Сила…») Я здесь лишь царь — я с высоты взираю
На жалкий мир, волнуемый страстями,
И жизнь и смерть, как Бог, я созерцаю.
О дай припасть мне жадными устами
К твоим сосцам, божественное Знанье,
И утоли мне страстное желанье
Живого млека сладкими струями!
Шут
Ты мыслью облетел великую природу.
Но для чего? — чтоб знать как беден ты и слаб,
И вечно чувствовать, что ты бессильный раб,
И вечно рваться на свободу.
Удар судьбы — и вот ты бледен, ты смущен;
Где знания твои, где гордая решимость?..
Как будто не для всех одной судьбы закон,
Как будто не для всех одна необходимость!
Не стоило, мудрец, так много книг читать,
Чтоб только разгадать ничтожество вселенной.[10]
Вестник
вм. реплики Да здравствует король самодержавный!
Вестника: Царица в тишине уединенной виллы,
«Поздра- Где эти дни она в молитвах провела,
вить я Тебе наследника твоей короны славной —
пришел…» Порфироносного младенца родила.
Он — чудо красоты, величия и силы!..
Базилио
между ст. 23 О Боже — верить ли очам?
и 24 вм. монолога Но рок не лжет — читал я сам
С невыразимою тоской
Базилио: «Вели В скрижали неба голубой
скорей коня се- В сиянье звезд мой приговор —
длать…» Спасенья нет — и жизнь позор.
между ст. 29 И тот, кто был безумно горд,
и 30, там же Склонил главу в пыли простерт,
И с поруганьем на нее
Он наступил, дитя мое.
между ст. 35 Но рок не дремлет: час пробьет,
и 36, там же И кто-то злобный натолкнет
На преступления тебя,
Все разбивая, все губя.
И ты — преступник, и сойти
Нельзя с позорного пути.
В утробе матери своей —
Ты — небом проклятый злодей.
продолжение Базилио
монолога
Базилио: О если б пред тобой был честный государь,
«Клотальдо, И любящий народ, и преданный закону,
я не царь…» Давно уже, не внемля ничему, —
Ни голосу любви своей, ни стону
Несчастной матери, он сыну своему
Разбил бы голову о камень! Бедный, милый,
Погибший сын, неведомою силой
Ты на злодейства обречен.
Мелькнешь ты грозным метеором,
Венец мой запятнав проклятьем и позором,
И нет спасенья, нет. Таков судьбы закон.
Под ликом ангела коварный демон скрылся,
Дыханье уст его — как аромат цветов…
Но легче было б мне, чтоб в сумраке лесов
Чудовищем косматым он родился.
Клотальдо
между ст. 4 и 5 А ты… умом и волей одаренный,
третьей реплики Ужель падешь без битвы побежденный?
Клотальдо: («Тебе Порви оковы трусости позорной:
ли, царь…») Бессмертной жизнью грудь твоя согрета.
О, пусть кругом ревут и стонут бури,
Но там в глубоких недрах сердца, где-то
Есть уголок немеркнущей лазури.
Одна в груди — божественная сила,
Одна скала — на разъяренном море,
Над ней не властны — ни земное горе,
Ни рок, ни смерть, ни боги, ни светила.
Та сила — долг. Найди же в нем опору,
И светлой мыслью победив природу,
Стихий безумных, бешеному спору
Противоставь разумную свободу.
Клотальдо
между ст. 12 и От лицемерья и порока
13 последнего Его, как чистую лилею, возращу.
монолога Ему, чтоб превозмочь несправедливость рока,
Клотальдо Всю нежность, всю любовь и силы посвящу.
(«Дай сына Я стар и одинок, из душного чертога —
мне…») Из града пыльного давно меня влечет
Туда, туда под звездный небосвод,
В пустыни вечные, где слышен голос Бога
И я мечтал уже давно,
Ужель спасти мне не дано
От нашей лжи людской, от гибели позорной,
В оковах пошлости тлетворной
Одно хоть сердце юное, одно.
И снова дать ему блаженное незнанье,
Пред вольной птицей клетку отворить.
Лети, лети в лазурь свободное созданье!
Святым его святой природе возвратить,
вм. Мой царь, на склоне лет Клотальдо не обманет:
последнего Он не погубит сына твоего,
ст., там же Он друга старого любить не перестанет,
Доверь младенца мне, молю, отдай его,
Спаси народ, спаси себя!..
