Иоганн Гёте - Фауст

Вот жемчуг, шею им украсьте,
Вот гребешки, а вот запястья.
Вот женский золотой венец,
А вот вам несколько колец.
И огоньки куда попало
Разбрасываю я по залу.

Толпою кинулись к добыче.
Посередине, в толкотне,
Бросает в сотню рук возничий
Свои подарки, как во сне.
Но это – плутовские штуки:
Чуть схватят драгоценность в руки,
Ее внезапно нет как нет.
Была браслетка, где браслет?
Кто думал, что на самом деле
Владеет ниткой жемчугов,
Сжимает вместо ожерелья
Горсть копошащихся жуков:
Одни с жужжаньем вверх взлетают,
Другие бабочек хватают.
Кто ждал несметного добра,
Трезвеет от мечтаний сразу:
Все речи мальчика – проказы
И золото все – мишура.

Герольд, ты мастер объявлять,
Какие темы и предметы
Изобразил переодетый,
Но слаб в их сущность проникать.
Что спорить нам? Без ссор и крика
Я обращусь к тебе, владыка.

Скажи, не мне ль ты поручил
Четверки этой резвый пыл?
Бывало, только скажешь: «Двигай!»
Уже летит моя квадрига.
И пальму первенства в езде
Не я ли добывал везде?
Не я ль бросался в сотни стычек?
Не за тебя ль я войны вел
И, счастья твоего добытчик,
Тебе венок лавровый сплел?

Все это ясно без того.
Какие могут быть сомненья?
Ты – дух от духа моего,
Моих желаний исполненье.
И, знаешь, как я ни богат,
А ты богаче во сто крат,
И мне венок, тобой сплетенный,
Дороже золотой короны.
Что спрашивать? Ответ один:
Горжусь тобой, любимый сын.

Над вами я своей рукой
Разлил огонь священный мой.
Он в виде легких диадем
Над этим вьется и над тем
И голову за головой
Венчает вспышкой огневой.
Но редко-редко где на миг
Взовьется ярко вверх язык,
А то, еще не разгорясь,
Мигнет и гаснет в тот же час.

Все – ложь – четверка и рыдван,
Возница – главный шарлатан.
А позади него другой,
Петрушка с высохшей ногой.
Моща! Щипи его иль нет,
И не почувствует, скелет.

Подальше, подлое бабье!
Вы – наказание мое.
Я звался Скупостью, пока
Жена стояла у горшка.
Хозяйство множилось в те дни;
Все в дом, а из дому – ни-ни!
Ужель не доблесть, а порок,
Что я копил, что я берег?
Но с женщинами перемена:
Копить теперь несовременно.
Теперь у баб, как у банкротов,
Желаний больше, чем расчетов,
И муж, влезающий в долги,
На положении слуги.
Что сбережет жена, припрятав, –
Все для любовников и сватов.
Забыта честь, потерян стыд,
С утра до ночи дом открыт.
Я скряга сам, и я за скряг,
Я за мужчин, я бабам враг.

Все враки, враки, что ни скажет.
С драконами водись, дракон!
Мужей нам только взбудоражит,
Чтоб в гроб вогнали бедных жен.

Воронье пугало! Клюка!
Паяц! Калека изможденный!
Не бойтесь ничего. Драконы
Из деревяшки и картона.
Лупи их! Дай им тумака!

Молчать! К порядку! Я сумею
Жезлом… но уж не нужен он:
Ворочая драконьей шеей,
Ползут чудовищные змеи,
Взяв крыльями большой разгон.
Огнем из пасти пышут звери,
Все кинулись в смятенье к двери,
Зал пуст, порядок водворен.

Бог Плутус мановеньем рук
Велит драконам снять сундук
И Тощего зовет спуститься
Движеньем царственной десницы.
Все сделано. Нельзя понять,
Как быстро сняли эту кладь.

Теперь избавлен ты от груза.
Лети на волю, без обузы.
Круг помыслов твоих не тут,
Средь давки масок и причуд,
Но там, где, в ясности, один
Ты друг себе и господин.
Там, в одиночестве, свой край
Добра и красоты создай.

В том царстве, как посол твой полномочный,
Я буду выражать твой мир заочно.
Ведь мы сродни. Где ты, там полнота,
Где я, там счастья высшая черта.
Что людям предпочесть? Тебя, обилье,
Или меня, воображенья крылья?
Те, что с тобой, не ведают труда,
Те, что со мною, заняты всегда.
Мне скрытничество ни к чему не служит:
Дохну – меня дыханье обнаружит.
Прощай! Ты волю мне даешь. Я рад.
Но лишь шепни, и я примчусь назад.

Теперь пора с сокровищ снять запоры.
Взмахнем жезлом и в руки их получим.
Сундук открылся. Медные амфоры
Полны до края золотом текучим.
Короны, цепи, кольца и булавки
Текут и тают, раскалясь от плавки.

