Редьярд Киплинг - "Казарменные баллады" и "Семь морей" (книги стихов)

И в список лучших внес его (тиран-и-зверь) сержант.

Теперь он сам 'начальство', хоть тот же рядовой;

Суётся к нему каждый, изводит ерундой;

Насмешки и подлянки — обидеть всякий рад;

Но знает он, как гнев сдержать, и как гонять солдат.

Вот он — Сержант-Знамёнщик, с такими не шути!

Других крикету учит, на смотр готов вести;

Гляди — он быстр, он ловок, и собранность видна;

Допущен к офицерам, что носят ордена.

Он учит, чтоб в засаде никто не видел вас;

Он учит холостые использовать не раз;

Он учит обнаружить, кто отпуск свой купил;

Зовет всех стать таким, как он — таков сержантский пыл.

Когда вы на параде — следит, чтоб тверд был шаг;

Когда в бою — поможет, так чтоб на мушке — враг;

И жизнь солдат он знает, и что у них на уме;

Он знает, кто идет за ним, и кто отстал во тьме.

Предвидит что болтун капрал — загубит взвод в песках;

Нутром он это чует, по шепоту в кишках;

Гримасы страха видит — (бледны да и, дрожат);

Умеет выждать, в руки взять, и привести назад.

Вот завизжали пули, бархан целуя в бок;

Иные разбегутся, но близок час, дружок;

Как рыцарь в тяжких латах он — движенья нелегки,

Упорством всех вгоняя в дрожь, теснят врага полки.

Пять лет их муштровали, запомнилось одно —

Иди, стреляй, не драпай — и будь что суждено.

Как будто не учились — шум, суета, угар;

Но если б не старался он — всё, закрывай базар.

И вот — 'Кто отступает?', и вот — 'Кто впереди?'

И вот — 'Давай носилки!', вот — гибнет командир;

В кровавой рукопашной все им терзает слух

Сержанта крик — визг дрели! Он сзади, как пастух.

Он, как и все, страдает, и сердце — на разрыв;

Но гонит их, и гонит, свою усталость скрыв;

Стоять — всем, кто остались, и к штурму ждать сигнал,

Тогда — поднять под пулями, чтоб день победным стал!

Язычник в безрассудстве поклоны бьет камням;

Приказов не исполнит, коль их не отдал сам;

Всю жизнь по кругу ходит — он безрассудный шут;

Но Армий становой хребет сверхсрочником зовут!

Не терпи грязищи, расчисти кавардак,

И позабудь привычку все делать кое-как;

Позабудь все «хазар-хо, и кул, и аби-най» —

И о себе заботься, и ружжо не забывай!

пер. Э. Ермаков

Грит младший сержант, дневальный,

Часовому, что вышел в ночь:

Начальни-краула совсем хоки-мут, *

Надо ему помочь:

Много было вина, ведь ночь холодна,

Да и нам ни к чему скандал,

Как увиишь, шо пшёл к караулке —

Подай хочь какой сигнал.

Ну — 'Проверка! — И где тут Проверка?', Двое идут. Мороз,

Вцепился начальник в ремень сержанта,

(закрой, часовой, глаза.!)

А потом — 'Проходи! Все спокойно!',

(ох, надрался, бля, как насос!)

АффидЕвит, ох будет нужен ему выпивки той из-за.

Бела луна над казармой,

По щебенке свет — рекой.

Краульный- чальник идёт вкривь да вкось,

Аж в грязь нырнул с головой.

Тут капрал подтянул, сержант подтолкнул,

Так втроем и устроили бал,

Но уставился я внутрь своей караулки,

Что там за скандал, — не видал.

Пусть 'Проверка! — И где тут Проверка?' —

Держи, капрал! — Не дури!

Он кепи использовал не по назначенью…

но закрыл часовой глаза.

А потом — 'Проходи! Все спокойно!'

(капитан как фонтан, пускал пузыри!)

Аффидевит, ох будет нужен ему выпивки той из-за.

Так четыре часа, ну вот и утро —

Веселиться больше невмочь;

Отправляем его на тележке домой,

'Ствол'кладём, что кинул он прочь.

Ну, отмыли его, просушили его —

Высший класс работка, я рад;

Чист и ясен он, как бомбардир —

Хоть сейчас иди на парад.

Да, 'Проверка! — И где тут Проверка?' —

дать по шее бы, да посильней!!

Он решил, что сабля, мол, — велосипед,

но закрыл, часовой, глаза.

А потом — 'Проходи! Все спокойно!'

(да ещё назвал меня 'Милая Джейн!')

