не вся ты. На вопрос Ксении (не твоей, а у Соловьёва) я бы ответил: полагаю, что обнимаю её, но не всю её. Ты же большая. Не только твои сорок пять кг, ты далеко продолжаешься. И что мне делать? и уверять тебя в том, что я никуда не денусь, нельзя, и не уверять нельзя – ты тоже беспокоиться будешь. Так и будем летать между осенних облаков и греться друг о друга.
– Небо напоминает зиму в Италии, надо будет высадить апельсиновые деревья. Такая осень ярче весны, весной листья вылезают из-под снега чёрные, а сейчас белое на золотом.
– Меня чудовищно клонит в сон.
– Что-то случилось?
– Случилось. Нет, не плохое. Касаемое третьих лиц. Я сумасшедшая.
– Что ты сумасшедшая – это я давно знаю и этому вполне радуюсь. Влюбилась? завела еще одну кошку? Буду рад, если расскажешь – но только если можно – личное все же! Я тебя жду – со всеми твоими сумасшествиями и растерянностями.
– Когда ты мне написал, не влюбилась ли я, честное слово, прослезилась. Потому что столько искренности в этом твоём вопросе, столько желания счастья мне, что мне стало даже как-то стыдно. Потому что я не заслуживаю такого отношения.
– Вот, а я думаю, что я не заслуживаю. Так и будем делать друг другу подарки?
– Да, и другим немножко. Если можно.
– Надеюсь, что от другого, если он хороший, и тебе прибавится, так что будет мне и от него подарок.
– Вот и у меня своя вторая труба появилась.
– Что, вот сразу на втором свидании?
– А что тянуть? Я бы с этого начинала, а не заканчивала. Что, полгода около человека ходить, а потом за десять минут в постели убедиться, что это не то? Секс очень много о человеке рассказывает.
– А, вот почему теперь у тебя три зубные щётки!
– Это новая! Я положила, чтобы не думали, почему их две. А про три я не подумала. Я танцую, даже лёжа в кровати.
– Ты только в эмоциях не потеряйся! Ещё и работать надо. Он, надеюсь, хороший? Хотя ты плохого не выберешь – это же ты.
– У меня противоречивые чувства о начале. И хочется, и ждёшь, и в то же время рада облегчение испытать, если ничего не будет. Опять страх боли? Или боязнь собственной возможной неадекватности?
– Но без риска никак! и ты можешь человеку не понравиться, и он тебе в конечном счёте. Без боли это не бывает (а я буду тебя утешать, если что).
– Спасибо… Всё-таки всё остальное, всё, кроме тебя, для меня из разряда исследований, а ты – совсем другое. Тебя я чувствую и доверяю абсолютно. И исследовать тебя не нужно, потому что всё без слов понятно. И мне кажется, ты мне никогда больно не сделаешь. И я постараюсь тебе не.
– Теперь ты меня успокаиваешь – а я не против, чтобы кто-то ещё оказался не только исследованием – только меня не забывай – верю, что ты не.
– Давай сегодня. Я полностью пришла в себя, правда, вид довольно заплывший после всего, но ничего, пойду развеюсь. Наконец-то дождь. Дышать как-то легче стало. И совсем не грустно.
– Я к тебе глубокой нежностью прониклась. Снова.
– Чем отличается новая от старой?
– Датой выпуска! Все свойства прежние. Ты билеты купил? Надо же моему новому поклоннику объяснить, сколько времени меня дожидаться.
Сетчатые ужи плывут от берега, от дамбы, от персиков Мелитополя. Поезд еле движется, наконец встаёт совсем, и все вылезают, поминутно оглядываясь, набирают воду. А на горизонте появляются голубые зубцы. Автобус вытряхнет у ларьков, чем ближе к морю, тем больше света и грохота. По тропе – дальше от этого, к песку. Только ночь быстрее нас, и склоны балок всё круче. На первом попавшемся лбе разворачивать палатку под неправдоподобно красной огромной луной. А утром ты, вечная соня, проснешься в пять, потому что море, и скорее к нему. Там бычки пощипывают твои ноги.
Всё на себе – от воды до «Фосфора» Драгомощенко. По-честному – тебе пять килограммов, мне всё остальное – за двадцать. Чтобы ты не оказалась в положении сытого, который не разумеет голодного-нагруженного, и не ускакала от меня, к бегу с рюкзаком всё же не способного.
Речка на карте – глиняный ручей, впадающий в море. Угостить тебя родниковой водой утром, исток близко? Тихо из палатки и вверх по течению. Но слишком всё быстро дичает. Скалы, бревна поперек, а глины в воде не меньше. Бухта Лисья – там и выйдет лиса. Но её не принесешь, только голубое с черным перо, и все-таки никакой воды. Вода на насосной станции над городом. Окно Башни Консула с колонной посередине. К Дозорной Башне по отполированным ступеням. Ветер. Ставя рюкзак на ступеньки горной тропы, подтягиваясь к нему, снова и снова.
– Я отсюда не уйду!
Вот откуда греки взяли своих дриад. Кипарисы, можжевельники, сосны, пробирающиеся между скал, танцующие на ветру. Этот кипарис – девушка на коленях у мужчины. Та сосна – Ника Самофракийская. Рай форм для художника. А внизу что-то двигалось, сначала подумал – кто-то идет, погонят – заповедник все же. А это взлетающие метров на пять белые брызги прибоя от скал. Деревья – реки, водовороты. Ветки, раздвигающие струи ствола. Ты потеряешь бандану, но мы найдем её под извилистым кипарисом.
Острая спина мыса – мы-то думали, никто туда не полезет, еле нашли площадку для коврика. А, похоже, устроили кому-то спектакль. И то – деликатный человек на кончике мыса всё-таки подождал, пока мы закончили. Только потом – мимо нас – к основанию.
Тени дельфинов в воде. Розовый трепетный живот ската, морского кота, всплывающего перед тобой в аквариуме. Ящерка бегала по палатке и заглянула в дверь – как спросила – можно? Пригласить – не испугается ли?
Ты выходишь из моря совсем не такой, какой входила. Море прибавляет не только капли. В ожидании прошедшее смешано с тем, что будет. Крепости одного моря из оставленных ракушек, другого – из оставленного льдом. Между свечой и ее светом – пещера в воздухе, ночь под огнем.
– Я не могу больше.
Корка сухой глины соскальзывает, катится, камешки вниз, по крутому склону. От дерева к дереву – отнести рюкзаки, положить, вернуться к тебе, взять за руку, осторожно вниз, опираясь всеми четырьмя. Довести, отнести, вернуться, довести. Бриться соленой водой – садизм некоторый. Вставить электробритву в ската? А вот голову вымыть – глупость. Так и пришлось ходить
