А вон та к клубнике подошла. Премилое существо лет восемнадцати. В мини-минимальной юбочке. Кто любит клубнику, утверждает Э. Кан, тот весельчак и предпочитает все красивое. Значит, может по-достоинству оценить и его, 29-176-73, спортивного телосложения, холостого, без вредных привычек.
И он «причаливает» к ней.
Кому это нужно, чтобы мужики перед женщинами глупели? Говорят, Богу. Так ему веселее…
29-176-73 женился…
Теперь он часто задумывается: кому нужна эта теория о фруктах и человеческих характерах? И вообще: зачем пришла ему в голову эта дурацкая мысль — жениться? У его жены недолго держалась любовь к клубнике, но очень быстро развилась мелкая хвастливая «сила и храбрость к питию».
Сейчас он часто повторяет:
— Может быть, по старинному обычаю, со свахой-то, было лучше?
Я прихожу домой в отличном настроении, на пороге меня встречает теща и бросает в глаза нелепое обвинение: «Ты съел всю заварку из чайника!»
Как поступите вы в этой абсурдной ситуации? Наверное, начнете отрицать, убеждать в своей полной непричастности? Но чем больше вы будете говорить, тем подозрительнее на вас будет смотреть главный обвинитель. И вот вы уже сами не помните, ели вы заварку или нет, а дыма без огня не бывает. Может быть, и съели, да потом забыли в текучке дел.
Есть еще такой вариант: обернуть все в шутку. «Да, съел, мне врачи советовали! А вы разве не читали: это всем полезно — есть на ночь заварку, и именно из чайника!» Но не радуйтесь раньше времени, это маленькое признание повлечет за собой ряд новых обвинений, более страшных: «Ты почему так долго чистишь зубы?!» и, наконец: «Ты ждешь моей смерти!» А тут уже не отшутишься.
Я действую иначе, и мой метод всегда приносит успех. Я не говорю теще ни слова, разворачиваюсь и ухожу: в лес, в горы, а если хватит сил — в тундру. Я питаюсь листьями и корой, сплю под березами и под осинами. Через неделю прибегает жена и умоляет вернуться. «Мама говорит, что ей совсем не жалко заварки, и она уже все забыла». Я в ответ только смеюсь. Еще через неделю: «Мама приготовила твои любимые блинчики с творогом». Я гордо отказываюсь. Через месяц: «Дорогой, возвращайся! Мама сварила гороховый суп и испекла твой любимый торт «Наполеон».
Я сдаюсь и возвращаюсь. Теща хватается за сердце: «Боже, как ты похудел!» — собственноручно снимает с меня плащ, пропахший кострами и болотами, ботинки, от которых остались одни шнурки. Меня, победителя, кузнеца семейного счастья, отмывают, откармливают, укладывают в чистую постель. Меня окружают покой и уважение. До утра.
Все человечество ждет любви, в том числе холостяки и старые девы. И Анна тоже ждала любви. Симпатичная и порядочная женщина, великолепная хозяйка, трудяга, с одним-единственным недостатком: ее мышление имело явный философский уклон. Отчего жизнь ее давала резкий крен в одиночество.
Но однажды Анне повезло. Она встретила мужчину, который всерьез обратил на нее внимание. Дело дошло аж до раздевания в теплом, укромненьком местечке, куда он пригласил ее на импровизацию любви. Нет, Анна, конечно, не была против, но она хотела, чтобы все было честно, так сказать, от души, от сердца, а не только потому, что сильно захотелось.
Ее избранник снял рубашку и уже начал снимать брюки, когда она мягко притормозила его:
— Мы знакомы только один вечер. У меня, конечно, есть недостатки, у тебя тоже. Но, если мы встретились — это перст судьбы. Только я хочу, чтобы мы проверили друг друга. Чтобы все между нами было честно. Без любви нельзя. Давай подождем.
Он вытаращил на нее глаза, но продолжал снимать брюки. Анна не унималась:
— Мы не должны без любви. Пойми, ты мне очень нравишься. Но давай просто так погуляем, ну просто так, в кино сходим, хочешь — в театр.
Но он тоже был упрямым и настойчиво продолжал раздеваться. Закончив с раздеванием, он подошел к ней, весь готовый и даже более.
