Банька по-черному
Копи!
Ладно, мысли свои вздорные
копи!
Топи!
Ладно, баню мне по-черному
топи!
Вопи!
Все равно меня утопишь,
но — вопи!..
Топи!
Только баню мне как хочешь
натопи.
Ох, сегодня я отмоюсь,
эх, освоюсь!
Но сомневаюсь,
что отмоюсь!
Не спи!
Где рубаху мне по пояс
добыла?!
Топи!
Ох, сегодня я отмоюсь
добела!
Кропи!
В бане стены закопченные
кропи!
Топи!
Слышишь, баню мне по-черному
топи!
Ох, сегодня я отмоюсь,
эх, освоюсь!
Но сомневаюсь,
что отмоюсь!
Кричи!
Загнан в угол зельем, словно
гончей — лось.
Молчи!
У меня уже похмелье
кончилось.
Терпи!
Ты ж сама по дури
продала меня!
Топи!
Чтоб я чист был, как щенок,
к исходу дня!
Ох, сегодня я отмоюсь,
эх, освоюсь!
Но сомневаюсь,
что отмоюсь!
Купи!
Хоть кого-то из охранников
купи!
Топи!
Слышишь, баню ты мне раненько
топи!
Вопи!
Все равно меня утопишь,
но — вопи!..
Топи!
Эту баню мне как хочешь,
но — топи!
Ох, сегодня я отмоюсь,
эх, освоюсь!
Но сомневаюсь,
что отмоюсь!
Отпишите мне в Сибирь, я — в Сибири!
Лоб стеною прошиби в этом мире!
Отпишите мне письмо до зарплаты,
Чтоб прочесть его я смог до питья-то.
У меня теперь режим номер первый —
Хоть убей, хоть завяжи! — очень скверный.
У меня теперь дела ох в упадке, —
То ли пепел, то ль зола, все в порядке.
Не ходите вы ко мне, это мало,
Мне достаточно вполне персонала.
Напишите мне письмо по-правдивей,
Чтоб я снова стал с умом, нерадивей.
Мне дадут с утра яйцо, даже всмятку,
Не поят меня винцом за десятку,
Есть дают одно дерьмо — для диеты…
Напишите ж мне письмо не про это.
Ядовит и зол, ну, словно кобра, я, —
У меня больничный режим.
Сделай-ка такое дело доброе, —
Нервы мне мои перевяжи.
У меня ужасная компания —
Кресло, телефон и туалет…
Это же такое испытание,
Мука… и другого слова нет.
Загнан я, как кабаны, как гончей лось,
И терплю, и мучаюсь во сне.
У меня похмелие не кончилось, —
У меня похмелие вдвойне.
У меня похмелье от сознания,
Будто я так много пропустил…
Это же моральное страдание!
Вынести его не хватит сил.
Так что ты уж сделай дело доброе,
Так что ты уж сделай что-нибудь.
А не то — воткну себе под ребра я
Нож — и все, и будет кончен путь!
Отпустите мне грехи
мои тяжкие,
Хоть родился у реки
и в рубашке я!
Отпустите мою глотку,
друзья мои, —
Ей еще и выпить водку,
песни спеть свои.
Други, — во тебе на! —
что вы знаете,
Вы, как псы кабана,
загоняете…
Только на рассвете кабаны
Очень шибко лютые —
Хуже привокзальной шпаны
И сродни с Малютою.
Отпустите ж мне вихры
мои прелые,
Не ломайте руки вы
мои белые,
Не хлещите вы по горлу,
друзья мои, —
Вам потом тащить покорно
из ямы их!
Други, — вот тебе на!
Руки белые,
Снова словно у пацана,
загорелые…
Вот тебе и ночи, и вихры
Вашего напарника, —
Не имел смолы и махры,
Даже накомарника.
Вот поэтому и сдох,
весь изжаленный,
Вот поэтому и вздох
был печальный…
Не давите вы мне горло,
мои голеньки,
Горло смерзло, горло сперло.
Мы — покойники.
Други, — вот тебе на!
То вы знаете —
Мародерами меня
раскопаете.
Знаю я ту вьюгу зимы
Очень шибко лютую!
Жалко, что промерзнете вы, —
В саван вас укутаю.
В голове моей тучи безумных идей —
Нет на свете преград для талантов! —
Я под брюхом привыкших теснить лошадей
Миновал верховых лейтенантов.
Разъярилась толпа, напрягалась толпа,
Нарывалась толпа на заслоны, —
И тогда становилась толпа «на попа»,
Извергая проклятья и стоны.
Столько было в тот миг в моем взгляде на мир
Безотчетной, отчаянной прыти,
Что, гарцуя на сером коне, командир
Удивленно сказал: «Пропустите!»
Дома я раздражителен, резок и груб.
Домочадцы б мои поразились,
Увидав, как я плакал, взобравшись на круп…
Контролеры — и те прослезились.
…Он, растрогавшись, поднял коня на дыбы,
Волево упираясь на стремя,
Я пожал ему ногу, как руку судьбы…
Ах, живем мы в прекрасное время!
