class="p1">И нет расслабленности взгляда.
И остаётся лишь в мечтах
Наш темп, дарованный природой.
Тот миг, когда исчезнет страх,
И называется «Свободой».
Вновь один. Утром вышел во двор.
Дождь прошёл, на подобье грибного.
Синь промыта, щебечущих хор.
Отчего же на сердце тревога?
В сапогах, с рюкзаком на плече
Я шагаю. Знакома дорога,
Пролегает в густом кедраче.
А на сердце немая тревога.
Всё в порядке в семье, письма шлют.
Да и здесь ничего нет плохого.
Только мысли приют не найдут,
Да и сердце сжимает тревога.
Навалить бы работу рукам.
За делами растает тревога.
Общих мыслей не надо мозгам.
И насущных проблем слишком много.
Опыт есть. Надо просто устать,
Чтоб свинцом налились руки, ноги.
Пусть во сне снизойдёт благодать,
Отстранит все земные тревоги.
Жизнь каждого из нас полна воспоминаний.
И я порой им безотчётно предаюсь.
Вот, будто бы во сне, идёт поток сознанья,
Всплывает день один, которого стыжусь.
Лишь только потому, что я тогда подумал,
Что этот человек и есть тот самый вор.
Судил ведь я о нём по бедному костюму.
Бросает в жар меня, так стыдно до сих пор.
А он же мне помог: ревущего утешил,
Похлопал по плечу и сунул пять рублей.
Ссутулясь уходил, а я на миг опешил,
С пятёркою в руке стоял всё у дверей.
В голодный год, в толпе, меня обворовали.
Когда заметил это – целый мир померк.
Стоял я, а вокруг сновали и толкали.
Беду увидел он – тот самый человек.
Я от стыда тогда готов был провалиться.
Пусть только в мыслях промелькнуло – это вор.
Печальный взгляд его порой ночами снится,
И плохо мне, и в жар бросает до сих пор.
Ну, сколько можно опасаться,
Что худшее произойдёт.
Раз десять за ночь просыпаться
И чувствовать, как сердце бьёт.
Я сам в себе тот страх посеял
И должен сам его давить.
Но где бы, что бы я ни делал,
Не в силах страсти обрубить.
Так можно и беду накликать.
От страха я почти больной.
В висках хронометр начал тикать,
Шаги до грани роковой.
Уже я сам себе рисую
Кошмарный, жуткий эпизод.
Но вот – звонок! И я танцую.
Благоприятнейший исход!
Трём мужикам никто не подстелил соломку,
Когда они взялись решать головоломку.
Ломали головы над ней и так, и сяк.
Казалось бы – ну не задачка, а пустяк:
Всего-то три сцеплённые детали.
И день, и два усердно колдовали.
Но не смогли их разделить никак.
А каждый-то мужик был не дурак.
Но в трёх деталях, как в трёх соснах, заплутали,
Хотя подробный план решенья составляли
И скопом, и в углу поодиночке.
Но тут она попала в руки дочке.
И та её легонько повертела.
– Ой! – вскрикнула, – мешать я не хотела.
Решила невзначай головоломку. –
Детали им дала, и отошла в сторонку.
А мужики сидят с квадратными глазами,
Дивятся, охают – как не смекнули сами.
А может, это свыше дан был им урок:
Мол, мудрость – не дрова, не заготовишь впрок.
(Басня)
Ножи не точены с тех пор, как их купили.
Но резать остреньким у нас здесь все любили
И исподволь смотрели на меня:
Когда же, наконец, возьмусь за дело я.
А я смотрел на них. Сказать вам честно:
«Кто первый дрогнет? Вот что интересно!»
Но выдержки хватало всем. Прошли года.
Тупыми резали ножами, как всегда.
Ножи зазубрились, погнулись, поржавели.
И мы состарились и ходим еле-еле.
Мораль проста:
кто ждёт, что дело сделает другой,
Того не красит выдержка.
Он сам, как нож, тупой.
В игре с названием «Дурак»
Умнее стать нельзя никак.
А я надеялся, играл
И, кажется, тупее стал.
Тогда-то и сказал гуру,
– Другую выбирай игру.
Улетели уточки в тёплые края.
Пруд заледенелый весь, снег небытия.
Но детишкам весело, с горки кувырком,
Щёчки разрумянились, гам и смех кругом.
Не гнетёт их сумрачный серый небосвод.
Ножкой смело трогают твердь застылых вод.
Что же так печалится сердце? Не пойму.
Знать контрасты осени мне не по уму.
Эти ночи длинные клонят землю в сон.
И никто не ведает, а проснётся ль он.
Белый снег и черные деревья.
Синий ветер гонит стаи туч.
Тихая убогая деревня,
И мороз пронизывает жгуч.
Как бессильно Солнце перед ними:
Не согреет, не развеселит.
Слёзы вышибает ветер синий.
Хорошо, что колокол звучит.
Зима
Это вьюга метёлкой пушистой
Заметает снежок под косяк,
Носит по двору снег серебристый,
Всю-то ночь не уймётся никак.
То без устали жмёт на стропила,
То протяжно в трубе загудит,
То обрушит небесные силы
Так, что горенка вся заскрипит.
И под вьюги дыхание живое
Нас тревожные сны увлекут.
Ну, а вьюга постонет, повоет.
Вихри, сникнув, к сугробам прильнут.
А поутру – слепящее солнце
И такая глубокая тишь,
Что невольно замрёшь у оконца
И, зажмурясь, тихонько стоишь.
А потом, дверь с трудом отодвинув,
Очищаешь от снега крыльцо,
И, рубаху просторную скинув,
Выйдешь к солнцу и греешь лицо.
Какое счастье вдруг заметить
Весны чарующей приход!
В промытом небе Солнце светит,
Пичуга радостно поёт.
Сошли снега, и почернела
Земля, но видны тут и там:
Зелёной травки выброс смелый,
Вуаль листочков по кустам.
Всё тянется к теплу и свету.
Где ты, подснежник голубой?
Дурманит ландыш, значит лето
Идёт за быстрою Весной.
Когда внезапно дождь прольётся
И смоет хмурость всю с лица,
Как сердце радостно забьётся.
Прекрасной жизни нет конца!
Начало лета, краски сочны.
Благоухает пестрый луг.
Всё расцветает в час урочный.
Звенит пчелиный ход вокруг.
Тропой, заросшею травою,
Идём к изгибистой реке.
Простор небес над головою,
И бор сосновый вдалеке.
И жизни молодой укором
Огромный дуб, отживший век,
Раскинул ветви
