Погодину М. П., 9 декабря 1862*
8. М. П. ПОГОДИНУ 9 декабря 1862 г. Москва
Воскресенье. 9 декабря
Говорят, почтеннейший Михайло Петрович, что мы, как Гомеровы витязи, обменялись шубами*. — Убеждениями мы уже давно друг с другом обменялись…
В самую ту минуту, что я хотел послать вам моего человека, приехал ко мне посланный из дворца, который и берется доставить вам ваше. — Но я все-таки завидую моей шубе, что ей удалось побывать у вас, жалею очень, что не мне. — Господь с вами. В<ам> усердно пред<анный> Ф. Тютчев
Тютчевой Эрн. Ф., 27 июня 1863*
9. Эрн. Ф. ТЮТЧЕВОЙ 27 июня 1863 г. Москва
Moscou. Jeudi. 27 juin
(C’est aujourd’hui l’anniversaire de la bataille de Poltava, mais p<our> le moment il ne s’agit pas de cela.)
Je ne t’écris que p<our> empêcher la prescription du silence. Voilà plusieurs jours que j’attends une réponse à ma dernière lettre écrite de Tsarskoïé. Et parce que j’ai la bonhomie de l’attendre avec une certaine impatience, il est tout simple qu’elle n’arrive pas.
Ma santé va mieux. Mes pieds recommencent à marcher. Je crois vraiment que le nouveau traitement me fait du bien. — Mais parlons de choses plus importantes.
La crise approche — et mes tristes prévisions vont s’accomplir. — On vient d’apprendre que le voyage de l’Imp<ératrice> est remis. — Hier, 26, après une messe de mort, dite p<our> l’Emp<ereur> défunt, le Conseil des Ministres a dû se réunir p<our> prendre connaissance des réponses aux notes des puissances. C’est samedi prochain, 29, qu’elles partiront. Avant quatre semaines nous pourrions avoir les escadres ennemies devant Kronstadt. Tout cela est horriblement angoissant. — Ici, comme dans toute la Russie, l’esprit est bon, mais on se défie de la faiblesse et de l’incohérence du gouv<ernemen>t. Il n’y a pas à se le dissimuler. C’est l’existence même de la Russie qui est en question. Je m’attends à tout — à ce qu’il y a de pire — et je ne me sens plus assez de vie, assez d’avenir pour espérer de voir luire le lendemain de la catastrophe qui nous menace*.
Ne trouves-tu <pas> qu’il est particulièrement <absurde>[3] d’être séparés dans de pareils moments?..* Mais il faut s’habituer à tout. Comment va Marie? Embrasse-la de ma part. Elle aussi me manque beaucoup dans les circonst<ances> prés<entes>. Embrasse aussi les garçons. Que Dieu vous garde.
A toi p<our> ce qui me reste de vie.
Перевод
Москва. Четверг. 27 июня
(Сегодня годовщина Полтавской битвы, но в настоящую минуту не в этом дело.)
Пишу тебе лишь затем, чтобы нарушить долгое молчание. Вот уже несколько дней я жду ответа на мое последнее письмо, написанное в Царском. И так как я имею простодушие ожидать его с некоторым нетерпением, естественно, что он не приходит.
Мое здоровье лучше. Ноги начинают опять ходить. Я в самом деле думаю, что новое лечение приносит мне пользу. — Но поговорим о вещах более важных.
Кризис приближается — и грустные мои предвидения могут осуществиться. — Только что стало известно, что путешествие императрицы отложено. — Вчера, 26-го, после заупокойной обедни по покойном государе, Комитет министров должен был собраться, чтобы ознакомиться с ответами на ноты держав. В будущую субботу, 29-го, они будут отправлены. Не более чем через четыре недели неприятельские эскадры могут появиться перед Кронштадтом. Все это ужасно тревожно. — Здесь, как и по всей России, настроение хорошее, но опасаются слабости и непоследовательности правительства. Нечего обманывать себя. Дело идет о самом существовании России. Я ожидаю всего — всего наихудшего — и, чувствуя, что мои жизненные силы и отпущенное мне время на исходе, уж и не надеюсь увидеть тот день, который воссияет после угрожающей нам катастрофы*.
