8. СНЕГУР
Сладко спит снегур прослеженный,
И на лик его оснеженный
Я смотрю,
Наклонясь,
Восхитясь —
Весь морозной ковки латами
Серебряно-розоватыми
Облечен.
И султан
Взвил буран.
В золотом кудрявом инее
Тонут щек снеговых линии,
Только рот
Пылом грез
Бледно-роз.
Спит, ослабив руки белые.
Обвила руками тело я…
О снегур!
Не растай —
Близок май!
Ты попомнишь дни метельные
И улыбки карусельные,
Что с ума
Посвели
Дочь земли!
Чутко спит снегур разнеженный,
Я лобзаю лик оснеженный —
Смех промчал
По чертам.
Быть снегам!
19 ноября 1907
Обвенчались мы. И покидаем
Черный город для снегов.
Лик мой под веселым горностаем
Юн. Румян. Суров.
Мой супруг – в сугробе белой шапки,
На щеках – ледяный мат.
Лыжи мы с собой несем в охапке.
Все на нас глядят.
Минуты вы, крепкие заставы!
Нам открыт желанный путь!
Мчимся, мчимся… Вправо, влево, вправо…
Мчимся – не вернуть!
О, товарищ в зимовом скитаньи!
О, возлюбленный Снегур!
Я несусь пугливой, верной ланью,
Ты летишь, как тур!
К горизонту – леса розовенье…
О, как ты далек – ты мог.
Вот лицом назад. Ко мне движенье —
Трубишь в зычный рог:
– Слы-шишь ли, подру-га, не за-бы-ла?..
Мы туда-туда идем… —
– Как не слы-шать, как за-быть, о ми-лый, —
Там наш брачный дом! —
19 ноября 1907
Как колюч, как могуч этот вихрь, о снегур!
О, не мучь… Пожалей… И не бей… Чур же, чур!
Злобой жжет синий лед глаз твоих. Как ты мог!
Оглянись – постыдись: это люди. Ты – бог.
Что мне взор, разговор смуглоликих мужчин!
Среди них ты любим, витязь зим, ты один…
Если б ты только знал, как устал их порыв! —
Ты, что юн, как бурун, ты бы не был ревнив,
Перестал б настигать и стегать белый жгут.
Но люблю – муки длю: муки счастием жгут.
21 ноября 1907
О земля, меня ты можешь оправдать и осудить…
Я не знала, как мне быть – его любить иль не любить?
Я носила долгий траур по тебе – осенний креп,
Я служила панихиды, посещала снежный склеп,
Я приглаживала кудри, разлюбила зеркала,
Молодое, злое сердце черной схимой облекла.
Было свято, было сонно в келье горестной моей
Между воздухов, лампадок, мудрецов и псалтирей.
И страница за страницей испускала кроткий вздох…
И венок веселий летних на распятьи черном сох…
Что ж меня не сохранили Блок, Платон и Соломон
И таинственные лики ожемчуженных икон?
Отчего я услыхала скрип муаровых снегов?
Отчего вдруг показался мне весь мир блажен и нов?
Отчего нашла я шубку, не замедлясь ни на миг?
Отчего не испугалась, как меня Жених настиг?..
Оттого, что я любила. Оттого, что то – был Он.
Верно, ты, земля, уснула – спишь… и вижу я твой сон…
22 ноября 1907
Вдруг весна на север ликом
Обернулась.
И земля с победным кликом
Окунулась
В живоносную купель,
Смыла зимнюю кудель.
Ожелтились первоцветом
Все ложбины,
Облились водой и светом, —
То крестины
Над землей весна справляла.
Стало зелено и тало…
Солнце-пастырь освятило
Чан озерка,
И пушились верб кропила,
Спав с пригорка.
Лучик осенял крестом
Ветви с будущим листом.
В дол просторный осветленный
От избенок
Нежный, тихий несмысленный
Шел ребенок,
Ножкой качкой розоватой
Попирал травины ската.
И, задрав подол свой белый,
Прыгнул в воды —
Голый, радостный и смелый
Сын природы!
Окроплялся блеском брызг
Под немолчный птичий писк.
Голубое полотенце
Высь спустила,
К бытию земля младенца
Окрестила, —
И дитятя несмысленный
Улыбался умиленно.
Июль 1907
Лето в поемных лугах закрутилось зеленой метелью.
В копны валилась трава… и стелилась любовной постелью…
Встала она перед очи его на всю пору покоса.
В алой паневе. Стыдливая. Ржано-душистые косы.
