Так тихо -
как перед концом.
Я знаю:
спасенье мое опоздает,
и замертво я упаду на крыльцо.
Хае
Осенним вечером на Родине, в палатке,
в которой пол - земля, и дыры есть в стене,
и где в углу белеет детская кроватка
и дали дальние - в окне...
Тяжелый труд, надежды, исступленье -
я ваша. Как опять вас обрести?..
...Вот дети подошли, застыли в изумленье:
зачем же тетя так грустит?..
Ури
Письма брошены, и перепутан
их порядок. Как много их!
Я простерта над ними, как будто
та гадалка веков седых.
Только я, как она, назавтра
не пойду судьбу вопрошать,
потому что Бог отказался,
отказался мне помогать,
хоть и знает он сердце это,
ту печаль, что оно хранит.
Буду письма читать до рассвета,
пока буквы не стерлись на них.
Земля молчит - и будто саван грудь окутал,
и будто сердце мне пронзил молчанья меч.
Но я покуда здесь и жду еще покуда,
и кровь стихов моих не прекращает течь.
Раз смерть молчит - умолкнем мы в ее объятьях,
настанет день - и путь прервется у черты,
но до чего же голос жизни нам приятен,
как звуки эха его ясны и чисты!
Могильным холодом в лицо молчанье дышит,
и ухмыляется чудовище в ночи.
Но я покуда здесь, покуда здесь, ты слышишь?
Срази меня словами! Только не молчи!
* * *
Я запомню навек:
как испуганный конь,
колотится сердце в груди.
Будто в лунную ночь, всюду бледный огонь
и призрачный свет - впереди.
И внезапно почувствую вспышку в крови,
будто послан мне знак от огня.
Он напиться дает - и сгореть от любви,
окружает и душит меня.
О, как же недолго со мною он пробыл -
тот луч, что скользнул сквозь стекло.
Уже не мечтаю отныне я, чтобы
здесь стало свежо и светло.
О солнце! О солнце! Блестящей оравой
твои рассыпались лучи.
Сверкали в росе и плясали на травах,
горели в заката печи.
Я знала, что дни опустеют без света.
В тоске подойду я к окну.
Как к памяти солнца, я к форточке этой
без всякой надежды прильну.
Вот она от головы до пят,
вот ее забитый, тихий взгляд.
Преданность, унынье и мольба:
взгляд собаки битой иль раба.
Миг кристально чистый, ясный, узнанный,
хоть и полон,
скуп он на слова.
Тишина,
и лишь порыв обузданный:
господина руку целовать.
* * *
Назови моим именем дочь -
руку дай,
постарайся помочь.
Так печален в вечность уход!
И когда она подрастет,
то мою сиротливую песнь,
мой вечерний, грустный мотив -
в золотую звонкую весть,
в голос утра она превратит.
Нить порвалась - вплети ее им,
дочерям и внучкам твоим!
* * *
Тебе я, как прежде,
тебе - навека -
чужая, своя,
далека и близка.
Ты - рана на сердце, и невмоготу
краснеть и бледнеть, и взлетать в высоту.
Так вслушайся в глас, леденящий сердца!
К тебе, о тебе, от тебя - до конца...
Открылась дверь и закрылась дверь.
Мираж сияет вдали,
и манит колодец.
Но, верь иль не верь,
им жажды не утолить.
Тюрьма - моя келья, и книга - нема,
и ширится ужас во мне.
И пусть я грешила - но я же сама
наказана Богом вдвойне!
* * *
Своею рукою! -
Так гордость велела.
Разорвана нить и мосты сожжены
своею рукой.
В сердце радость запела.
Так гордость велит.
Нож торчит из спины.
ИЗ СБОРНИКА "НЕВО"
* * *
Лишь о себе рассказать я смогла…
Лишь о себе рассказать я смогла.
Сжался мой мир, будто мир муравья.
Так же, как он, я и ношу несла,
так же, как он, надрывалася я.
Путь муравьишки к вершине желанной
долог, мучителен, труден вдвойне.
Ради забавы рука великана
все его чаянья сводит на нет.
Так же и путь мой - слезы и песни,
страх и молитвы Высшей Руке.
Что ж ты позвал меня, берег чудесный?
Что ж обманул ты, огонь вдалеке?
http://www.youtube.com/watch?v=LBt9bZc5Oyo
Исполняют Хава Альберштейн и Дани Гранот, музыка Авраама Пиаманта.
4 Адара, 5690* * *
Столько доверия в сердце моем…
Столько доверия в сердце моем! -
Не испугаешь его листопадом,
благословит любые преграды -
осени плач за окном,
ветра бессилье, вечности мощь...
Сердце доверчиво, дальний ты мой!
* * *
В сердце сад есть заветный…
В сердце сад есть заветный,
ты вселен в заветный мой сад.
Заплелись твои ветви,
глубоко твои корни лежат.
Не смолкает, не стынет
в сердце до ночи птичий галдеж.
Это сад мой, и ты в нем
сотней жаворонков поешь.
http://www.youtube.com/watch?v=6hTYBomDVBo
Исполняет Нурит Гальрон, музыка Наоми Шемер
* * *
Все сказала я. Срок настал…
Все сказала я. Срок настал
виноград давить -
или душу.
Кровь течет,
как вино.
И вопит немота.
А ты даже не слушал.
Все хорошо.
Секрет храню навеки
про счастье, что открылось и ушло.
Готова руку целовать я человеку,
что обижал и будет впредь мне делать зло.
Но вдруг в тиши -
есть миг жестокий, грубый,
есть миг, взрывающий покой и сонный плен,
когда мне хочется, чтоб затрубили трубы
и Страшный Суд свершился на земле.
Его не видя, все же знаю точно
о том, что он вблизи, я не одна,
и бережет от ужасов полночных
квадратик света из его окна.
О, только бы мне знать, что кто-то рядом -
невидимый, но явственный, как свет,
и это знание - защита и ограда,
ладонь на лбу, прохлада и привет...
Отодвинулись мгла с синевою,
дни и ночи ушли далеко.
Я устала. Глаза закрою,
посижу, отдохну немного.
Пелена чужбины упала,
и придвинулся вдруг безотчетно
образ тот, что во мне погребала
память дней и ночей бессчетных.
За борьбу, за сверканье стали -
ты прости! Мы запомним отныне,
что касанье иной печали
ранит больно, и память не стынет.
* * *
Моя хрупкая радость! Цветочек,
что взрастила с таким я трудом
на тяжелой безжизненной почве,
на пустынном наделе моем.
Моя хрупкая радость! Жестокий
тот закон мне известен давно:
если слез проливаешь потоки,
не создашь и росинки одной.
И дорога мне эта известна,
и другой уже не повстречать:
вспоминать, создавая песни,
вспоминать, грустить и молчать.
* * *
Книгу Йова раскрыла, читаю о нем…
Книгу Йова раскрыла, читаю о нем.
вот герой! Нас ведь тоже учили
видеть благо и пользу в страданье своем,
подчиняясь Всевышней силе.
Если б только уметь разговор нам живой,
как и он, вести благосклонно,
и устало склоняться, как он, головой,
и идти к Отцовскому лону...
"Своими руками -
так гордость велела..."
Я закрою дверь на замок,
я заброшу в море ключи,
чтоб мой дух смятенный не мог
на твой голос мчаться в ночи.
Знаю - ночи будут без снов,
знаю - дни покроет туман.
Утешенье мое - в одном:
