* Я весь в мазуте *
Я весь в мазуте,
весь в тавоте,
Зато работаю в тралфлоте!
Я помню мол в огне заката,
Когда на несколько минут
В тельняшках флотские ребята,
Как тигры, вышли из кают.
Они с родными целовались
И каждый нежен был и тверд.
Суда гудели, надрывались,
Матросов требуя на борт!
И вот по воле капитана
Опять к неведомой земле
По мощным гребням океана
Мы пробираемся во мгле.
Сидим, обнявшись, словно братья,
Поем о тех, кто нас ласкал,
Кому мерещатся проклятья
Матросов, гибнущих у скал…
И вот опять —
святое дело!
И наш корабль, заботой полн,
Совсем не так осиротело
Плывет среди бескрайних волн!
Я весь в мазуте,
весь в тавоте,
Зато работаю в тралфлоте!
Я помню мол в огне заката,
Когда на несколько минут
В тельняшках флотские ребята,
Как тигры, вышли из кают.
Они с родными целовались
И каждый нежен был и тверд.
Суда гудели, надрывались,
Матросов требуя на борт!
И вот опять —
святое дело!
Опять аврал, горяч и груб.
И шкерщик встал у рыбодела,
И встал матрос-головоруб…
Я, юный сын морских факторий,
Хочу, чтоб вечно шторм звучал.
Чтоб для отважных
вечно —
море,
А для уставших —
свой
причал!
Забрызгана солью
и рубка и рында,
Но румб отправления дан,
И тральщик тралфлота
треста «Севрыба»
Пошел промышлять в океан.
Подумаешь, рыба!
Подумаешь, рубка!
Как всякий заправский матрос,
Я хрипло ругался,
и хлюпал, как шлюпка,
Сердитый простуженный нос.
От имени треста
треске мелюзговой
Язвил я: «Что, сдохла уже?»
На встречные
злые суда без улова
Кричал я: «Эй вы, на барже!»
А волны,
как мускулы,
взмылено,
рьяно,
Буграми в багровых тонах
Ходили по нервной груди океана,
И нерпы ныряли в волнах.
И долго,
и хищно,
стремясь поживиться,
С кричащей голодной тоской
Летели
большие
клювастые
птицы
За судном, пропахшим тоской.
Зима глухая бродит по дорогам,
И вьюга злая жалобно скулит…
Я ухожу до времени и срока,
Как мне судьба постылая велит.
И я скажу: в суровую минуту
Не так легко без друга обойтись,
Тебя, как тень, преследует повсюду
Шальной недуг, куда ни оглянись!
Но если друг при первом испытаньи
Вдруг изменяет совести своей,
О нём дурную память в ожиданьи
Грядущих дней безжалостно разбей!
Забудь о том, как шляясь от безделья,
Когда-то вы бывали заодно,
Как не однажды вы до одуренья
Глушили вместе водку и вино!
И пусть он склонен был великодушно
Простить тебе обиду и пустяк,
И пусть вы жили весело и дружно,
Деля последний, может быть, пятак!
Что пользы в том?
Забудь о нем, однако:
Такого друга разве не найдешь
В любом другом, который не собака,
И на нее покуда не похож?
Уж сколько лет слоняюсь по планете!
И до сих пор мне пристанища нет…
Есть в этом мире страшные приметы,
Но нет такой печальнее примет!
Вокруг меня ничто не различимо,
И путь укрыт от взора моего,
Иду, бреду туманами седыми,
Не знаю сам, куда и для чего?
В лицо невзгодам гордою улыбкой
Ужели мне смеяться целый век?
Ужели я, рожденный по ошибке,
Не идиот, не гад, не человек?
Иль нам унынью рано предаваться,
На все запас терпения иметь?
Пройти сквозь бури, грозы, чтоб назваться
Среди других глупцом и… умереть?
Когда ж до слез, до боли надоели,
Заботы все забвению предать?
И слушать птиц заливистые трели
И с безнадежной грустью вспоминать?
И вспомню я…
полярною зимою
Как ночь была темна и холодна!
Казалось, в мире этом под луною
Она губить все чувства рождена!
Как за окном скулил, не умолкая,
Бездомный ветер, шляясь над землей,
Ему щенки вторили, подвывая, —
И все в один сливалось жуткий вой!
Как, надрываясь, плакала гармошка,
И, сквозь кошмар в ночной врываясь час,
Как где-то дико грохали сапожки —
Под вой гармошки русский перепляс.
Хотелось мне забыть про все с досады
И плюнуть в ночь, глухую, как тайга!
Глушить бы водку! Пить бы до упаду!
Бродить бы день и ночь у кабака!
Бродить и петь про тонкую рябину,
Чтоб голос мой услышала она:
Ты не одна томишься на чужбине
И одинокой быть обречена!..
Я ухожу от мирных этих келий,
Где все так глупо прожито и зря,
Где над душой, как камень, тяготели
Тоска, и лень, и злоба, и хандра!
Я ухожу от зав. учебной частью,
От злых и строгих бобыревских глаз
Какое вдруг неслыханное счастье
Доставил мне прощальный этот час!
Я ухожу и вспомню на досуге,
Как я в гостях у Глущенко страдал,
Мой взгляд являл отчаянье и муку,
И, Боже, что он только не являл!
Я ухожу, спешу… я удираю!
Что смех иных, чей жалок пересуд?
Судьбу мою я ветру доверяю,
И вместе с ним найду себе приют!
Когда-нибудь из памяти сотрется,
Что прежде было символом греха,
И что отныне попросту зовется
Обыкновенным словом: чепуха!
Прощай, прощай, цветущий край —
Полярные просторы!
И по весне благоухай,
Красой божественной ласкай
Приветливые взоры!
Ты на страницах всех газет
И летом и зимою
Встречаешь утренний рассвет,
В цвета Италии одет,
Являясь тем, кого здесь нет,
Чудесною мечтою!
До Волги, матушки-реки,
Твоя катилась слава!
И есть на свете дураки:
Статьям газетным вопреки,
Отведали отравы!
И я туда же поспешил,
Чужому внемля следу..
И вдруг тебя я невзлюбил!
Шальной недуг меня скрутил,
Отпраздновав победу!
Прощай, прощай, полярный край!
Ругать тебя не смею.
И пусть бы был ты божий рай,
Но вой волков, собачий лай
Куда, по мне, милее!
Прощайте вы, с кем я делил
И время, и заботы,
С кем безнадежно я грустил,
Когда учитель в класс входил
Угрюмым бегемотом!
(Хотя признаюсь без помех:
Таким определеньем
Я не хочу поднять на смех,
Забыв про совесть, даже тех,
Кто в этом — исключенье!)
А, впрочем, стану ль говорить
С начала и обратно?
Осталось мне благословить
На подвиг вас, на ратный!
Живите вы и не скучайте, —
Иначе — грех!
Любому встречному желайте
Иметь успех!
К желанной цели поспешите!
Как злую тень
К чертям на кладбище гоните
Тоску и лень!
Ясно помню, как вечером
летним
Шел моряк по деревне —
и вот
В первый раз мы увидели
ленту
С гордой надписью
«Северный флот».
И когда перед ним
появились
Мы, взметнувшие пыль
большака,
Странным блеском глаза
осветились
На суровом лице моряка.
«К нам надолго?»
«Надолго, ребята.
Целый месяц у вас проведу.
Приходите, — сказал, —
до заката.
Вон, — добавил, — изба
на виду…»
Он был весел и прост
в разговоре,
Руку нам протянул:
«Ну, пока!..»
…Я влюбился в далекое
море,
В первый раз повстречав
моряка.
