Мужик стоял на валике, Притопывал лаптишками И, помолчав минуточку, Прибавил громким голосом, Любуясь на веселую, Ревущую толпу: - Эй! царство ты мужицкое, Бесшапочное, пьяное, Шуми - вольней шуми!.. "Как звать тебя, старинушка?"
-А что? запишешь в книжечку? Пожалуй, нужды нет! Пиши: "В деревне Басове Яким Нагой живет, Он до смерти работает, До полусмерти пьет!.." Крестьяне рассмеялися И рассказали барину, Каков мужик Яким. Яким, старик убогонький, Живал когда-то в Питере, Да угодил в тюрьму: С купцом тягаться вздумалось! Как липочка ободранный, Вернулся он на родину И за соху взялся. С тех пор лет тридцать жарится На полосе под солнышком, Под бороной спасается От частого дождя, Живет - с сохою возится, А смерть придет Якимушке Как ком земли отвалится, Что на сохе присох...
С ним случай был: картиночек Он сыну накупил, Развешал их по стеночкам И сам не меньше мальчика Любил на них глядеть. Пришла немилость божия, Деревня загорелася А было у Якимушки За целый век накоплено Целковых тридцать пять. Скорей бы взять целковые, А он сперва картиночки Стал со стены срывать; Жена его тем временем С иконами возилася, А тут изба и рухнула Так оплошал Яким! Слились в комок целковики, За тот комок дают ему Одиннадцать рублей... "Ой брат Яким! недешево Картинки обошлись! Зато и в избу новую Повесил их небось?" - Повесил - есть и новые, Сказал Яким - и смолк. Вгляделся барин в пахаря: Грудь впалая; как вдавленный Живот; у глаз, у рта Излучины, как трещины На высохшей земле; И сам на землю - матушку Похож он: шея бурая, Как пласт, сохой отрезанный, Кирпичное лицо, Рука - кора древесная, А волосы - песок.
Крестьяне, как заметили, Что не обидны барину Якимовы слова, И сами согласилися С Якимом: - Слово верное: Нам подобает пить! Пьем - значит, силу чувствуем! Придет печаль великая, Как перестанем пить!.. Работа не свалила бы, Беда не одолела бы, Нас хмель не одолит! Не так ли?
"Да, бог милостив!" - Ну, выпей с нами чарочку! Достали водки, выпили. Якиму Веретенников Два шкалика поднес. - Ай барин! не прогневался, Разумная головушка! (Сказал ему Яким.) Разумной-то головушке Как не понять крестьянина? А свиньи ходят по? земи Не видят неба век!..
Вдруг песня хором грянула Удалая, согласная: Десятка три молодчиков, Хмельненьки, а не валятся, Идут рядком, поют, Поют про Волгу - матушку, Про удаль молодецкую, Про девичью красу. Притихла вся дороженька, Одна та песня складная Широко, вольно катится, Как рожь под ветром стелется, По сердцу по крестьянскому Идет огнем-тоской!..
Под песню ту удалую Раздумалась, расплакалась Молодушка одна: "Мой век - что день без солнышка, Мой век - что ночь без месяца, А я, млада - младешенька. Что борзый конь на привязи, Что ласточка без крыл! Мой старый муж, ревнивый муж, Напился пьян, храпом храпит, Меня, младу-младешеньку, И сонный сторожит!"
Так плакалась молодушка Да с возу вдруг и спрыгнула! "Куда?" - кричит ревнивый муж, Привстал - и бабу за косу, Как редьку за вихор!
Ой! ночка, ночка пьяная! Не светлая, а звездная, Не жаркая, а с ласковым Весенним ветерком! И нашим добрым молодцам Ты даром не прошла! Сгрустнулось им по женушкам, Оно и правда: с женушкой Теперь бы веселей! Иван кричит: "Я спать хочу", А Марьюшка: - И я с тобой! Иван кричит: "Постель узка", А Марьюшка: - Уляжемся! Иван кричит: "Ой, холодно", А Марьюшка: - Угреемся! Как вспомнили ту песенку, Без слова - согласилися Ларец свой попытать. Одна, зачем бог ведает, Меж полем и дорогою Густая липа выросла. Под ней присели странники И осторожно молвили: "Эй! скатерть самобранная, Попотчуй мужиков!"
И скатерть развернулася, Откудова ни взялися Две дюжие руки: Ведро вина поставили, Горой наклали хлебушка И спрятались опять.
Крестьяне подкрепилися. Роман за караульного Остался у ведра, А прочие вмешалися В толпу - искать счастливого: Им крепко захотелося Скорей попасть домой...
Глава IV Счастливые
В толпе горластой, праздничной Похаживали странники. Прокликивали клич: "Эй! нет ли где счастливого? Явись! Коли окажется, Что счастливо живешь, У нас ведро готовое: Пей даром сколько вздумаешь На славу угостим!.." Таким речам неслыханным Смеялись люди трезвые, А пьяные да умные Чуть не плевали в бороду Ретивым крикунам. Однако и охотников Хлебнуть вина бесплатного Достаточно нашлось. Когда вернулись странники Под липу, клич проклинавши, Их обступил народ. Пришел дьячок уволенный. Тощой, как спичка серная, И лясы распустил, Что счастие не в пажитях, Не в соболях, не в золоте, Не в дорогих камнях. "А в чем же?"
- В благодушестве! Пределы есть владениям Господ, вельмож, царей земных, А мудрого владение Весь вертоград Христов! Коль обогреет солнышко Да пропущу косушечку, Так вот и счастлив я! "А где возьмешь косушечку?" - Да вы же дать сулилися... "Проваливай! шалишь!.."