Окончание первой сцены
Базилио
после Идем же, милый друг, с какою сладкой мукой
последнего Подкрадусь я, как вор, к ребенку моему
ст. Не бойся, я будить не стану и к нему
в последней Тихонько подойду — ни жалобы, ни звука.
реплике Базилио Я только посмотрю и только, пред разлукой,
(«Ты прав…») К шелковым пеленам уста мои прижму…
Родимый мой, прости, прости навек, мой милый…
Клотальдо, тяжко мне… О Боже, дай мне силы!..
Шут
(один на полутемной сцене)
Король младенца губит сам.
Он мнит себя судьбой гонимым,
И глупым бредням и мечтам
Он сыном жертвует любимым.
Себе мы горе создаем
И сны, и призраки пустые,
Мы древней мудростью зовем
Предубежденья вековые.
В колодце, в черной глубине,
Мы видим, влагой отраженный,
Свой образ собственный на дне:
Так ум наш робкий и смущенный,
Склонясь пред мертвой пустотой,
Во мраке вечности немой
Свое лишь видит отраженье
И суеверно чтит его,
Как высший ум и божество,
Как волю звезд и Проведенье.
Дохни лишь разумом на них —
И сон исчез неуловимый,
И нет уж призраков ночных,
И воли звезд неодолимой.
Но люди-трусы не поймут
Могучей силы отрицанья:
Я одинок, философ-шут,
Но в тайне полон состраданья.
В насмешках теплится любовь;
Мне жалко их: предвижу вновь
Борьбу, ненужные мученья,
Бесцельно льющуюся кровь
За тень мечты, за сновиденье.
Но жалость робкая моя
Бессильна… Если б молвил я:
«Стыдитесь верить предрассудку!»
Они бы распяли меня,
Иль мудрость приняли за шутку.
(Занавес).
Вторая картина
Скалы, покрытые лесом
Клотальдо
между ст. 35
и 36 первого Довольно грез, пора готовить ужин,
монолога С охоты Сильвио придет голодный.
Клотальдо Тому, кто с волею природы дружен,
(«Уж вечереет…») Тому, кто без рабов живет свободный,
Котел с похлебкой так же мил и нужен,
Как вешние пленительные розы,
Как золотые девственные грезы.
С тех пор, как мы работниками стали
Ни для каких красот земли и неба,
Ни для какой возвышенной печали —
Забыть нельзя кусок насущный хлеба.
От гордости навек мы отрешились,
И наравне с растеньями, зверями,
С несметными живыми существами
Закону общей жизни покорились.
И вот мы счастливы, и сам собою
Решился вдруг, так просто, без мученья,
Вопрос о жизни; если же порою
Смущают душу старые сомненья
И прежняя тоска меня тревожит, —
Работать я иду, и никакие
Вопросы, думы, страсти роковые —
Труду ничто противится не может.
после последнего И колючки в гриве львиной
ст. в том же От терновника вплелись,
монологе И с косматою щетиной
Кудри черные слились.
Облик мужествен и грозен,
Взор величествен и строг,
Весь, как юный полубог,
Он могуч — и грациозен.
Не прекрасней ли одежд
Эти мускулы стальные,
Эта тень стыдливых вежд,
Члены бодрые нагие,
Крови юношеский жар,
Кожи бронзовый загар.
Вот оно — дитя природы, —
Посмотрите на него:
Это — жизни и свободы,
И здоровья торжество![11]
(Вбегает Сильвио).
Сильвио
(сбрасывая с плеч кабана к ногам Клотальдо)
перед первым
монологом
Сильвио («Весь Блестящая победа!..
день среди болот…») Взгляни, отец, взгляни, какая дичь!
Клотальдо
Кусок, достойный царского обеда,
То — лучшая из всех твоих добыч.
Сильвио
Ты знаешь ли, как зверя я нашел?
Клотальдо
Нет, прежде сядь и отдохни: котел
Поет уж на огне, и теплый ароматный
Над ним клубится пар!
Сильвио
О запах благодатный!
Я голоден, дай ложку мне скорей, —
Потом начну рассказ, от счастья и волненья
Я голода не замечал; полней
Янтарным супом чашку мне налей.
Но слушай…
Клотальдо
Вот плоды и сладкие коренья,
Вот хлеб и овощи, и золотистый мед, —
Подарок диких пчел, и в глиняном кувшине
Студеная вода…
Клотальдо
