абсурд.
И из мечты – в реальность тело двигай.
Тогда любовь не будет 5 минут.

По ночам ты не спишь, ведь изранена вся.
Ноет сердце и колется льдинка.
Так зажарь же однажды в духовке гуся
И на пир пригласи половинку!

Она – с зубилом и кайлом,
С кувалдой и лопатой.
А он – с бутылкой и пойлом,
Ведь он на них женатый.

На полке волком воет славный мишка,
Отдавший за день всё своё тепло.
За дверью возится неплюшевая мышка.
Ох, как же им обоим тяжело!

Растеряли ангелы все перья.
Пылью запорошена стезя.
Но назло тоске и прегрешеньям
Не трудиться крыльями нельзя.

Вопрошая и ножками дрыгая,
Прыгну в классики я, носом двигая.
Классицизмом сравняюсь я с Пушкиным
И – у барышень стану всех лучше я.

Душа под дождиком намокла.
В бокале выпито вино.
Рояль молчит. Погода сдохла.
Бетховен позабыт давно.
Сосульки. Каверзные мысли.
Слезинки капают на грязь.
И все фантазии прокисли,
Средь слов по нотам расплодясь.

В моих планах – на крыльях весна!
Я пою, разбегаюсь, танцую,
Невпопад улыбаюсь со сна
И стишки про февраль не малюю.

И хулу, и хвалу и халву
Я срифмую тут, как иностранец.
И в золу Азнавур на балу
Обещанья засунет свой танец.

Пишу стихи на Стихи. ру
Почти как Пушкин.
Ну, а похвалят, напишу
Ещё получше.

Влюбившись в поэта, рехнулась девчонка:
Забросила мужа, детей и свекровь.
Родила она бы еще пострелёнка,
Тогда бы забыла про эту любовь!

Поздравляю стихирянок, стихирянов, стихирян
С юбилеем долгожданным своей рифмой без изъян.

Я Судьбе благодарен в безумных греховных припадках.
Благодарен Судьбе за Судьбу, рикошет и волшбу.
И моя благодарность Судьбе и тебе в ожиданьях
Так волнительна, что весь я в блаженстве пишу.
Я слагаю стихи так искусно, умело и столь вдохновенно,
Изливая свой сонм нежных чувств от любви в виртуал,
Что Судьба благодарно в ответах ответит ответом,
Чтоб я двигался дальше, хоть всуе, но весь – в идеал.

Сначала – в ванной порыдать,
Потом – зерно словес клевать,
Затем – таблеток пожевать
И – гимн об этом написать.

Посланница небес! Незримая царица!
Ты серой головой затмила путь небес!
Объятья ты раскрыла пииту, песен жрица!
С мольбою (не с проклятьем) в страницу я залез.

Вся наша жизнь поставлена не раком.
Большевики с «Аншлагом» не причем.
А те, кто грабил и страну затр@хал,
Язык мотают в телек ни о чем.

И, охренев от бездны звёзд,
Одна рыдала я до слёз.

Котлет наевшись до отвала,
Я никуда не полечу.
Меня ведь не опустит мама.
И сам я тоже не хочу.

Мурашки по коже бежали.
Ходил по пятам пародист.
И рецки там бойко шныряли,
И мозг был и ветрен, и чист.

Одевайте, братцы, сапоги!
(От дождей полезно для ноги).
Ну, и ежли дождик всё дождит,
Знать, весна нам по окошечку стучит.

Мы претворялись так искусно,
Что притворяться не пришлось.
Умом – в эпохе. В хмельном чувстве
Нам трезво жить не довелось.

Мечты о счастье растворились быстро.
В претензию засунув алгоритм,
Руби слова о квоте с тортом в искры!
О, как же сладок нам комфорт и стихоритм!

Мораль отсюда следует такая:
Не любишь мужа – сразу уходи.
А уж потом, зализывая раны,
Себе младенцев сколько хошь роди!

Стань кузнецом! Себя подкуй!
Свой стих лихой в броню закуй!
Влетай, хоти, храни, ликуй!
Ну, а с любовью не балуй.

И, наклюкавшись виски, укутавшись в плед,
Станут греть они жарко друг друга.
И растают на крыше сосульки и лёд.
Ведь мечта воплотилась в подругу!

Бедный Ангел! Разверзлись стенанья.
У поэтов-пророков нет строк.
Как жестоки стигматы страданья
Среди рифмы без крыльев и ног!