Аффидевит, ох будет нужен ему выпивки той из-за.

Упражнялись мы долго и нудно,

Небо синее, солнце в накал,

Он и бледный, и мокрый, и дико смотрел,

Но сержант упасть не давал.

Дисциплину ценили ребята,

Служили не ради наград;

Но послушал бы сам, как считали шаги —

Заглушить, что он нес невпопад!

Мы топтались: 'Правый фланг — смирно!'

'Вперед!', 'Вольно!', 'Кругом!',

'Плотнее!', 'Налево!', и 'Шире шаг!',

но — закрой, командир, глаза!

Мы шипели: «Полковник увидит, сэр,

сюда, поскорей! Бочком!»

Аффидевит уж точно, нужен ему выпивки той из-за.

Было там тридцать два сержанта,

А капралов сорок, точь-в-точь,

Девятьсот рядовых — все твердят как один:

'От жары ему стало невмочь!'

Он меня целовал в караулке

(Ну зачем я это сказал!)

Все ж я не растерялся, и на Библии клялся:

«Все спокойно, какой там скандал?!»

Так проходят сквозь холод и пекло,

Сквозь разные западни,

Но таков их удел — встанут те, кто смел,

И гвардейцами станут они!

Я-то знаю, где заканал ты пойло,

Будь хитёр ты хоть как лиса;

Сослужу тебе службу,

если водишь ты дружбу

С рядовым Томасом А.!

Да, 'Проверка! — И где тут Проверка?' —

гляди, он храпит на ходу!

И шумит, и юлит, и жутко бузит, — закрой, часовой, глаза.

А потом — 'Проходи! все спокойно!' —

так делишки у нас и идут…

Мы поможем и — нам помогут, наших матушек всех из-за.

пер. Э Ермаков

Про мужество болтал,

Божился и ручался,

Но по утру сбежал,

А грех весь мне остался,

Моленья — что мне с них?

Тьфу, до чего же гадки

Ухмылки губ твоих!..

Как ты мне люб, мой сладкий!

Слишком чудно это, чтобы долго длиться

Сетуй ли, не сетуй, а пора проститься.

Та, что жизнь дала мне, та, что воспитала

(Пожалей нас, Дева!), раньше нас всё знала.

Что плакать? Всё прошло!

И карта наша крыта.

Ты, — тот, кто сделал зло,

Я — та, чья жизнь разбита.

Еще дурех найдешь —

Вот тут же, на посадке. —

Ты сердцем здесь? Все ложь!..

Как ты мне люб, мой сладкий!

Кто же мил насильно?

Бросит — так уж бросит.

И свои посулы в багаже уносит.

Думами о мести не унять кручины.

(Пожалей нас, Дева!), Ведь они — мужчины.

Пер А. Шарапова

Чертовски синий и красивый.

Лежит Индийский океан;

Он под винтом кипит бурливо,

А дальше — гладкий, как лиман.

Закат — как зарево пожара,

И против гаснущих лучей

На мачте силуэт ласкара

И слышится: "Хем декти дей!"

Мир так хорош и так широк:

Гляжу — и все не наглядеться!

Он, может статься, и жесток —

Но от него куда мне деться?

Бренчит рояль внизу в каюте,

На шканцах юнги дуют в скат,

И офицерики на юте

До ночи с бабами галдят.

Я жизнь свою припоминаю

И, хоть на шумном корабле —

Но про себя воображаю.

Что я один на всей земле.

Немало я бродил по свету:

В походах был и на войне…

Порой я думаю: все это

Не померещилось ли мне?

И повидал чудес, ей-богу,

И попадал я в переплет.

Теперь конец… А может, много

Еще меня напастей ждет?

Любил я книжки да журналы,

А вот уставов не читал,

За то от моего капрала

Нарядов прорву получал.

Хоть и бывал в дурацком виде,

Но на капрала злобы нет;

А на губе в портянках сидя,

Я думал, как устроен свет.

Вон под закатными лучами

Вдали горбатый Аден встал

Как печь в казарме, где годами

Никто огня не разжигал.

Мне эти берега знакомы,

Я тут проплыл шесть лет назад

И вновь плыву — теперь уж к дому,

В запас уволенный солдат.

"Я буду ждать", — сказала Лалли,

К груди меня прижала мать…

Они мне писем не писали:

Чай, обе померли — как знать?

Что ж, я видал, как люди мерли —

В казарме, в лагере, в бою…

О черт, першит чего-то в горле!

Чем думать, лучше уж спою:

Мир так хорош и так широк:

Гляжу — и все не наглядеться!

Он, может статься, и жесток —