Осень одиночеств - Игорь Шляпка

Исчезла, будто навсегда,

Дождей холодная вода,

И желтизна сырой листвы,

И терпкий запах красоты,

В котором царствовала осень,

И стал чертовски несерьёзен

Бесцветьем крашеный пейзаж,

Что так томил характер наш

Хандрой и грустью безнадёжной,

А ныне скрыт и невозможен

В просторах вечной белизны.

По нём порой скучаем мы.

Когда, скажите мне на милость,

Вернёт пленительную сырость

Дождливых слёз на небосводы

Каприз изменчивой природы?

Вышел ёжик из тумана, а за ним

Появился неприятный господин

В шляпе, белых шароварах на ремне,

И с трёхствольною берданкою в руке.

Тут же, тенью с господинова плеча

Мигом выпорхнул, противно гогоча,

Жёлтый, очень одноглазый попугай,

И давай орать ужасное: «Бонзай!»

Вышел пьяный незадачливый мужик,

Вынул нож-тесак и старый дробовик,

Вышли двое подозрительных парней…

Ежик, блин, вернись в туман скорей!

Бог призвал к себе поэта.

— Ты какого, твою мать!

Где баллады и сонеты,

Чтобы душу развлекать?

Я тебе, блин, ежедневно

Жизнь роскошную дарю.

Будь добёр, и непременно

Строго по календарю

Написать стихов чудесных

Штуки три, а лучше пять,

Чтобы я в тиши небесной

Мог поэзию вкушать.

Хмуро глянул глаз поэта.

— Стих — не стельки для штиблет.

Ты прости, господь, за это,

Но во мне порыва нет.

Тут бы каплю вдохновенья,

Чтоб не лаптем щи хлебать.

Чувство — редкое мгновенье.

Надо всё же понимать.

— Ладно, — молвил тот с усмешкой, —

Сын возлюбленный Адам.

Вдохновение? Конечно.

Мне, надеюсь, по зубам.

Р-раз! — и сердце человека

Вмиг забилось горячо:

Дева (словно ипотека!)

Пала грудью на плечо.

Встрепенулась жизнь, как в сказке,

Ночью — секас, днём — сонет.

Вечер — ласки, танцы-пляски,

Утром — пламенный сюжет.

Рифмотворчество людское

Женский, стало быть, подвох.

Бог — случается ж такое! —

Еву создал для стихов.

Хватит киснуть, чахнуть и грустить.

Новый год бушует на дворе.

Радуйся. Танцуй и веселись.

Тридцать дней осталось в декабре.

Вкусности замешивай в салат,

Пол помой, почисти мандарин,

Фрак возьми для форса напрокат,

Ёлку ставь и вешай серпантин.

Выброси всю дурь из головы.

Старую. Немедля. Насовсем.

Чтоб ни капли мелких, бытовых

Глупых и надуманных проблем.

Любишь если — так и говори!

Если нет — не время горевать.

Жги огонь страстей в своей груди,

А потухнет… ну и наплевать.

Эти дни — для счастья и чудес.

Время перешагивать черту.

Взмыть душой и сердцем до небес,

И поймать заветную мечту.

Из каждого стишонка и рассказа,

А хлеще — из романов и новелл,

Дожди и слёзы льются безотказно,

Да так, что я тихонько о… фигел!

Помилуйте, коллеги, и окститесь.

Уже не счесть немереный объём

Тоски, что был в стихи до края вылит

А мы всё льём и льём, и льём, и льём…

Да ладно бы в стихи, в сухую прозу

Закачаны несметные моря

Дождя, и, надо думать, эта доза

Сомкнулась над макушкой сентября.

Алисе было за год не наплакать,

А осени и четверть не пролить

Того, что расплескали бедолаги.

Коллеги, это надо прекратить!

Приход зимы теперь уже не шутка,

А чистое спасенье как пить дать,

Ведь если слёзы лить ещё минуту,

Уже и кошке негде будет… лечь.

В судьбе, как видно, что-то не сошлось,

Но нет ни слёз, ни долгих ожиданий,

Ведь всё конечно было не всерьёз,

А так, всего лишь парочка свиданий,

Объятий, нежных слов, и нет беды,

Что не сумели стать незаменимы,

И волею насмешницы судьбы

Поныне одиночеством любимы.

Одним теперь душа ещё болит

Среди давно исчезнувших мгновений:

Твоя ладонь отчаянно дрожит

В моей теплом былых прикосновений.

Селёдка смотрит сиротливо,

И хвост еёйный недвижим.

Она теперь — закуска к пиву,

А я — несчастный пилигрим,

Как колобок, ушёл от многих,

Скупой судьбы своей страшась,

А ныне, жалкий и убогий,

Засох, что вяленый карась.

У рыбы то же, нафиг, горе.

Блестя в прозрачной чешуе,

Плескала брюхо в синем море,

Теперь — зажата в пятерне.

Едина цель, одно везенье,

Мы разорвали жизни нить,

Я — чтобы выхлебать похмелье,

Она — чтоб зелье закусить.

Хребет объеденный — в корзину!

Но мой конец ещё страшней:

Жевать тоскливую рутину

Под горький привкус серых дней.

Струится летней неги явь,

прощальный стон из уст Эола

покинул сладкий сон дубрав

звенящей ноткой рок-н-ролла,

что исполняет новый день

с его объятьями цветными,

чуть-чуть мозгами набекрень

и развлеченьями шальными.

Как старый друг рукой в плечо,

толкает утро что есть мочи

горячим солнечным лучом,

кричит, поёт, зовёт, хохочет…