Тавтология
Занимаясь тем
сам не знаю чем
я живу затем
чтоб понять зачем.
Коридоры амбулаторий.
Скоро, видимо, убывать.
Объявил бы Ты мораторий,
прекратил бы нас убивать.
«Жируй, Европа толстокожая…»
Жируй, Европа толстокожая,
а мы — на внутренних весах —
уже достойны Царства Божия
в отдельно взятых небесах.
В головёнку ржаву
не приходит, видно,
что за сверхдержаву
будет сверхобидно.
Пропаганда, пропаганда…
Сплю — и вижу старину,
где единственная банда
контролирует страну.
«Дураки и дороги, что мы выбираем…»
Дураки и дороги, что мы выбираем,
даже если они беда,
всё равно неразрывны с отеческим краем,
как берёзка и лебеда.
Прилетит метеорит,
о планету грянется.
Всё, естественно, сгорит,
а Чубайс останется.
Мадам, не прячьте чувств!
По мнению Христа,
не оскверняет уст
входящее в уста.
На суету сует,
прошу вас ради бога,
не проливайте свет —
его и так не много.
Таинственный родительный падеж,
приют внезапных множественных чисел!
Вот, скажем, зло. Ему, подозреваю,
так одиноко в прочих падежах…
Опять скулит! А не его ли
освободили от неволи?
Уймись, дурашка: ми́нут годы —
освободят и от свободы.
Разъяв страну, вы были говорливы:
ну слава богу, скинули обузу!
Примите же с восторгом эти взрывы —
поминки по Советскому Союзу.
Да огнём они гори,
эти добрые цари!
Обожаемый злодей,
приходи и володей!
Флакончик с приворотцем у Таиски,
рунические знаки на Татьянке…
Хреновые вы были атеистки —
хреновые вы стали христианки.
«То, что мы построим мир иной…»
То, что мы построим мир иной
и достигнем европейских уровней,
слышал я при партии родной
и при демократии двоюродной.
Такой туман, что не видать
ни губернатора, ни мэра,
ни президента, ни премьера…
Такая, братцы, благодать.
Нумерация проста —
начинается с хвоста
и при этом крайне редко
простирается до ста.
Пару строк сложил
на мемориал:
«Умирал — как жил.
Жил — как умирал».
Помолюся у кивота[10],
попою на крылосе[11] —
и забудется, что льгота
Родиной накрыласи.
«Спасут ли нас нефть и уран…»
Спасут ли нас нефть и уран,
когда с перекосом основа:
при этакой прорве дворян —
и ни одного крепостного?
«Вот уложит меня на матрас…»
Вот уложит меня на матрас
карачун неминучий —
Боже правый, уверую враз,
только долго не мучай!
Так порой напрягут
эти братья по разуму!
И не лгут ведь, не лгут —
просто помнят по-разному.
«Ты не поздно ли, Володя…»
Ты не поздно ли, Володя,
начал думать о народе?
Это раньше был народ,
а теперь — наоборот.
«Вот полыхнёт оно огнём…»
Вот полыхнёт оно огнём —
и в окончательном развале
не сразу даже и поймём,
что Президента Митькой звали[12].
Покажите-ка грядущее…
как-то сшито бестолково…
и расцветочка гнетущая…
А другого никакого?
«Добро должно быть с кулаками…»
Добро должно быть с кулаками
до той поры, пока народ
у них рабочими руками
своё добро не отберёт.
«Когда во храме Артемиды…»
Когда во храме Артемиды
вдруг обнаружится растрата,
взамен служителей Фемиды
разумней вызвать Герострата.
(подражание)Урну из рук изронив, об утёс её дева разбила —
видно, тогда и пропал триста один бюллетень.
То ли мало было водки,
то ли Стенька не таков,
чтобы выбросить из лодки
недовольных казаков…
Снова станет населенье
из бандитского советским
и пойдёт на поселенье
по местам по соловецким.
У истоков веры, или Трудное детство человечества
Сама растила мальца
Природа-Мать-Одиночка —
и трудно винить сыночка,
что выдумал он Отца.
«Мэры, губернаторы, премьеры…»
Мэры, губернаторы, премьеры
устремили взоры в небеси.
Сколько веры, столько и карьеры
на святой чиновничьей Руси.
От Камчатки до Экибастуза
всюду я презрением облит,
гражданин Советского Союза,
проще говоря, космополит.
Оду? Оды не осилю.
Где нам, сиволапым!
Чтобы так любить Россию,
надо быть арапом.
Полюбила сокола,
стройного, высокого.
Добралася до мудей —
а они от ведмедей.
Был бульончик в обычай,
а ныне — чаёвничай…
Почему же он птичий?
Почему не чиновничий?
Не убил ни одного душмана,
не бомбил ни одного Кабула…
Так теперь мучительно и больно
за бесцельно прожитые годы!
Ни волов, ни ослов.
Детки умерли. Горбишься каменно.
— Улыбнитесь, Иов!
Вон туда. Это скрытая камера.
Думала б ты заранее,
лапотная Евразия!
Платят за вымирание
мало до безобразия.
Поскольку власти
во власти власти,
скажите: «Здрасьте», —
и не вылазьте!
«Пытаюсь вникнуть в существо…»
Пытаюсь вникнуть в существо
задачи этакого рода:
как уничтожить воровство,
не уничтоживши народа?
«То ли у них, ребята, этакая харизма…»