Александр Кердан - Избранное

Прошлепал ангел
По душе
Босыми пятками.
Не будем прятаться
Уже,
Шут с ними, с прятками.
Идем по звездам —
Босиком,
Как в час рождения.
И все друг другу —
Прямиком,
Без снисхождения.
Мы все друг другу,
Надо же,
Чтоб все – по полочкам…
Прошлепал ангел
По душе,
Как мы по полночи.

Зачем же бился так Пигмалион
Над сотвореньем образа любимой?
Чтоб ожила она…
И тут же – он
Сам стал в руках ее
Послушной
глиной.

Была герцогиня прекрасна,
Как утро, как древних богиня.
Влюбляться в такую опасно,
Но паж обожал герцогиню.

Вассал остается вассалом.
Смири, неуемный, гордыню!
Вкруг замка пастушек немало…
Но паж обожал герцогиню.

Слыл герцог воителем смелым —
Жену свою путал с чужими…
Но это лишь герцога дело,
А паж обожал герцогиню.

Жила герцогиня не строго:
Вовсю флиртовала с другими.
Пусть в песенке смысла немного,
Но паж обожал герцогиню.

По восточным традициям —
тысячу прав
Я, как ветер с востока, в подарок принес,
Чтобы выпить до капли отраву отрав —
Смесь смертельную
из поцелуев и звезд.

А когда отойдет ожиданье стыда
И печаль, как чалма, обовьет мне чело,
Что – скажи мне – что с нами случится тогда,
Чтобы сердце вот так не саднило,
не жгло?

Мне – как дервишу Мекка – улыбка твоя
Обещает прощение в этом аду…
Как, прощенный тобою, исчезну вдруг я,
Как, тобой не прощенный,
навек пропаду?

Колыхается марево в жаркой груди,
Кровь стучится в висках,
от броженья устав.
Ты прощать меня и не прощать
погоди —
Дай допить мне до капли
отраву отрав.

Старый лагерь, а проще – зона,
Как наследье эпохи злой.
А вокруг океан озона,
Именуемого тайгой.

Только – воздух какой-то колкий
И в барак не войти никак…
Смотрят сверху устало,
горько
Звезды, словно они – зэка.

Страшно здесь находиться долго —
Ухожу, унося с собой
Ощущение, как наколку,
Как клеймо той эпохи злой.

Помнить вроде бы нет резона.
Почему же в груди моей
Не стирается чувство зоны,
А становится все острей?

Дождю навстречу открывает поры
Привыкшая к молчанию земля.
Мы в эту пору покидаем норы,
Забыв про вековой удел червя.
Поверив в очищенье от былого,
И, разуму и смыслу вопреки,
Как наши предки, выползаем снова
На тротуар под чьи-то каблуки.

Валенки к ногам примерзли,
В зябком инее рядно…
Столько дней скрипят полозья
Все одно, одно, одно:
Хо —
лод —
но!
Столько дней дорогой горькой
Ссыльных вдаль конвой ведет.
Смерклось. Хутор
на пригорке.
– Здесь ночуй, кулачий сброд! —
А кулачий сброд России —
Голытьба на голытьбе…
В домике места – по силе:
Угол потеплей – себе!
В толчее на метр к печурке
Не пробиться слабеньким…
Вместе с кожей с ног дочурки
Мать сдирает валенки.
Плачет, доченьку жалея:
– Ох, зима морозная!.. —
…Столько лет уже болеет
Дочка ее взрослая.
Столько лет хранит на теле
Шрамы,
шрамы,
шрамики…
Что же вы так плохо грели
Мою маму, валенки?
Что же вы, судьбе переча,
Не смогли ее сберечь?..

Ставит мама каждый вечер
Валенки
мои
на печь.

Под горна крик, под барабана бой —
Наследников, и подвигов, и веры —
Нас списком, а еще точней, гурьбой
В апреле принимали в пионеры.
И ветеран, что видел Ильича,
Забывший где, когда – поскольку старый,
Стянул мне горло цветом кумача,
Дыша в лицо вчерашним перегаром.
Мне новый галстук говорить мешал,
Но говорить в ту пору было рано…
И я с восторгом отсалютовал
Удушью своему и ветерану.
И был готов, услышав:
– Будь готов! —
Наследовать и подвиги, и веру.
Теперь – другое…
Только жалко то,
Что больше я не буду пионером.
Что больше не поверю ни за что,
Так запросто чужому откровенью…
Во мне сомненья червь всегда готов
Подвергнуть все готовое сомненью.

Поезд мчит.
Пульсирует под нами,
Гонке в такт,
Стальное полотно.

Кто-то машет поезду
Руками.
Кто-то камнем
Норовит в окно.

Старики в больничном коридоре.
Дед и бабка…
Кто ведет кого?
Он ли для нее теперь опора
Иль она – опора для него?

Пригляделся.
Мне понятно стало,
Что вопросы неуместны тут:
Жизнь так крепко двух людей спаяла,
Расцепи – и оба упадут.

Пахло печеной картошкой
В воздухе теплом осеннем.
Вечер стелил за окошком
Деревьев длинные тени.

Люди молчали, стеснялись
Свои показывать чувства.
Тени все удлинялись…
Сверкнула звездная люстра —

Робко. Потом в полнеба.
Вселенная вся качнулась…
Люди простились нелепо.
Лишь на вокзалах очнулись.

Нашла душа приют, чем не последний?
Двух пихт стволы создали надо мной
Подобие шатра…
Под купол этот
Слетелся певчий хор окрестных птах.
А за спиною – дом, а перед взором —
Лужайка и тропа наискосок.
И замкнутый мирок раздвинут хором
Моих пичуг
до самой вышины,
Что подарила мне отдохновенье
От горьких дум…
Надолго ли?..
Мой храм качает ветер
Вслед земли вращенью.
И хор поет. И тихо по тропе
Бредет старушка в сторону заката…
А там, за мной, в родительском дому,
Меня оберегая, дремлет мама.
Еще не смея бросить одного
И долее терпеть уже не в силах
Вращенье мира и болезней бремя.
А хор поет псалом моей весне,
Что только нынче обручилась с летом.
И я готов быть вечным здесь поэтом,
Покуда за спиною —
мама, дом,
И надо мною – свод веселой хвои
Венчает миг надеждою зеленой.
Нашла душа нечаянный приют…