Серый конь мне прощально хвостом помахал,
Я пошел — предо мной расступились,
Ну а мой командир на концерт поскакал
Музыканта с фамилией Гилельс.
Я свободное место легко отыскал
После вялой незлой перебранки:
Все! Не сгонят! Не то что, когда посещал
Пресловутый театр на Таганке.
Вот сплоченность то где, вот уж где коллектив,
Вот отдача где и напряженье!..
Все болеют за нас — никого супротив:
Монолит без симптомов броженья!
…Меня можно спокойно от дел отстранить,
Робок я перед сильными, каюсь, —
Но нельзя меня силою остановить,
Когда я на футбол прорываюсь!
Не заманишь меня на эстрадный концерт,
Ни на западный фильм о ковбоях:
Матч финальный на первенство СССР —
Нам сегодня болеть за обоих!
Так прошу: не будите меня поутру —
Не проснусь по гудку и сирене, —
Я болею давно, а сегодня — помру
На Центральной спортивной арене.
Буду я помирать — вы снесите меня
До агонии и до конвульсий
Через западный сектор, потом на коня —
И несите до паузы в пульсе.
Но прошу: не будите меня на ветру —
Не проснусь как Джульетта на сцене, —
Все равно я сегодня возьму и умру
На Центральной спортивной арене.
Пронесите меня, чтоб никто ни гугу:
Кто-то умер — ну что ж, все в порядке, —
Закопайте меня вы в центральном кругу,
Или нет — во вратарской площадке!
…Да, лежу я в центральном кругу на лугу,
Шлю проклятья Виленеву Пашке, —
Но зато — по мне все футболисты бегут,
Словно раньше по телу мурашки.
Вижу я все развитие быстрых атак,
Уличаю голкипера в фальши, —
Вижу все — и теперь не кричу как дурак:
Мол, на мыло судью или дальше…
Так прошу: не будите меня поутру,
Глубже чем на полметра не ройте, —
А не то я вторичною смертью помру —
Будто дважды погибший на фронте.
Льву Яшину
Да, сегодня я в ударе, не иначе —
Надрываются в восторге москвичи, —
Я спокойно прерываю передачи
И вытаскиваю мертвые мячи.
Вот судья противнику пенальти назначает —
Репортеры тучею кишат у тех ворот.
Лишь один упрямо за моей спиной скучает —
Он сегодня славно отдохнет!
Извиняюсь,
вот мне бьют головой…
Я касаюсь —
подают угловой.
Бьет десятый — дело в том,
Что своим «сухим листом»
Размочить он может счет нулевой.
Мяч в моих руках — с ума трибуны сходят, —
Хоть десятый его ловко завернул.
У меня давно такие не проходят!..
Только сзади кто-то тихо вдруг вздохнул.
Обернулся — слышу голос из-за фотокамер:
"Извини, но ты мне, парень, снимок запорол.
Что тебе — ну лишний раз потрогать мяч руками, —
Ну, а я бы снял красивый гол".
Я хотел его послать —
не пришлось:
Еле-еле мяч достать
удалось.
Но едва успел привстать,
Слышу снова: "Вот, опять!
Все б ловить тебе, хватать — не дал снять!"
"Я, товарищ дорогой, все понимаю,
Но культурно вас прошу: пойдите прочь!
Да, вам лучше, если хуже я играю,
Но поверьте — я не в силах вам помочь".
Вот летит девятый номер с пушечным ударом —
Репортер бормочет: "Слушай, дай ему забить!
Я бы всю семью твою всю жизнь снимал задаром…" —
Чуть не плачет парень. Как мне быть?!
"Это все-таки футбол, —
говорю. —
Нож по сердцу — каждый гол
вратарю".
"Да я ж тебе как вратарю
Лучший снимок подарю, —
Пропусти — а я отблагодарю!"
Гнусь как ветка от напора репортера,
Неуверенно иду на перехват…
Попрошу-ка потихонечку партнеров,
Чтоб они ему разбили аппарат.
Ну а он все ноет: "Это ж, друг, бесчеловечно —
Ты, конечно, можешь взять, но только, извини, —
Это лишь момент, а фотография — навечно.
А ну не шевелись, потяни!"
Пятый номер в двадцать два —
заменит,
Не бежит он, а едва
семенит.
В правый угол мяч, звеня, —
Значит, в левый от меня, —
Залетает и нахально лежит.
В этом тайме мы играли против ветра,
Так что я не мог поделать ничего…
Снимок дома у меня — два на три метра —
Как свидетельство позора моего.
Проклинаю миг, когда фотографу потрафил,
Ведь теперь я думаю, когда беру мячи:
Сколько ж мной испорчено прекрасных фотографий! —
Стыд меня терзает, хоть кричи.
Искуситель змей, палач!
Как мне жить?!
Так и тянет каждый мяч
пропустить.
Я весь матч боролся с собой —
Видно, жребий мой такой…
Так, спокойно — подают угловой…