Не находишь ли ты, что вопиющая нелепость — переживать подобные минуты порознь?..* Но надо привыкать ко всему. Как там Мари? Сейчас мне ее тоже очень недостает. Поцелуй также мальчиков. Да хранит вас Бог.
Твой на всю оставшуюся мне жизнь.
Горчакову А. М., 11 июля 1863*
10. А. М. ГОРЧАКОВУ 11 июля 1863 г. Москва
Moscou. Jeudi. 11 juillet
Mon Prince,
C’est d’un cœur léger et tout joyeux que je vous adresse ces quelques lignes, à la hâte, pour vous offrir mes plus vives félicitations… C’est hier que vos dépêches* sont parvenues ici. Eh bien, je m’estime heureux de m’être trouvé à Moscou dans ce moment-là… Cela a été, phrase à part, un moment historique…
Après toutes ces insultes, toutes ces insolences officielles de l’étranger, après toutes ces incertitudes et ces angoisses en vue de l’intérieur, on a éprouvé, tout à coup, comme un sentiment de délivrance. On a respiré à l’aise.
Rien dans ces bienheureuses dépêches n’a été perdu ici. Pas une nuance, pas une intention, pas une inflexion de voix n’a échappé à l’appréciation du public, ou plutôt du pays. Tout a été compris et senti. Chacun se sentait heureux et fier de s’entendre parler de la sorte, car chacun retrouvait son accent le plus intime dans cette voix qui parlait au nom de tous.
Vous savez, mon Prince, que c’est le journal de Катков qui a donné le premier vos dépêches, texte et traduction. Hier, je ne sais pourquoi, la Gazette de Moscou a été distribuée assez tard, pas avant les cinq heures du soir. Et bien, déjà à 7 heures on voyait au boulevard de la Tverskoi, où je demeure, des groupes s’entretenir avec animation, au sujet des dépêches… Moi-même, j’ai été abordé par un inconnu qui m’a demandé, si je les avais lues, et sur ma réponse affirmative cet homme m’a dit: «Дай Бог здоровья князю Горчакову. Не выдал…»
Le soir je suis allé au Club, et bien, mon Prince, le Club Anglais lui-même a été unanime dans les hommages qu’il vous rendait. On avait été sur le point de vous envoyer une dépêche télégraphique, pour vous remercier. — Mais on a craint que, dans les circonstances actuelles, une pareille démonstration n’eût pas tout le sérieux du sentiment qu’elle devait exprimer… En un mot, mon Prince, c’est de l’histoire, que l’impression que j’ai vu se produire ici, à Moscou, au contact de votre parole, — de ce langage si digne et si ferme, que vous avez eu l’honneur de faire parler à la Russie, et encore une fois, je m’estime heureux d’en avoir été le témoin. — Et puisque je me sens heureux, je veux être indiscret. Faites-moi de grâce donner signe de vie par quelqu’un de votre entourage. Voici mon adresse: Близь Тверской. Гнезненский переулок, дом бар. Корф. Ф. Тютчев
Перевод
Москва. Четверг. 11 июля
Дорогой князь,
С ликованием в сердце тороплюсь набросать вам несколько строк, дабы принести мои самые горячие поздравления… Ваши депеши* стали известны здесь вчера. И я почитаю себя безмерно счастливым, что оказался в Москве в такой момент… Это был, без преувеличения, момент исторический.
После всех этих оскорблений, всех этих официальных выговоров извне, после всех этих сомнений и тревог относительно дел внутренних, с души вдруг как будто спал камень. Задышалось свободно.
