Чеширский Кот
Прошу запомнить многих, кто теперь со мной знаком:
Чеширский Кот – совсем не тот, что чешет языком;
И вовсе не Чеширский он от слова «чешуя»,
А просто он – волшебный кот, – примерно как и я.
Чем шире рот,
тем чеширей кот,
Хотя обычные коты имеют древний род, —
Но Чеширский Кот —
совсем не тот:
Его нельзя считать за домашний скот!
Улыбчивы, мурлывчивы, со многими на ты
И дружески отзывчивы чеширские коты, —
И у других улыбка, но – такая, да не та!..
Ну так чешите за ухом Чеширского Кота!
Миледи, зря вы обижаетесь на Зайца!
Он, правда, шутит неумно́ и огрызается, —
Но он потом так сожалеет и терзается!..
Не обижайтесь же на Мартовского Зайца!
Ах, на кого я только шляп не надевал!
Mon dieu! – с какими головами разговаривал!..
Такие шляпы им на головы напяливал,
Что их врагов разило наповал!
Сорвиголов и оторвиголов видал:
В глазах – огонь, во рту – ругательства и кляпы!..
Но были, правда, среди них такие шляпы,
Что я на них и шляп не надевал…
И на великом короле, и на сатрапе,
И на арапе, и на римском папе, —
На ком угодно шляпы хороши!
Так согласитесь наконец, что дело – в шляпе, —
Но не для головы, а для души!
Ох, проявите интерес к моей персоне!
Вы, в общем, сами тоже – форменная соня:
Без задних ног уснете – ну-ка добудись, —
Но здесь сплю я – не в свои сони не садись!
Песня об обиженном времени
Приподнимем занавес за краешек —
Такая старая тяжелая кулиса:
Вот такое Время было раньше —
Такое ровное, – взгляни, Алиса!
Но… плохо за часами наблюдали
счастливые,
И нарочно Время замедляли
трусливые,
Торопили Время, понукали
крикливые,
Без причины Время убивали
ленивые.
И колеса Времени
Стачивались в трении, —
Всё на свете портится от тренья…
И тогда обиделось Время —
И застыли маятники Времени.
И двенадцать в полночь не пробило,
Все ждали полдня – но опять не дождалися, —
Вот какое Время наступило —
Такое нервное, – взгляни, Алиса!
И… на часы испуганно взглянули
счастливые,
Жалобные песни затянули
трусливые,
Рты свои огромные заткнули
болтливые,
Хором зазевали и заснули
ленивые…
Смажь колеса Времени —
Не для первой премии, —
Ему ведь очень больно от тренья.
Обижать не следует Время, —
Плохо и тоскливо жить без Времени.
Мы браво и плотно сомкнули ряды —
Как пули в обойме, как карты в колоде.
Король среди нас – мы горды, —
Мы шествуем бодро при нашем народе!..
Падайте лицами вниз, вниз!
Вам это право дано:
Пред Королем падайте ниц, —
В слякоть и грязь – все равно!..
Нет-нет, у народа не трудная роль:
Упасть на колени – какая проблема?!
За всё отвечает Король,
А коль не Король – ну, тогда Королева!
Падайте лицами вниз, вниз!
Вам это право дано:
Пред Королем падайте ниц, —
В слякоть и грязь – все равно!..
Король, что тыщу лет назад
над нами правил,
Привил стране лихой азарт
игры без правил, —
Играть заставил всех графей и герцогей,
Вальтей и дамов – в потрясающий крохей!
Названье крохея – от слова «кроши»,
От слова «кряхти», и «крути», и «круши».
Девиз в этих матчах: «Круши, не жалей!»
Даешь королевский крохей!
О знаках зодиака
(из рекламного фильма «Знаки Зодиака» (1975)
Неправда, над нами не бездна, не мрак —
Ката́лог наград и возмездий:
Любуемся мы на ночной зодиак,
На вечное танго созвездий.
Глядим, запрокинули головы вверх,
В безмолвие, в тайну и вечность:
Там трассы суде́б и мгновенный наш век —
Отмечены в виде невидимых вех,
Что могут хранить и беречь нас.
Горячий нектар в холода февралей —
Как сладкий елей вместо грога, —
Льет звездную воду чудак Водолей
В бездонную пасть Козерога.
Вселенский поток и извилист, и крут,
Окрашен то ртутью, то кровью, —
Но, вырвавшись мартовской мглою из пут,
Могучие Рыбы на нерест плывут
По Млечным протокам – к верховью.
Декабрьский Стрелец отстрелялся вконец,
Он мается, копья ломая, —
И может без страха резвиться Телец
На светлых урочищах мая.
Из августа изголодавшийся Лев
Глядит на Овена в апреле.
В июнь – к Близнецам свои руки воздев,
Нежнейшие девы созвездия Дев
Весы превратили в качели.
Лучи световые пробились сквозь мрак,
Как нить Ариадны конкретны, —
Но и Скорпион, и таинственный Рак —
От нас далеки и безвредны.
На свой зодиак человек не роптал —
Да звездам страшна ли опала! —
Он эти созвездия с неба достал,
Оправил он их в драгоценный металл —
И тайна доступною стала.