Пришла старуха старая, Рябая, одноглазая И объявила, кланяясь, Что счастлива она: Что у нее по осени Родилось реп до тысячи На небольшой гряде. - Такая репа крупная, Такая репа вкусная, А вся гряда - сажени три, А впоперечь - аршин! Над бабой посмеялися, А водки капли не дали: "Ты дома выпей, старая, Той репой закуси!" Пришел солдат с медалями, Чуть жив, а выпить хочется: - Я счастлив! - говорит. "Ну, открывай, старинушка, В чем счастие солдатское? Да не таись, смотри!" - А в том, во-первых, счастие, Что в двадцати сражениях Я был, а не убит! А во-вторых, важней того, Я и во время мирное Ходил ни сыт ни голоден. А смерти не дался! А в-третьих - за провинности, Великие и малые, Нещадно бит я палками, А хоть пощупай - жив! "На! выпивай, служивенький! С тобой и спорить нечего: Ты счастлив - слова нет!"
Пришел с тяжелым молотом Каменотес - олончанин, Плечистыи, молодой: - И я живу - не жалуюсь, Сказал он, - с женкой, с матушкой Не знаем мы нужды! "Да в чем же ваше счастие?" - А вот гляди (и молотом, Как перышком, махнул): Коли проснусь до солнышка Да разогнусь о полночи, Так гору сокрушу! Случалось, не похвастаю, Щебенки наколачивать В день на пять серебром! Пахом приподнял "счастие" И, крякнувши порядочно, Работнику поднес: "Ну, веско! а не будет ли Носиться с этим счастием Под старость тяжело?.." - Смотри, не хвастай силою, Сказал мужик с одышкою, Расслабленный, худой (Нос вострый, как у мертвого, Как грабли руки тощие. Как спицы ноги длинные, Не человек - комар). Я был - не хуже каменщик Да тоже хвастал силою, Вот бог и наказал! Смекнул подрядчик, бестия, Что простоват детинушка, Учал меня хвалить, А я-то сдуру радуюсь, За четверых работаю! Однажды ношу добрую Наклал я кирпичей. А тут его, проклятого, И нанеси нелегкая: "Что это? - говорит. Не узнаю я Трифона! Идти с такою ношею Не стыдно молодцу?" - А коли мало кажется, Прибавь рукой хозяйскою! Сказал я, осердясь. Ну, с полчаса, я думаю, Я ждал, а он подкладывал, И подложил, подлец! Сам слышу - тяга страшная, Да не хотелось пятиться. И внес ту ношу чертову Я во второй этаж! Глядит подрядчик, дивится, Кричит, подлец, оттудова: "Ай молодец, Трофим! Не знаешь сам, что сделал ты: Ты снес один по крайности Четырнадцать пудов!" Ой, знаю! сердце молотом Стучит в груди, кровавые В глазах круги стоят, Спина как будто треснула... Дрожат, ослабли ноженьки. Зачах я с той поры!.. Налей, брат, полстаканчика! "Налить? Да где ж тут счастие? Мы потчуем счастливого, А ты что рассказал!" - Дослушай! будет счастие! "Да в чем же, говори!" - А вот в чем. Мне на родине, Как всякому крестьянину, Хотелось умереть. Из Питера, расслабленный, Шальной, почти без памяти, Я на машину сел. Ну, вот мы и поехали. В вагоне - лихорадочных, Горячечных работничков Нас много набралось, Всем одного желалося, Как мне: попасть на родину, Чтоб дома помереть. Однако нужно счастие И тут: мы летом ехали, В жарище, в духоте У многих помутилися Вконец больные головы, В вагоне ад пошел: Тот стонет, тот катается, Как оглашенный, по полу, Тот бредит женкой, матушкой. Ну, на ближайшей станции Такого и долой! Глядел я на товарищей, Сам весь горел, подумывал Несдобровать и мне. В глазах кружки багровые, И все мне, братец, чудится, Что режу пеунов (Мы тоже пеунятники. Случалось в год откармливать До тысячи зобов). Где вспомнились, проклятые! Уж я молиться пробовал, Нет! все с ума нейдут! Поверишь ли? вся партия Передо мной трепещется! Гортани перерезаны, Кровь хлещет, а поют! А я с ножом: "Да полно вам!" Уж как господь помиловал, Что я не закричал? Сижу, креплюсь... по счастию, День кончился, а к вечеру Похолодало, - сжалился Над сиротами бог! Ну, так мы и доехали, И я добрел на родину, А здесь, по божьей милости, И легче стало мне... - Чего вы тут расхвастались Своим мужицким счастием? Кричит, разбитый на ноги, Дворовый человек. А вы меня попотчуйте: Я счастлив, видит бог! У первого боярина, У князя Переметьева, Я был любимый раб. Жена - раба любимая, А дочка вместе с барышней Училась и французскому И всяким языкам, Садиться позволялось ей В присутствий княжны... Ой! как Кольнуло!.. батюшки!.. (И начал ногу правую Ладонями тереть.) Крестьяне рассмеялися. - Чего смеетесь, глупые, Озлившись неожиданно Дворовый закричал. Я болен, а сказать ли вам, О чем молюсь я господу, Вставая и ложась? Молюсь: "Оставь мне, господи, Болезнь мою почетную, По ней я дворянин!" Не вашей подлой хворостью, Не хрипотой, не грыжею Болезнью благородною, Какая только водится У первых лиц в империи, Я болен, мужичье! По-да-грой именуется! Чтоб получить ее Шампанское, бургонское, Токайское, венгерское Лет тридцать надо пить... За стулом у светлейшего У князя Переметьева Я сорок лет стоял, С французским лучшим трюфелем Тарелки я лизал, Напитки иностранные Из рюмок допивал... Ну, наливай!
