155. МОРСКАЯ ПОБЕДА
Балтийское море
волнуется глухо.
Пузырчатой пеной кипит.
Но гул самолетов
доходит до слуха
Бойцов, устремивших
орудья в зенит.
Летят самолеты
коричневой масти,
А морем крадется
фашистский десант, —
Полсотни разбойничьих
вымпелов-свастик,
Полсотни оружьем
бряцающих банд.
Но наша эскадра
всегда наготове,
Никто не минует
ее барража.
И море окрасится
ржавою кровью,
И воздух взметнется,
от гула дрожа.
Балтфлота удар
потрясающ, внезапен,
И небо встает —
огневая черта.
Здесь нет перелетов
и легких царапин,
Здесь вражьи
погибнуть должны
транспорта.
И с каждой секундою
залпы мощнее, —
Пилоты, эскадра,
огонь батарей…
Над Балтикой пламя
победы;
Над нею
отчаянный треск
Такелажей
и рей.
Балтийское море!
Потомкам поведай
О воинском мужестве
пламенных дел,
Как вражий эсминец,
пронзенный торпедой,
Над омутом бурным
котлами хрипел.
И, как на волну
подымаясь крутую,
В пучине скрывалися
тыщи солдат,
Как, новой победой
стране рапортуя,
Гремел по врагам
за снарядом снаряд.
Теперь, господа,
вы на факте узнали,
Насколько опасны
чужие пути;
Сидели бы лучше вы
в Кильском канале,
Хотя… и туда
мы сумеем дойти.
1941
Словно птица над островами,
Гордо реет багровый флаг,
И могуч укрепленный нами
Прибалтийский архипелаг.
Это грозные цитадели
Неприступных советских вод,
Здесь сегодня бои кипели,
Задыхаясь, строчил пулемет.
Не прорваться к заливам нашим,
Не пробиться на материк,
Грозен залп корабельных башен,
И остер краснофлотский штык.
И глядят на врага сурово
Амбразуры бетонных стен,—
Что ж, пускай попытаются снова
Взять атакою остров «Н».
Натыкаясь во тьме на скалы,
С каждым часом бандиты злей.
Это место кладбищем стало
Протараненных кораблей.
Снова мертвая зыбь диверсий
И воздушных боев пора,
Бьют без промаха, прямо в сердце,
Краснофлотские снайпера.
И когда говорят орудья
И дрожат голоса сирен,
На защиту покоя грудью
Подымается остров «Н».
В клочьях пены, огня и дыма
Тонет трижды отбитый враг.
Славный остров стоит нерушимо,
Гордо реет багровый флаг.
1941
Окаймленный горестной тенью,
Видит мир, от ярости дрожа,
Как с пальбой врываются в селенья
Рыцари отмычки и ножа.
Трупов исковерканные груды,
Города, спаленные дотла…
Всюду кровь горячая, и всюду
Ржавый след насилия и зла.
Это смерти, рабства и позора
Злобою сведенное лицо,
Плюнь в него — и вражескую свору
Захвати в железное кольцо!
Враг ведет на смерть перед собою
Наших братьев, девушек, детей,
И померкло небо голубое
От проклятых дьявольских затей.
Кровью набухающее море
Кажется суровым и седым,
Вдовьих слез, насилия и горя
Никогда врагу мы не простим!
Месть страшна — пусть молит враг:
«Не надо»,
Хлынув в исступлении назад,
Говорим — бандитам нет пощады,
Не забыть расстрелянных ребят.
Близок день, когда в глубокой бездне,
Не оставив грязного следа,
Свастика кровавая исчезнет
И земля воскликнет — навсегда!
1941
Хазби Калоев родился в 1921 году в селении Зака (Северная Осетия). В 1934 году, после неполной средней школы, Калоев поступил на рабфак, который окончил в 1937 году. В дальнейшем Калоев учился на русском отделении Тбилисского государственного университета, а оттуда перевелся в Североосетинский педагогический институт. Завершить образование ему помешала война.
Писать Хазби Калоев начал еще школьником, в 30-е годы. С 1936 года его стихи публиковались в газетах и журналах. Писал он на осетинском и на русском языках. Накануне войны Калоев написал драму «Сыновья Бата» и принялся за драму «Кровавый путь», которую заканчивал уже на фронте.
В самом начале Великой Отечественной войны Калоев со студенческой скамьи ушел в армию.
Командир танка Хазби Калоев был убит в бою под Белгородом в 1943 году.
В 1957 году в Орджоникидзе вышел сборник стихов Хазби Калоева «Луч солнца» на осетинском языке.
Отошли луны страданья,
Степь в ее сияньи спит.
Ветра легкое дыханье
Гладь озерную рябит.
Но над зыбью очерк мрачный
Черной тучи узнаю.
С этим озером прозрачным
Я судьбу сравню свою.
1939
Улыбнулось светло и немо
Надо мною ночное небо…
Я к груди твоей прикасаюсь,
Я сгореть в любви опасаюсь…
Чаша счастья — она бездонна,
Чаша жизни — полна до срока…
Только ветер скулит бездомный
Без тебя ему — одиноко.
Но всей дрожью сиюминутной
И дыханья горячей тайной
Огражден я от мысли смутной,
Защищен от тоски случайной.
И опять сердце бьется чаще,
В цепь мечтаний включая ток…
Чтобы тотчас новое счастье
Я очами окинуть мог.
Август 1940
160. «Улетел соловей — и веселье затихло…»
Улетел соловей — и веселье затихло.
В свежих лужицах зябнет вода.
Вот и рыжую осень настигли
Белозубые кромочки льда.
И холодное небо застыло.
Лес замолк, соловей улетел.
Над холмами и рощами, пробуя силу,
Ветер сумрачно вдруг загудел.
1940
161. «Цветок увидал я на сломанном древе…»
Цветок увидал я на сломанном древе.
Цветок улыбался, кивал головой,
Здоровался с птицами, солнцем, травой,
И радость звенела в его лепестках!
Цветок увидал я на сломанном древе.
Цветок увидал я на сломанном древе,
И рядом журчащий бежал ручеек.
И жизнь я увидел, как свежий цветок,
Согретый лучами, омытый росой,
Цветок увидал я на сломанном древе.
Цветок увидал я на сломанном древе.
Губами соцветие я наклонил
И сердце я в чашу цветка уронил…
Но ветер, но буря сорвет лепестки!
Цветок увидал я на сломанном древе.
1940
162. «Ночная темнота, и тайно лист дрожит…»