Смотрите, золота струя
Перетечет через края!
Сосуды плавятся, и вслед
Рулоны золотых монет.
Дукатов новеньких игра,
Как из монетного двора.
Пустите! Денег сколько! Страсть!
Неужто дать им так пропасть?
Вот деньги, на полу лежат,
Возьми, и будешь ты богат,
А лучше сзади подойдем
И завладеем сундуком.

Вот дурачье! Какой сундук?
Ведь это – маскарадный трюк.
Тут в шутку все, а вы всерьез.
Так вам и дали денег воз!
Для вас не то что медный грош,
Вид фишки чересчур хорош!
Вам разве видимость понять?
Вам все бы пальцами хватать.
Среди примет, поверий, грез
Давно ль у вас на правду спрос?
Одетый Плутусом, скорей
Брюзгливых скопище рассей.

Опять твой жезл мне будет впрок,
Дай мне его на малый срок.
Я кончик в пламя окунул.
Кричите, маски, караул!
Вот наконечника металл
Уже накаливаться стал.
Я здесь стою средь вас в кругу,
Не подходите, обожгу!

Живьем сгорим и пропадем!
Спасайся все! Бегом, бегом!
Куда, куда! Назад, назад!
Уж искры мне в лицо летят.
Рубашку посох мне прожег.
Назад! Отхлынь, людской поток!
О, если б крылья я имел,
Скорей подальше б улетел!

Все в сторону оттеснены
И, вижу, не обожжены.
Толпы наплыв
Остановив,
Я место, чтоб сдержать орду,
Незримым кругом обведу.

Спасибо. Мы б могли пропасть.
Ты разум выказал и власть.

Хвалиться рано. Погоди.
Волнений много впереди.

На всех отсюда брошу взгляд.
Живой стеною стали лица,
Где что урвать, чем поживиться, –
Суются дамы в первый ряд.
Ведь я еще не сдан в архив,
И в женщинах еще разборчив,
И, рожу надлежаще скорчив,
Бываю весел и игрив.
Однако как шумит народ!
Среди такого многолюдства
Болтать друг с другом – безрассудство.
Пущу телодвиженья в ход.
И если не помогут жесты,
Я слиткам золота, как тесту,
Любую видимость придам,
Всегда понятную глазам.

Так этот испитой костяк
Еще к тому же и остряк?
Он, как для лепки матерьял,
Меж пальцев золото размял,
Катает, комкает, крошит,
Придал комкам бесстыдный вид
И тычет всем наперебой.
Крик, суматоха, женский вой!
Пред женщинами, не стыдясь,
Он всячески разводит грязь.
Нам надо выгнать из дворца
Безнравственного наглеца.
И я не помирюсь со злом,
Пока не пну его жезлом.

Опасности не видит он.
Когда безвыходность заставит,
Он глупости свои оставит.
Нужда сильнее, чем закон.

В долине с гор бежит рекой
Без удержу поток людской.
Великий Пан их божество.
Ватага чествует его.
Кто Паном на балу одет,
Известен только им секрет.

Мне ведомо, кто вы и он.
Я в эту тайну посвящен.
Я все узнал из первых рук
И вас пущу охотно в круг.
Удачи смелому почину?
Кто чуду вверился, тот прав,
Хоть кинулся бы, как в пучину,
Возможностей не рассчитав.

Обманчив неженок убор,
А мы толпой скатились с гор,
Закалены и горячи,
Выносливые силачи.

Эй, фавны, в пляс,
Весельчаки!
В кудрях у вас
Листва, венки.
И, прячась в них, торчит легко
Чуть заостренное ушко.
Скуластый и курносый вид
Успехам фавна не вредит.
Протянет лапу он и, глядь,
Идет с красивейшей плясать.

А сзади делает прыжок
Сатир со всех козлиных ног.
Он, словно серна, сухопар,
Проворен, жилист и поджар.
Он дышит воздухом высот,
Глядит, как человек живет,
И презирает быт долин,
Детей, и женщин, и мужчин.
Они во тьму погружены,
А он посмотрит с крутизны
И видит – мир пред ним открыт
И весь ему принадлежит.

Мы, карлики, бежим, толпясь,
Не парами, а все зараз.
Забот у гномов – вороха.
На нас кафтанчики из мха,
При каждом – лампа горняка
Величиной со светляка.
Средь кутерьмы и толчеи
Хлопочем мы, как муравьи.
Кто к домовым нас причислял,
А кто зовет: «хирурги скал».
Затем, что мы в любви к труду
Горам пускаем кровь – РУДУ.
И, правда, сколько горных жил
За век свой каждый отворил!
Приветом добрым: «В добрый час!» –
Под землю провожают нас,
И в этом правда есть своя;
Хорошим людям мы – друзья.
Но нашим золотом из гор
Воспользуется сводник, вор,
Железо наше попадет
В распоряженье воевод,
Не мы виной, само собой,
Что гонят войско на убой.
Не чуткий к заповедям трем
Уже бессовестен во всем.
Тут наша общая беда,
И вы терпите, господа.