Я еще не в угаре,
не втиснулся в роль.
Как узнаешь в ангаре,
кто – раб, кто – король,
Кто сильней, кто слабей, кто плохой, кто хороший,
Кто кого допечет,
допытает, дожмет:
Летуна самолет
или наоборот? —
На земле притворилась машина – святошей.
Завтра я испытаю
судьбу, а пока —
Я машине ласкаю
крутые бока.
На земле мы равны, но равны ли в полете?
Под рукою, не скрою,
ко мне холодок, —
Я иллюзий не строю —
я старый ездок:
Самолет – необъезженный дьявол во пло́ти.
Знаю, силы мне утро утроит,
Ну а конь мой – хорош и сейчас, —
Вот решает он: стоит – не стоит
Из-под палки работать на нас.
Ты же мне с чертежей,
как с пеленок, знаком,
Ты не знал виражей —
шел и шел прямиком,
Плыл под грифом «Секретно» по волнам науки.
Генеральный конструктор
тебе потакал —
И отбился от рук ты
в КБ, в ОТК, —
Но сегодня попал к испытателю в руки!
Здесь возьмутся покруче, —
придется теперь
Расплатиться, и лучше —
без лишних потерь:
В нашем деле потери не очень приятны.
Ты свое отгулял
до последней черты,
Но и я попетлял
на таких вот, как ты, —
Так что грех нам обоим идти на попятный.
Иногда недоверие точит:
Вдруг не все мне машина отдаст,
Вдруг она засбоит, не захочет
Из-под палки работать на нас!
…Мы взлетали как утки
с раскисших полей:
Двадцать вылетов в сутки —
куда веселей!
Мы смеялись, с парилкой туман перепутав.
И в простор набивались
мы до тесноты, —
Облака надрывались,
рвали́сь в лоскуты,
Пули шили из них купола парашютов.
Возвращались тайком —
без приборов, впотьмах,
И с радистом-стрелком,
что повис на ремнях.
В фюзеляже пробоины, в плоскости – дырки.
И по коже – озноб,
и заклинен штурвал, —
И дрожал он, и дробь
по рукам отбивал —
Как во время опасного номера в цирке.
До сих пор это нервы щекочет, —
Но садились мы, набок кренясь.
Нам казалось – машина не хочет
И не может работать на нас.
Завтра мне и машине
в одну дуть дуду
В аварийном режиме
у всех на виду, —
Ты мне нож напоследок не всаживай в шею!
Будет взлет – будет пища:
придется вдвоем
Нам садиться, дружище,
на аэродром —
Потому что я бросить тебя не посмею.
Правда, шит я не лыком
и чую чутьем
В однокрылом двуликом
партнере моем
Игрока, что пока все намеренья прячет.
Но плевать я хотел
на обузу примет:
У него есть предел —
у меня его нет, —
Поглядим, кто из нас запоет – кто заплачет!
Если будет полет этот прожит —
Нас обоих не спишут в запас.
Кто сказал, что машина не может
И не хочет работать на нас?!
Дважды Герою Советского Союза Николаю Скоморохову и его погибшему другу
Всю войну под завязку
я все к дому тянулся,
И хотя горячился —
воевал делово, —
Ну а он торопился,
как-то раз не пригнулся —
И в войне взад-вперед обернулся
за два года – всего ничего.
Не слыхать его пульса
С сорок третьей весны, —
Ну а я окунулся
В довоенные сны.
И гляжу я дурея,
И дышу тяжело:
Он был лучше, добрее,
Добрее, добрее, —
Ну а мне – повезло.
Я за пазухой не́ жил,
не́ пил с Господом чая,
Я ни в тыл не просился,
ни судьбе под подол, —
Но мне женщины молча
намекали, встречая:
Если б ты там навеки остался —
может, мой бы обратно пришел?!
Для меня – не загадка
Их печальный вопрос, —
Мне ведь тоже несладко,
Что у них не сбылось.
Мне ответ подвернулся:
«Извините, что цел!
Я случайно вернулся,
Вернулся, вернулся, —
Ну а ваш – не сумел».
Он кричал напоследок,
в самолете сгорая:
«Ты живи! Ты дотянешь!» —
доносилось сквозь гул.
Мы летали под Богом
возле самого рая, —
Он поднялся чуть выше и сел там,
ну а я – до земли дотянул.
Встретил летчика сухо
Райский аэродром.
Он садился на брюхо,
Но не ползал на нем.
Он уснул – не проснулся,
Он запел – не допел.
Так что я вот вернулся,
Глядите – вернулся, —
Ну а он – не успел.
Я кругом и навечно
виноват перед теми,
С кем сегодня встречаться
я почел бы за честь, —
Но хотя мы живыми
до конца долетели —
Жжет нас память и мучает совесть,
у кого, у кого она есть.
Кто-то скупо и четко
Отсчитал нам часы
Нашей жизни короткой,
Как бетон полосы, —
И на ней – кто разбился,
Кто взлетел навсегда…
Ну а я приземлился,
А я приземлился, —
Вот какая беда…
