Товарищ Сталин, вы большой ученый… - Юз Алешковский

Кардиограммою сосулек

отмечен обморочный день…

капелью капельниц… А хули?

Схимичу в Небе бюллетень,

ирландского шарахну виски,

колбаски докторской умну,

прощенья попрошу у близких

и похиляю на Луну.

В дороге погрызу орешки

и перещелкаю грешки,

они в порочной черепушке

уже пустили корешки.

А на Луне все та же скука —

намек на скорбность бытия,

гнусит бессмысленности сука,

тощища от ее вытья,

но запою, и от романса

вмиг просветлеет голова,

вот как мила идея пьянства…

Метель не замела слова,

в душе растаяли сугробы,

от светлых грез похмелья нет.

Вернусь-ка я на крышке гроба

к любезнейшей из всех планет!

У нас в саду – озерца талых вод.

Теплеет ветерок, добреет небосвод,

от аппетита очумев, вороны

всё мечут: рис и даже макароны,

а я, увы, как прежде, меланхолю,

но никогда не проклинаю долю,

что ниспослали в жизни Небеса, —

так лошади любезен тюк овса,

а птичке-крохе – зернышко. Короче,

благослови, Господь, и дни мои, и ночи,

друзьям сообщи уют существованья,

отчасти утоли их упованья

на некий смысл быстротечных лет —

хотя бы напослед… хотя бы напослед…

Знай: пока еще не врезал дуба,

важно просто жить – не горевать,

размыкая для улыбки губы,

те, что так любили целовать;

чтить подругу, пировать с друзьями

и, пропив второй – для глаз – пятак,

со смиреньем взвить над койкой знамя —

горестной простынки белый флаг.

Сдался – ни стихий вселенских пения,

ни наук, ни света и ни тьмы,

тишина, отсутствие движения,

нет ни «я», ни «ты», ни «мы»…

Сферы милой музыки безмолвны…

Запашки «Арагви»… Может, пьян?..

Если ж трезв – тогда в созвездьи Овна

жарится на вертеле баран.

Не кенарь, не соловушка, не зяблик —

откукарекал зори петушок.

М-да-с… шпоры генеральские ослабли,

посеребрен – бывает! – гребешок.

Я рад – ко мне не прикоснулись

снежинки колкие небытия.

Друзья уснули, чё-то не проснулись,

прости, подруга, не проснусь и я.

Зато в иных пределах вспыхнет встреча

Души с Душой – ликуют не скорбя!

И больше мне тебя утешить нечем,

как, впрочем, моя радость, и себя.

Кроме драгоценного, родного,

я, увы, не знаю языков.

Не́ жил… пожил, ну и был таков…

– Положи ты мне на веки слепки Слова —

пару царских медных пятаков.

– В заначке у тебя всего один пятак.

– Ангел мой, пили его… вот так!..

А теперь, как говорил Басё, – ВСЁ!

Когда б поэт великий и мудрец

знал русский, то воскликнул бы: ПИЗДЕЦ!

Зачерпну-ка водицы колодезной

заржавелым прабабки ведром,

вознесусь над похмелкой бессовестной,

труд зовет. С мотоциклом – втроем.

Третий член «экипажа» – коляска.

Мотоцикл от нее без ума:

передок! кузовок! антитряска!

колесо! как у лодки корма!

Мчится тройка, спешит почтовая,

руль держу, как быка за рога,

то на горку лесную взлетаем,

не бздюмо! – то ныряем в снега.

И вдову невзначай вспоминаю:

ой, сладка, как березовый сок!..

Сперва двери приладил к сараю,

ну потом полюбились с часок…

Ах ты, сумка моя почтальонная!

В ней под праздничек писем полно:

алименты законнорожденному;

сикопрыгам не светит в Кино;

сообщения вóенкомата:

муж – без вести… сынишка – в бою…

Всё утраты, утраты, утраты —

мать твою, мать твою, мать твою-ю-ю!!!

Похоронки, коль просят, читаю,

но деревне не в масть и не в толк:

что за буква казенная, злая,

про какой-то чужой интердолг?!

И поминки, поминки, поминки…

Ну за что нам Афганска напасть?!

Мамки плачут, отцы, Зойки, Нинки,

проклиная застойную власть.

Просто вою, как волк, а метелица,

выражаясь конкретней – пурга,

седовласой сучарою стелется,

превращая сугробы в снега.

Доебало сплошнейшее крошево,

мотоцикл – ни туды ни сюды.

Обращаюсь к пурге по-хорошему:

не замай, пропадлина, следы.

Вот погодушка – шла б она в жопу!

Бесполезна с природой борьба.

Тут у нас – не асфальты Европы,

а печальна деревни судьба.

Посещу-ка хатенку я вдовью,

из сельпо притараню бутыль.

Ублажать надо женщин любовью,

чтоб забылася горькая быль.

И забрались мы с нею на печку…

Поутрянке готов чугунок,

там картошка, грибки, вострый перчик

и грудинки говяжьей кусок.

Блядство – грех. Скукота – одиночество.

Раз уж так – совершенно женюсь!

Зойка – прелесть, Андреевна – отчество.