В долинах Гарца поделом
Мы дикими людьми слывем
За силу, наготу и рост,
За то, что каждый, нравом прост,
В ручищу взял сосновый ствол
И бедра листьями оплел.
Телохранители, каких
Нет и у римских пап самих.

Вот бог полян,
Лесных берлог,
Вселенной бог,
Великий Пан.
Мы окружим его кольцом,
Развеселим и развлечем.
Он – добрый бог, хотя и строг,
И любит смех и топот ног.
Он смотрит ночи напролет
На голубой небесный свод,
А днем, когда наперерыв
Журчат ручьи и он сонлив,
Все в робости замрет кругом,
Едва забудется он сном.[133]
Боится дунуть ветерок,
И не шелохнется листок.
В лесной тиши – полдневный зной,
Травою пахнет и сосной.
Ступают нимфы, как в чаду,
И засыпают на ходу.
Но каждый ужасом объят,
Чуть голоса его раскат
В лесу прокатится как гром.
Все – наутек, и все вверх дном!
Панический безумный страх
Находит на людей в боях,
Храбрейших повергая в прах.
Почет тому, кто наш оплот
И столько страху задает.

К жилкам золота в граните,
К залежам железных руд
Вместо путеводной нити
Гному дан волшебный прут.

Гном ушел под землю, в гроты,
В вечный мрак, под корни пня,
Чтобы ты свои щедроты
Раздавал при блеске дня.

Мы поблизости открыли
Новый чудный ключ средь скал,
Изливающий в обилье
То, о чем ты не мечтал.

Прояви о нем заботу,
Овладей им и присвой.
К пользе мира все, чего ты
Ни коснулся бы рукой.

Давай-ка запасемся хладнокровьем.
Событий мы с тобой не остановим,
Такой неотвратимый час пришел.
Произойдет ужаснейшая драма.
Все будут отрицать ее упрямо,
А ты ее запишешь в протокол.

Вот с гномами подходит Пан
Взглянуть на огненный фонтан.
Через расселины края
Взлетает пламени струя
И, спрятавшись назад в подкоп,
Выбрасывает новый сноп.
А Пан, нагнувшись над огнем,
Беспечно смотрит в водоем.
Жемчужно пенится каскад,
И брызги в сторону летят.
Прижав к краям колодца грудь,
Пан хочет глубже заглянуть,
Вдруг, отвязавшись, борода
У Пана падает туда.
Кто Пан? является вопрос,
Раз подбородок без волос.
Но, поднеся ко рту ладонь,
Укрывшись, смотрит Пан в огонь.
Нежданно новая беда:
Обугленная борода,
Еще не догорев дотла,
Летит обратно из жерла
И рассыпается, упав
На плечи Пана и рукав.
Горит венок, горит костюм,
Ожоги, стоны, крики, шум!
Сбегаются, чтоб затоптать
Воспламененной пакли прядь,
Но все сильней и все дружней
Змеятся языки огней.
И маски слепо, наугад
Рвут платье, мечутся, горят.
Ужель не ложь, не клевета
То, что течет из уст в уста?
Ужели и такую весть
Нам ночь должна была принесть?
Да, это правда. Страшный слух
Всех завтра облетит вокруг.
Кто думать и поверить мог?
У императора ожог!
Он сильно мучится от ран.
Так, значит, вот кто этот Пан!
Проклятье тем, кто кучей всей
В одеждах из сухих ветвей
Произвели здесь толкотню
И подвели его к огню.
О, резвой юности года,
Где мера шуткам и проказам?
Могущество, когда, когда
Соединишь ты с властью разум?

Все в пламени, цветник и сад,
И лес вдали огнем объят,
И дом, от лестничных перил
До стен и кровельных стропил.
Конец, отрезаны пути,
И никому нас не спасти.
Образчик роскоши былой
К заре рассыплется золой.

Вас достаточно пугали.
Пусть покой наступит в зале.
Посохом ударю в пол,
Чтобы гул кругом пошел.
Воздух, принеси нам в дар
Вольных нив холодный пар.
Слушайтесь меня, туманы,
Отзовитесь с океана
На моей тревоги зов!
На столбы и перекрытья
Пеленою расстелите
Остужающий покров.
Тучи от речного яра,
Ливнями излейтесь ниц.
Это зарево пожара
Превратите в блеск зарниц.
Поджигателям бесстыжим
Мы ответим чернокнижьем.