Хлещет ли лезвием метким он клевер и дрему,
Чует за влажной спиною девичьего смеха истому.
Станет ли светлую луку о камень с усердием цокать,
Сбоку мелькает упругий из золота отлитый локоть.
На воз ли сено к нему воздымают трезубые вилы,
Вверх запрокинутый взор ее вяжет горячие силы…
Вечер. Земля прилегла на плечо к Жениху золотому.
Девы, смеясь, унеслись по колючей отаве к парому.
Только одна, как травина косою (откинуты грабли!),
Свалена ласкою рук мускулистых. И слезы ослабли…
Персям нагим огневым сладко мяться сырыми кудрями…
Ложница трав… тишина… и зарницы священное пламя…
Верные кольца объятий и уст беззаветных обеты
Сменены, сказаны – их обвенчало великое Лето.
Сладкие сны новобрачным пропойте же, о коростели!
Да опочиют в блаженстве на влажной, зеленой постели!
Январь 1908
Властно осень взмахнула серпом золотым
Над деревней, —
И склонился пред жребием смертным своим
Пахарь древний.
Напоследок труды земляные следил
Оком сына,
А над дедом столетним подсолнечник бдил
Из-за тына.
Люди шли – расхищали сады и поля
С жадным спором,
И знобилась, червивилась, чахла земля
Смертным мором.
А когда серп холодный упал и пресек
Жизнь земную,
В необъятном урочище скрыл первый снег
Персть родную.
Закадили метели, запели ветра,
Певчим вторя,
И насыпалась белой могилы гора
В кругозоре.
Месяц-схимник шептал, мертвецов осеня:
– Это сны лишь… —
И, как эхо, шептали нови зеленя:
– До весны лишь… —
Сентябрь 1907
Первые будни томительно борются
С сказочно-праздничным радостным прошлым,
Жизнь повседневная рвется, не спорится, —
Мнится безвременьем горьким и пошлым…
Робкая горница. Пяльцы раскрытые,
Камней поддельных опал, халцедоны,
Нити, блестящей змеею извитые,
Золотошвея со взором Мадонны…
О, эти косы, что скорбно закручены!
Были когда-то на вас фероньеры…
О, эти пальцы, что к иглам приучены!
Вас целовали, как крест, кавалеры…
Флот величавый в залив, ветром сборчатый,
Тихо причалил, взмывая рубины,
Им ты невестой в вуали узорчатой
Привезена голубому дофину…
Громкие гимны… Фонтаны под арками…
Трубы глашатаев в тканых костюмах…
………………………………
Склонен божественный лик над огарками,
Праздники в прошлом. В кружащихся думах.
Февраль 1907
Как поток равномерный, течет
День заботы.
Каждый час срочным валом встает
Для работы.
Солнце, шествуя, нижет дела чередой —
Рыть картофель, идти за водой.
Громогласно взывает петух
Красноперый,
Заглушая двух древних старух
Переспоры,
А дитя белокурое, вскинув подол,
Гонит телку в лазоревый дол.
У колодезя дева холсты
Полоскает —
Выжимает пунцовой рукою жгуты,
Расстилает.
Улыбнется, когда солнцевеющий таз
Ослепит ее выпуклый глаз.
Дождик жалит хрустальной осой
Лист в осине,
Дева вязнет ногою босой
В сочной глине.
Люди, твари бегут с огорода и нив.
В мерном дне настает перерыв.
Февраль 1907
Мотылек недолговечный, он опять возник —
Этот краткий междудневный беззаботный миг.
Желтый мяч взлетает к небу – раз, два, три – туда!
Желтый град роняет солнце в ясный сквер – сюда.
В пелеринках, в алых фесках дети водят круг.
В иммортелях и тюльпанах у беседки луг.
Над цветком жужжит игриво светлых мушек хор.
Над ребенком виснет строгий гувернантки взор.
Мальчик злой в чулках коротких – в стороне. Сердит.
В липах, шаром остриженных, пыль густая спит.
Плавно белая коляска провезла бебе…
Гувернантка грустно мыслит о своей судьбе.
Дети шумною игрою сбились в ураган.
Под внезапным ураганом помертвел тюльпан.
Но буяны вмиг зажаты властною рукой —
Дева грозным полководцем их ведет домой.
Ветер. Липы опустились в нежный реверанс,
На песке смешало солнце золотой пасьянс,
И упала кружевами голубая тень —
Он уж умер, легкокрылый, беззаботный день!
Февраль 1907