…Кто там прав был из них, тут уже не добраться до сути,
А сейчас — ночь, туман, и кафе, и они у окна —
Будто вместе куда-то плывут в корабельной каюте.
«Уж приплыли. Пока. Будь здоров» — усмехнулась она.
«А вот это уж нет, — он сказал, — не пойдёт, не годится»,
И, как раньше, на кофе, на чай к ней домой завернул
И на кухне какое-то там капучино с корицей
Пил и пил до утра, а потом с ней в обнимку уснул.
Сердце, сердце во сне било, било ему и стучало:
«Где любовь, там и дом, больше нет у тебя ничего»,
И вдали, за окном ветер, ветер свистел одичалый,
И в пять тридцать его самолёт улетел без него…
Я пить перестал, я закончил по улицам шляться.
Я в гору пошёл, мне маячит гастроль за бугром.
Мне завтра в Париж, я к ребятам зашёл попрощаться.
Я свой. Мне позволено дверь открывать сапогом.
Стаканы. Столы. Все путём. Я играю на флейте.
Сподвижники рядом, родные мои алкаши.
Вихляясь, волнуется хор: «Человеку налейте!»
Мы пляшем и пьём. Продолжается праздник души.
Народ с головою увяз в огурцах и капусте,
Народ погружён в полубред, но достаточно бодр:
«Товарищ, ты наш, мы тебя никуда не отпустим,
У нас тут ковчег для своих, и ты принят на борт!»
Качаются девки, худы, как колхозные клячи.
Мы выпивку делим. Дрожит под копытами пол.
И некто Степан мою шляпу за пазуху прячет,
И шарф, и ботинки, чтоб я никуда не ушёл.
«Флейтист, отвлекись! — мне моргает красавица Клава, —
Не ездий ты в свой Копенгаген, талант не транжирь!
Мы вот они, здесь, тебе дадено полное право
Душевное сбацать — про чубчик, про нож, про Сибирь!»
Гуляет залётный кулак по фарфоровым вазам,
Зигзаги на скатерти пишет случайный каблук,
А я на контроле, я галстуком к стулу привязан,
Чтоб не было шансов отбиться от дружеских рук!
Я к выходу рвусь, я попал под толпу, как под поезд,
И руки уже за спиной, и на морде мешок,
Меня уважают, мне флейту просунули в прорезь:
«Товарищ, работай и помни: тебе хорошо!»
Вблизи воробьями витают весёлые вопли:
«Дружище, мы рядом, а ты золотой наш запас!
Мы вместе с тобой обретали осанку и облик,
Мы любим тебя. Это факт. Ну, куда ты от нас?»
…Я вижу восход, я сквозь дырку в мешке наблюдаю,
Как башенный кран зарывается носом в зарю.
Он хочет взлететь, но колёса к земле примерзают.
Я в форточку лезу, я за ноги пойман и знаю:
Пора борзануть после крепкого чёрного чаю —
С ребятами вмазать за здравие по стопарю!
1993
Парни под раскладушками
Сходят на ноль, на нет.
Ёлка в углу игрушками
Гремит, как костями скелет.
И какой-то подвыпивший скот
Бахрому абажура грызёт.
«Эй, — кричит мне, — Сергей-Воробей, —
Хочешь — пей, а не хочешь — не пей!»
Вот я флейту
из футляра достал,
Пса погладил,
туфель пнул под кровать:
«Я к вам в гости —
с самолёта на бал,
Я хочу вам сонату сыграть!»
Играю. Друзья-приятели
Укутаны в чёрный чад, —
Ножи от греха попрятали,
Гогочут, ревут, мычат.
И какой-то подвыпивший скот,
Весь в опилках, нечёсан, небрит,
По роялю половником бьёт
И об люстру стаканом стучит.
Он меня на виду у ребят
Сгрёб за шкирку — смельчак, удалец:
«Я теперь тут заместо тебя!
Это музыка наших сердец!»
По окуркам,
по осколкам очков,
Спотыкаясь,
Клавка кружится всласть.
Скатерть, сволочь,
рвёт краями клыков:
«Это танец любви! Это страсть!»
Бемоли прыгают белками.
Диезы дают дрозда.
Хлебальники над тарелками
Гуляют туда-сюда.
И всё тот же мохнатый урод
Мне плечо сквозь рубаху грызёт,
Бельма щурит средь общей возни:
«Жрать охота, братан, извини!
Ты в Европах
за большие средства́
Чувства в душах
у людей пробуждал.
Ты уехал
к ним на месяц, на два,
А сказал, что в ларёк побежал…»
«Мы скучали,
мы так ждали тебя, —
Мишка с Гришкой
мне с балкона кричат, —
Всё напрасно.
Наше дело — труба,
Дым и пепел, туман, чёрный чад».
Мишка с Гришкой нахмурили лбы:
«Мы — солисты. Талант — это труд!»
И в кусок водосточной трубы
С двух сторон, надрываясь, орут.
«Да, таков твой родимый причал, —
Колька с Пресни сопит под столом, —
Ты нам нот не оставил. Ты знал,
То, что мы без тебя пропадём.
А теперь такова твоя роль, —
Чтоб долбать тебя мордой об стол!
Ты в Париж умотал на гастроль,
А сказал, что за хлебом ушёл.
Как играм мы, так и живём,
Так же держим приклад на плече,
Так же службу по жизни несём —
В том же самом скрипичном ключе!»
Колька свистнул в свисток: «Это «ми»!»
Он мне молнии мечет в упор
И над ухом цепями гремит:
«Это «ля», извиняюсь, мажор!»