Умом тут не понять и сердцем не измерить.
Из вечности сигнал взирает на судьбу.
Закончился февраль. И в марте наслоений
Я свой сундук беру и барахло трясу.

Кошке обувь ни к чему весною,
Ибо на осину в сапогах
Не залезешь. А барбос пусть воет;
Перед кошкой полный он дурак.

Я вспоминаю Ваше имя,
Но помню только бигуди,
Помаду, макияж… О, время!
Протухла страсть моей любви…

И, когда вернусь, так всех тут уделаю рифмами окрыленными,
Что отыграю свой плацдарм и двинусь танковыми колоннами.

Сквозь бетон я пробьюсь, как на свет мотылёк.
Опаленные крылья расправлю.
Извергну своё семя и бред в Рагнарок,
И, как викинг, Клепсидру прославлю.
Фитилём прогорю. Но как Феникс взлечу
В облака ослабевшею птицей.
Спотыкнусь на пути. Как я глупо ищу!
Жаль, разорваны грудь с ягодицей.

И, проснувшись утром одна,
О тебе я уже не вспомню.
На работу идти пора.
Ты приснился мне и – довольно.

Ты разобиделась. И шахматной доской
Меня так страстно стукнула и зримо,
Что крылья отвалились. Боже мой!
Ты неправа была, как пешка. Но красива.

И наступает берег на подол,
И море забирается на стол,
И в книге – стих, похожий на прикол.
И заливает огурцы рассол…
О, Господи! Ведь я пашу, как вол.

Послевкуссием мучась своим
И предвкуссием вновь одержим,
Вдохновился Петрарка Лаурой.
А прославил себя. Этой дурой
Он всего лишь играл. Ведь любовь
Не доступна ему. Без мозгов
И Шекспир был. В похмелье глухом
Днепрогэс он предвидел. Потом
Их прославила Вера Великих.
Ведь она обожает великих.

И солнце блещет прям в глаза.
И лужи плещут под ногами.
Но я не жму на тормоза,
А разгоняюсь вместе с Вами.

Любить всегда, любить везде!
И в Нотр-Даме и в Москве!
В отеле, на снегу, в Париже!
Диор с Шанелью мне чуть ближе,
Чем твой простой одеколон.
Но силуэтом ты силён.
Ты для меня – как шоколад,
Который лижут и едят.

Ширше в выгребные ямы
Пусть уроды те ныряют,
Кто не видит разницу
Меж стихом и задницей.

Гнусь фекальная успешно
Процветает и смердит.
В тройке лидеров, конечно,
Вечной попою торчит.

Чиня улыбки, сломленные горем,
Я низкодушьем в горе поперхнулся.
Веригами терзая волю галсов,
Средь дисгармоний чушью рифманулся.

Пролог чрезмерный. Юмор в перьях.
Мораль не ясна. Слог фигня.
Сегодня 1-е апреля.
Но не смеялся даже я.

Мы не равны ни тут, ни там.
Сорняк не розы. Хостинг нам
Не Бог даёт, а жизни путь.
Не гости мы. И в этом суть.

Вышел как-то по нужде.
А сортира нет нигде.
Север! Снег и льды кругом.
Ну, присел за бугорком.
Вдруг – медведь передо мной!
Я – в машину и – домой.
Пронесло, во всяких смыслах…
Отстирал штаны я чисто.

Воробей букашку съел.
Вот разбойник! Лучше б сел
В огороде на зерно.
Был бы сыт уже давно.

Заменивши индиго тавлейной вайдовою нитью,
Бересту на свирель израсходовал всю менестрель.
И, украдкой слезу уронив, недотрога вздохнула, поверьте,
Не испив все страданья в распутье из марта в апрель.

Если настроенья нет,
Приготовь скорей обед.
После третьего бокала
Позабудь, чего сказала.
Коль болеешь от любви,
То на Прозе не зуди.

Хорошо бы бывалому парню
Танцевать лучше с милой кадриль,
Ибо стих так танцует угарно,
Что вальсирует сразу в утиль.

Парашюта нет у белки.
У неё есть только хвост.
И она им парашютит,
Шишку сунув себе в нос.

Босиком душа входила.
Стены плакали навзрыд.
Лето, вычеркнув навечно,
Плюмбум дробью с криком сыт.

Не проронить бы слов на снег
И не затмить собой тебя.
Весною быстро тает снег.
В приметах след. Сдержался я.