— Надо, чтобы все было по-человечески. Пойми, быть может, мы и созданы друг для друга, но необходимо притереться, — убеждала его Анна.
Он взял ее на руки и понес.
— Но мы с тобой совершенно чужие, быть может, и совсем антагонистичны. А после этого не будет возврата назад. Ты пожалеешь, что без любви, — сказала она и вырвалась из его тисков.
Но он тут же нашел ее и уже потащил, так как она здорово сопротивлялась.
— Сказано в Писании: «Похоть же, зачавши, рождает грех». Любовь должна быть, пойми! — запищала она и снова вырвалась из его лапищ.
Он схватил брюки, быстро влез в них, накинул на себя рубашку и, толкнув Анну к двери, крикнул:
— Давай отсюда, стукнутая!
Но Анна не унималась и вновь возникла перед своим избранником. Прямо с порога затараторила:
— Вспомни Ромена Роллана: «Любовь такова, каковы души, несущие ее, героическая у героев и животная у скотов». Любовь же должна быть! Я же…
Но легкий удар дверью по лбу прервал ее пламенную речь.
Угол зрения не должен быть тупым.
Кудрявые мысли не расчешешь.
И цвет нации выгорает.
Первой согрешила не Ева, а яблоня.
В политике, как в театре, в главной роли — суфлер.
Выйдешь из себя — замерзнешь.
Добродетель — конфетка, да грех-то — эскимо.
Рогатый муж бодается.
От критики теряют в весе, но прибавляют в росте.
У крылатых слов общипывает перья вечность.
И со дна снимают сливки длинным языком.
Холостяки — средний пол.
Политика грешит, а у экономики цены беременные.
Свобода — это когда ботинки не жмут и пломбы не мешают.
Слабый пол небеса держит.
Не зубри, облысеешь!
Монолог в трамвае— Культуры у нас нет, Семеныч! Культуры нет! Вот где собака зарыта. Люди злятся, грубят, нервничают. А вот будет культура, тогда и обращение между людьми будет вежливое… Ну, ну, бабуля, куда ты прешь со своим мешком? Ноги мне обступала! Ну и что, что сижу? Куда хочу, туда и выставляю ноги, не твое дело! Место тебе? А дома у тебя место есть? Вот и сидела бы дома! А то вон того амбала попроси, он помоложе. Ну, чего ты уставился-то? Правды не любишь? И свою намалеванную можешь поднять, вон брюхатую посади! Ну и молодежь, никакой культуры и вежливости. Погоди, бабуля, вот будет культура, тогда и место тебе уступят, и через дорогу с мешком переведут. Не может быть, чтоб правительство культуру не сделало. Все равно указа дождемся. Вот тогда эти сукины сыны и будут уважать старших, уж это точно! Вот тогда и требуй вежливости!..
* * *
— Никак не пойму, что случилось с костром?
Дрова кладу не жалея,
а он не горит, он только дымит,
он только дымит и тлеет.
— Напрасно ругаешь ты свой костер,
вины его в том немного.
Сырые дрова — как пустые слова:
ни гореть, ни согреть не смогут.
* * *
Не скачи во весь опор
по крутым камням.
С дураком вступая в спор,
вспомни, кто ты сам.
* * *
Ты бил горшки,
тарелки бил подряд,
но обижаться на тебя
не буду.
Посуда к счастью бьется,
говорят.
Так вот зачем
ты нашу бил посуду!
Он говорил с оттенком сожаления:
— Я мог бы петь почище соловья,
когда б открыли мне секреты пения,
не знаю их, и в том беда моя.
А рядышком, среди ветвей,
даря прохожим бездну наслаждения,
совсем не знающий секретов пения,
пел, и весьма недурно, соловей.
* * *
Борода-мочало —
мудрости начало.
Бородатых много,
аксакалов — мало.
Демократическая гимнастика
Приготовьтесь к демократической гимнастике.
Исходное положение: пятки вместе, носки врозь, руки по швам.
Упражнение первое — «Ускорение»:
Медленно потягиваясь, сделали шаг вперед. Посмотрели вверх, сделали шаг назад. Повторили упражнение. Вернулись в исходное положение.
Упражнение второе — «Борьба»:
