8. «Украинский вестник», 1817, № 7, с. 82; за подписью «В… Р-ий» и с пометой: «Днестр». В 1816–1817 гг. Раевский служил в Каменец-Подольске на Днестре, после чего вынужден был на время уйти в отставку и вернуться на родину в село Хворостянку Старооскольского уезда Курской губ. В стихотворении Ю. Г. Оксман справедливо видит отражение настроений той самой поры, когда служба в армии для вольнодумца Раевского сделалась невозможной (см. ЛН, с. 518). Пенаты или лары (греч. миф.) — боги-покровители домашнего очага. Крезус — Крез (см. примеч. 10). Беллона (римск. миф.) — богиня войны, мести.
* 9. «Новые материалы», с. 187. В автографе — помета: «Каменец-Подольск», являющаяся основанием для датировки. 30 января 1817 г. Раевский уволился со службы; при прощании с друзьями, видимо, и было написано это стихотворение. Один из отрывков-вариантов послания «Мое прости друзьям» Ю. Г. Оксман считает самостоятельным стихотворением — посланием к П. С. Пущину. «Из большого послания он, — пишет Ю. Г. Оксман о Раевском, — извлек восемнадцать стихов, обращенных к Кисловскому („Кисловский, друг свободы…“), и после небольшой литературно-технической отделки переадресовал их Пущину („О! Пущин, друг свободы“). Послание, переменив фамилию адресата, получило более широкий общественно-политический резонанс: Пущин, один из виднейших членов Союза Благоденствия, „грядущий наш Квирога“, как назвал его перед тем Пушкин, имел гораздо более прав и на то высокое звание „друга свободы“, которое присвоено было Раевским в 1817 г. Кисловскому» (ЛН, с. 523). Этот отрывок (см. варианты, с. 189) Ю. Г. Оксман называет «Посланием к П. С. Пущину» на основании всего лишь одной строки: «О! П…, друг свободы», и датирует его 1822 г. Думается, однако, что отрывок — ранний вариант стихотворения «Мое прости друзьям». Что касается строки «О! П…, друг свободы», то скорее всего Раевский упоминал в ней Приклонского. В стихотворении «Мое прости друзьям» адресаты обозначены заглавной буквой: «П…» или «Прик…» (т. е. «Приклонский») и «К…» или «Кис…» (т. е. «Кисловский»). В окончательной редакции Раевский строку «… друг свободы» переадресовывает Кисловскому:
Кис<ловский>, друг свободы,
Под сень самой природы
Нетрепетно идешь…
О Приклонском в последней редакции сказано:
Прик<лонский>, нам с тобою
Еще сквозь мрачных туч
Блестит надежды луч…
Строка «О! П<риклонский>, друг свободы» потому Раевским и отвергнута в окончательной редакции, что она оказалась неудачной, нарушающей размер. Риторическое «О!» было отброшено и вместо Приклонского, уже упомянутого в послании, появляется Кисловский. Если принять точку зрения Ю. Г. Оксмана, то надо допустить, что майор Раевский обращается к генерал-майору Пущину, своему начальнику, со стихами не оригинальными, не в честь его написанными. Едва ли Раевский был способен на столь легкомысленный поступок: стихи пятилетней давности, посвященные друзьям-офицерам, преподносить в качестве послания генералу Пущину в связи с его предполагаемым отъездом из Кишинева в 1822 г. Кроме того, отрывок, публикуемый Ю. Г. Оксманом, содержит в себе стихи вялые, менее энергичные, нежели стихотворение «Мое прости друзьям». Трудно представить, что Раевский в 1822 г. исправлял свои стихи в духе поэтики карамзинистов и вместо «самой природы» писал «святой природы», вместо «нетрепетно идешь» — «с беспечностью идешь» и т. д. П. Г. Приклонский и Кисловский — члены дружеского офицерского кружка, основанного Раевским в 1816 г. в Каменец-Подольске. Члены этого кружка в знак политического союза носили железные кольца. «По исследованию и по собственному признанию Раевского, — доносил И. И. Дибич в своем „Всеподданнейшем докладе“ Николаю I, — открылось, что в 1816 г. в Каменец-Подольске точно имел он дружескую связь с находившимся при генерале-от-инфантерии князе Горчакове поручиком, ныне в отставке капитаном Приклонским, также с доктором Диммером, подполковником Кисловским и штабс-капитаном Губиным и что для утверждения якобы сей связи носили они тогда же железные кольца без всякого девиза…» (П. Е. Щеголев, Декабристы, М. — Л., 1926, с. 60). Свое послание Раевский написал, уходя в отставку, прощаясь с друзьями.
* 10. «Ульяновский сборник», с. 257 (ранняя ред.). Печ. по «Новым материалам», с. 183. Ни одну из редакций послания нельзя считать вполне законченной. В более ранней стихотворение помечено: «Ярмолинцы. 1817 г.». Раевский пытался затушевать политическую остроту своего послания, хотя оно носило резко обличительный характер и местами звучало почти революционно: «Чем выше здание — тем ближе к разрушенью…» Письма В. Ф. Раевского к П. Г. Приклонскому (см. о нем примеч. 9) не оставляют сомнений в политическом характере дружеских связей. Сам культ дружбы в этой переписке необыкновенно высок: «Первое наше знакомство, казалось, было сигналом к продолжительной дружбе. Я надеюсь, что ты не изменишь слову твоему, а я с теми же простыми, но истинными, чистыми чувствами дружбы остаюсь твоей навсегда» («Ульяновский сборник», с. 298–299). В следующем письме Приклонскому от начала ноября 1819 г. Раевский говорит о назначении человека и обязанностях гражданина: «Чтоб управлять людьми, надо прежде всего научиться управлять самим собой… Чтобы достигнуть цели, надо сильней и беспрерывно действовать… Благодарность неразлучна с чистотою правил, на коих основал я всю силу моих действий». Свое письмо Раевский кончает дружеской клятвой: «…Я надеюсь, что ты будешь платить взаимностию за ту преданность и чистосердечие, с коими я по гроб мой останусь истинным другом твоим» (там же, с. 299). Эти письма прекрасно комментируют послание Раевского с его основным мотивом: «Ему неведом путь покорства, низкой лести». И в рубище Солон дал Крезу наставленье и т. д. Солон (ок. 638 — ок. 559 до н. э.) — законодатель Древних Афин, установивший новое государственное устройство. Согласно легенде, записанной Геродотом, закончив свои реформы, Солон в рубище бродил по Греции и попал к прославившемуся своим сказочным богатством лидийскому царю Крезу. На вопрос Креза, не является ли он счастливейшим из смертных, Солон ответил, что о счастье человека можно судить только после его смерти. Слова мудреца вспомнились Крезу в плену у персов. Когда вели его на казнь, он воскликнул, что Солон был прав. Рассказ Креза о мудрости Солона так понравился персидскому царю Киру, что он помиловал осужденного. Велизарий — византийский полководец VI в., был обвинен в заговоре и заключен в тюрьму; судя по легенде, он был ослеплен и потом нищенствовал; в литературе — трагический образ гражданского героя, мужественного и благородного. Нерона с Августом в величии равняют. Здесь Августу, первому римскому императору, время правления которого (27 до н. э. — 14 н. э.) считалось наиболее блестящим периодом римской литературы, противопоставляется Нерон, тоже римский император (54–68), известный своей жестокостью и произволом. Херила наших дней Пинда́ром называют: Херил — бездарный греческий поэт IV в., имя которого стало нарицательным для обозначения бездарного писателя. Пиндар (522–448 до н. э.) — древнегреческий поэт, автор од, ставших образцом этого жанра. В конспекте истории античной литературы, составленном Раевским и сохранившемся в его бумагах, о Хериле сказано, что он, «несмотря на грубость его стихов, без вкуса, без красоты, был любим и уважаем Александром; от него он был так много одарен, как бы наилучший стихотворец. Силла в Риме обошелся столь же щедро, но не столь снисходительно с поэтом, который поднес ему плохие стихи. Он дал ему большое награждение с уговором, чтобы он никогда более не сочинял. Весьма тяжелый уговор для стихомарателя, но основанный на рассудке» (изд. 1961, с. 251). Беатус — нарицательное имя ханжи, святоши, лицемерного церковника. Всеми упоминаемыми здесь именами и противопоставлениями Раевский прикрывал критику русской действительности, разоблачение «сословия невежд, гордящихся породой».
11. «Ульяновский сборник», с. 287. Печ. по сб. 1952, с. 100. Автограф послания, как и автографы многих других стихотворений были приобщены к материалам секретного дознания. При подшивке к «делу» листы рукописи соединялись в произвольном порядке. В «Ульяновском сборнике» это послание опубликовано без строфического членения подлинника и не в том порядке отдельных строф, который нам представляется единственно правильным. Датируется предположительно 1817 г., т. е. временем, когда Батеньков приехал в Сибирь, где начал служить под началом М. М. Сперанского. Послание является блестящей характеристикой будущего декабриста, ближайшего друга Раевского — Гавриила Степановича Батенькова (1793–1863). Вместе с Раевским Батеньков воспитывался в Дворянском полку при кадетском корпусе, вместе они воевали в 1812 г. и вместе мечтали о свободе отечества. «По вступлении в кадетский корпус, — давал Батеньков 22 марта 1826 г. показания Следственному комитету, — я подружился с Раевским… С ним проводили мы целые вечера в патриотических мечтаниях, ибо приближалась страшная эпоха 1812 г. Мы развивали друг другу свободные идеи, и желания наши, так сказать, поощрялись ненавистью к фронтовой службе. С ним в первый раз осмелился я говорить о царе, яко о человеке, и осуждать поступки с нами цесаревича» (М. В. Довнар-Запольский, Мемуары декабристов, Киев, 1906, с. 159–160). Дружба и единомыслие соединяли двух декабристов до конца жизни Батенькова, хотя друзья расстались еще задолго до декабрьских событий (в 1816 г.). С Невтоном, с Гершелем в планетах отдаленных. Невтон — Исаак Ньютон (1643–1727) — английский физик и математик; Вильям Гершель (1792–1871) — английский астроном, немец по национальности. Эйлер Леонард (1707–1783) — математик, физик, механик; швейцарец по происхождению. Эйлер значительную часть жизни провел в Петербурге, где служил в Российской академии наук. Лагранж Жозеф-Луи (1736–1813) — французский математик и механик. Раевский перечисляет крупнейших ученых в области точных наук, которые, несомненно, были хорошо известны Батенькову, занимавшемуся этими науками. Я с светом раздружился! Руссо и Тимона невольно оправдал, т. е. стал домоседом-затворником, признал правоту Жан-Жака Руссо (1712–1778), замкнутого по натуре человека, склонного к уединению, и Тимона Афинского, древнегреческого мыслителя V в. до н. э., мизантропа, жившего в полной изоляции от других людей.