По вселенской херне совершая лихие прогулки,
Я весь мир обновил, гигиеной шагнув от богов,
Чтоб увлечь этот мир своим имиджем в танец мазурку,
Матернувшись от плеч без истерик изгибом мозгов.

Сугроб вдыхал весну и аж чернел от боли.
Он памятью склероза так страдал,
Что толчеей сомнений в сердце воли
Грустил, стеснялся и весну пугал.

Виртуальные поэты
Виртуалят в виртуале,
Виртуальностью пленяясь
Интернетом, в кайфе сами.
Иллюзорный мир ломает
Их реальностью умело.
Как наркотик, любят рецки,
Проникающие в тело.

Я стихи сочиняю серьёзно,
Совершая вираж на пути.
И вопрос, вшитый в мозг, осторожно
Генерит, чтобы рифмы найти.

Ох, что-то расшалился я с букетом.
В груди – цветы. И крышу аж снесло.
Люблю невесту я, люблю! При этом
Я, как вулкан, извергнуться готов.

Когда-нибудь, коль стану графоманом,
О кошке я с окошком напишу.
И в плошку понарошку для обмана
Немножко корма кошке положу.
Ведь в прошлой жизни, тяжко замерзая,
Я мошек на морозе не ловил.
Дорожку прямо к сердцу пролагая,
Я стих бы этот просто удалил.
(Вариант: Я б эту кошку просто удавил).

Ты бежишь по шпалам резво:
Поезд ветер обогнал.
Перелески, полустанки…
Кто бы с полки меня снял!

Ностальгия, не мучай до одури!
Пусть забудется Старый Арбат!
Хоть мережки не видятся в Лондоне,
Но зато нет проблемы зарплат.

В весенней мокроте Судьба погибла.
И ключ рождался в мыслях у воров.
О Боже мой! Как без ключа обидно!
Средь суеты я ключ искать готов.

Я встретил Ангела, красивого как кошка,
Прыгучего, как будто балерина.
Ну, всё при нём: и взгляд, и даже ножки.
По МКАДУ он летел неутомимо.
Нахлынуло престраннейшее чувство.
Влюбленность весь мой хронос затопила.
Открою вам секрет: весь этот сгусток
Бессмысленно ветрами заштормило.

И пудовые тяжкие гири
Поднимая то попой, то шилом,
Я глаза под бровями в квартире
Среди подвигов режу по жилам.

Если утром встал не с той ноги,
Сунься мордой под подушку и лежи.

С детства мечтая женой быть и мамою,
За журавлями не надо охотиться.
Аистов надо прикармливать планами.
А уж они принесут то, что хочется.

Ты обнажилась. Я сбросил доспехи,
И утонули копыта в песке.
Кушай пломбир, Маргарита! Утехи
Нам на рояле грядут и метле.

И свои потёмки потрошу я ночью.
Кремовые бёдра жалобно скулят.
Сучка в телефоне. Шлюха в моём доме.
А с тестостероном – весь погранотряд.

Я знаю все цветы по имени.
Жую нездешний виноград.
И я такая нежно-синяя,
Что не чужая для ребят.

Пропев с бушпритом стансы,
Ползу на антресоль.
Пусть воронье стенает,
Но ждет меня Ассоль!

Раз любовь, словно тонкая нить, обветшала,
Ты не штопай её, не латай, не пытайся связать.
А тепло, что скопилось, пускай не горит без накала.
Ведь за годы обманов иллюзии тяжко терять!

Подредактировать осмелюсь этот стих,
Созревший в жвачке вечных ожиданий.
Не ждать, а жить, ловя прекрасный миг —
Вот мысль лимонная, дороже всех признаний.

Покорены Москва, Иван, Неаполь,
Стихира, Таллин… Лондон побежден!
Ирина! Королева рифмы магий!
Я неизбежно скручен и пронзён!

С руки твоей я поклевал
Немного зернышек и хлеба.
Хотел прижать тебя к губам
И бигудями пообедать.

Не надо разлук! Как люблю я тебя!
Шедевром стиха приласкаю, любя!

Не пейте, коллеги, микстуру!
Сердечко поите вином!
Тогда не застонете дурой,
Свалившись в откос подо льдом.

Ты гадала в тот вечер на картах.
Я безумно тебя целовал.
И пластинка сама заиграла,
Чтоб тебя я покрепче сжимал.