Ничто в этих благословенных депешах не осталось здесь без внимания. Каждый оттенок, каждая грань мысли, каждое ударение были по достоинству оценены общественностью — или, вернее, страной. Всякого переполняло счастье и гордость за эту речь, ибо всякий слышал свою собственную сокровенную ноту в том голосе, который говорил от имени всех.
Вы знаете, дорогой князь, что газета Каткова первая обнародовала ваши депеши в подлиннике и в переводе. Вчера, не знаю почему, «Московские ведомости» вышли довольно поздно, не ранее пяти часов вечера. И вот уже в 7 часов на Тверском бульваре, где я обитаю, толпились люди, с оживлением обсуждавшие ваши депеши… Меня самого остановил какой-то незнакомец, чтобы спросить, читал ли я их, и на мой утвердительный ответ этот человек сказал: «Дай Бог здоровья князю Горчакову. Не выдал…»
Вечером я ездил в Английский клуб, и, представьте себе, князь, даже этот клуб единодушно вас превозносил. Едва-едва не послали вам благодарственную телеграмму. — Однако верх взяло опасение, что в настоящих обстоятельствах подобный жест не передал бы всей серьезности чувств, за ним стоящих… Одним словом, князь, впечатление, произведенное здесь, в Москве, у меня на глазах, вашим заявлением, — тем в высшей степени достойным и твердым слогом, которым по вашему благородному почину заговорила Россия, — впечатление это есть достояние истории, и, повторюсь, я безмерно счастлив, что оказался ему свидетелем. — А счастливому хочется быть нескромным. Сделайте милость, дайте мне знать о себе через кого-либо, кто у вас сейчас под рукой. Вот мой адрес: Близь Тверской. Гнезненский переулок, дом бар. Корф. Ф. Тютчев
Тютчевой Эрн. Ф., 11 июля 1863*
11. Эрн. Ф. ТЮТЧЕВОЙ 11 июля 1863 г. Москва
Moscou. Jeudi. 11 juillet
Je reçois à l’instant ta lettre en date du 6 — et quand j’en suis venu à cet endroit de ta lettre où tu me dis: «Je fais d’énormes promenades à moi toute seule et cela me rappelle les temps de ma jeunesse où je vivais ainsi seule», — je ne puis te dire quel flot de mélancolie poignante m’a submergé le cœur. Dans ce moment j’aurais de bon cœur sacrifié une année de vie pour me trouver transporté auprès de toi. Ah, il y a des fatalités bien odieuses… Mais de grâce, ne sois pas en peine de ma santé. Je me remets et serai bientôt réintégré dans mon état normal, bien peu normal, il est vrai. Il me tarde de savoir Marie revenue auprès de toi*. Je sens si bien comme sa présence te manque et je lui gönne la tienne, pour un moment de laquelle je donnerais je ne sais quoi…
Nous touchons à la crise. Hier on a reçu les réponses de Gortchakoff qui ont été accueillies ici avec une satisfaction unanime*. Elles sont dignes et fermes et ne laissent aux puissances d’autre alternative qu’une honteuse retraite ou la guerre. — Aussi plus que jamais je crois à la guerre et je la crois imminente. Pour Napoléon surtout c’est devenu une question de vie ou de mort, au moins politique.
J’ai écrit ce matin à Gortch<akoff> pour le complimenter — et cette fois j’ai eu la satisfaction de ne lui dire que des choses vraies (ce qui est bien agréable). Ses notes, encore une fois, sont très bien et tu les liras avec plaisir. — Mais je vous plains dans le moment actuel d’être pour vos informations à la merci de la poste. Ici, grâce à mes relations intimes et continuelles avec Катков, je suis presqu’aussi à la source des nouvelles que si j’étais à Péters<bourg>. — C’est une nature très sympathique que Катков. Je dîne demain chez lui et nous boirons à la santé de Gortch<akoff>. — Je l’en ai prévenu.