Ой, поскорей спешите замуж, девки!
Тут проявляйте шустрость и сноровку.
А в браках будьте страстны, в сексе – крепки,
В постели – и смекалисты и ловки.

Мы, кропая строчки, нервно дышим.
Нервы многоточий – это край.
Не побрившись, ты меня услышишь.
Я сольюсь с тобою в стихо-рай.

В круге круга я кругло кружусь и кружусь.
Потерял я в объятиях страсти все руки. Во жуть!

Провода закоротнули.
Телефон мобильный сник.
В рану перца что ли сунуть?
Ты ушла. И я поник.

На тебя не ворча, опускаю.
Лицемерь теперь сам у себя!
Я любовь посылаю на… память.
Подожду я опять февраля.

Хоть Титаник был совершенно новый,
Жаль, от льдины это не помогло.
И с хвостами рыбы с зубами скорби
Погрузились в трюмы, ушли на дно.

Как из камня изваять невинность?
Ночью, как иной Пигмалион,
Страстно отлелеять мысль из мыслей,
Что не в глаз и шею ты влюблён.

В охапках слёз – осколки фраз.
В букетах слов – созвездья роз.
Всепожирающая страсть.
А где поэзия? Вопрос.

Хозяйка не сдавала стеклотару,
Но продала подросшего щенка.
И двадцать лет жила с ветеринаром,
Не изменяя под кустом… пока.

Он вчера матерился, орал на кота,
Одиозно занервничав в мае.
А потом лег на рельсы. Светилась душа.
И пиликала скрипка в трамвае.

Не правда! Я пока не пень!
Не Вас ругал я, а стихи.
Пишите дальше дребедень,
Ведь важно, что красивы Вы.

Мы маяки зажжем по всей России!
Чужую парадигму уберём!
Святая Русь! Плоды твои вкусили
Мы с Рюриком. Чубайсов перебьем!

Нет, не убить поэта словом!
И даже пальцем не проткнуть!
Нагой, с бревном и весь оплёван,
Ногами топчет он свой путь.

В кампанию такую чтоб попасть,
Изрядно нужно нынче постараться:
Стишок про педерастов написать
И алкоголем просто обосс@ться.

Я буду и буду всегда —
Тебе буду мстить! Ох, как буду!
Тебя никогда не забуду,
Но буду и буду одна!

Ты сокол мой, я – соколица.
С крылами ласки ушко снится.
Я на тебя пролью бальзам.
Женись на мне! Я всё отдам!

Шерше ля фам! Обуглилась струна.
Ветра устали. И часы сгорели.
Лорнет упал. Порвались паруса.
И сталью холодно глаза в порок глядели.

Снова дождь, снова дождь… Александра опять задождило.
Солнце глаз утонуло в воде, словно в кофе случайный миндаль.
И сидела за завтраком та, что дороже Светила. Как мило!
Наплевав на погоду, пиит улыбался в печаль.

Одноглазо и пьяно хозяин взирал на сюртук Себястьяна.
Тот скрипач комарьем был замучен в сигарном дыму.
Рыжеватые пряди старушки не скрыли изъянов.
Оборвались все струны. И шлюхи рыдали в тифу.

Скрестились вместе мышь и кот.
И вот – родился бегемот.

А с приятелем моим
Мы конфеты не едим.
Потому, что все конфеты
Съела Ната вместе с Светой.

Толпа в мою судьбу вломилась
Все крылья рук пообломив.
И так мне птичка полюбилась,
Что я молился, всё простив.

Оставь мне бусинку каратов на пятнадцать!
Любовь не вечно длится средь невзгод.
А твой презент потянет тыщ на двадцать
И мне на воле счастье принесёт.

Очень жалко несчастных сироток:
И червя, и грача и копыт…
Хлам в бедламе дуванит. Но топот
Из-под плуга напрасно вопит.

Стих – отпад: стучит в окно ногами.
У окна – тоскливая сирень.
Ветка! Не грусти же, бога ради!
С ландышем в окне – твой летний день!

И в июне – снова молнии,
Гром и дождь. Опять гроза!
Подождем июля. Может быть,
Снег пойдет. Я лично – «за».

Характер мой врачуют не врачи,
А снег с дождём и истины разбег.
Гореть средь грёз! Сады должны цвести!
Напьюсь! И смерть воскликнет: «Здравствуй, человек!»

Сотворим мечту на ложе,
Страс