Лодка уплывала все дальше и дальше и наконец совсем скрылась из виду. Лучи утреннего солнца засверкали на воде; рядом, в ветвях мангового дерева, громко пела свою бесконечную песню папийя; перевозчик снова стал ездить от одного берега к другому, забирая груз и людей; женщины, которые пришли к пристани за водой, громко обсуждали отъезд Гири в дом свекра. Шошибхушон снял очки, вытер навернувшиеся на глаза слезы и побрел в свой домик с железными решетками на окнах, стоящий на краю дороги. Вдруг ему показалось, что он слышит голос Гирибалы: «Шоши-дада!» Где она, где? Нигде ее нет! Ни в доме, ни на дороге, ни в деревне — только в его переполненном слезами сердце.
8
Шошибхушон снова собрал свои вещи и отправился в Калькутту. Дел у него в Калькутте никаких не было, спешить ему туда, собственно, было незачем, поэтому он решил отправиться не по железной дороге, а по реке.
Сезон дождей был в самом разгаре. Бенгалия, словно сетью, покрылась тысячами извилистых потоков. Сосуды страны наполнились кровью, повсюду буйно разрослись юные лианы, травы, кустарники, рис, джут, сахарный тростник.
В узких извилистых протоках, по которым скользила лодка Шошибхушона, вода сровнялась с берегами. Луга, а местами и поля были затоплены. Вода вплотную подступала к деревенским изгородям, зарослям бамбука и манговым садам, казалось, небесные девы стремятся напоить корни деревьев всей Бенгалии.
Когда Шошибхушон начал свое путешествие, омытые дождями деревья весело блестели в лучах солнца, но вскоре собрались тучи и пошел дождь. Куда ни взглянешь — везде все уныло и грязно. Как коровы во время половодья стоят в узких, грязных, окруженных водой загонах и, жалобно глядя, терпеливо мокнут под струями дождя, так и Бенгалия молчаливо и грустно мокла в непроходимых, залитых топкой грязью джунглях. В это время года крестьяне выходят на улицу, надев на голову току{136}; женщины, ежась от дождя и холодного ветра, спешат по хозяйственным делам из дома в дом или, осторожно ступая по скользкой дороге, промокнув насквозь, несут воду с реки, а оставшиеся дома мужчины сидят у дверей и курят; они выходят лишь в крайних случаях, обернув чадор вокруг бедер, взяв в руки туфли и раскрыв зонт над головой, — давать зонт слабой женщине не в обычаях этой славной страны, то сжигаемой солнцем, то заливаемой дождями.
Дождь не ослабевал. Шошибхушону надоело сидеть в лодке, забившись под навес, и он решил дальше ехать поездом. Он причалил к берегу в том месте, где одна река впадает в другую, привязал лодку и пошел искать чего-нибудь съестного.
Когда хромой попадает в яму, виновата в этом не только яма, но и сам хромой, которого будто тянет в яму. В тот день Шошибхушон доказал это.
В месте слияния двух рек рыбаки поставили большую сеть, привязав ее к прибрежному бамбуку. Лишь в одном месте остался проход для лодок. Рыбаки с давних пор ловили рыбу таким способом и платили за это соответствующий налог. На беду, старшему полицейскому чиновнику вдруг понадобилось плыть именно этим путем. Заметив его лодку, рыбаки стали кричать полицейскому, чтобы он объехал сеть. Но лодочник сахиба не привык считаться ни с какими препятствиями, созданными людьми, и направил лодку прямо на сеть, сеть опустилась и пропустила лодку, но весло застряло. Чтобы вытащить его, потребовалось бы совсем немного времени и усилий.
Но сахиб вышел из себя и приказал остановить лодку. Выражение лица у сахиба было такое, что рыбаки разбежались кто куда. Сахиб приказал своим гребцам уничтожить сеть, которая стоила не менее семисот рупий, и они тут же разрезали ее на мелкие кусочки.
Сорвав таким образом свой гнев, сахиб потребовал привести к себе рыбаков. Полицейский не нашел никого из убежавших и задержал первых попавшихся ему на глаза четырех человек. Сложив руки, они умоляли сахиба отпустить их, уверяя, что ничего не знают. Но полицейский начальник приказал взять их с собой. В это время Шошибхушон, не успев даже застегнуть рубашку и шлепая туфлями, запыхавшись, подбежал к лодке сахиба и дрожащим голосом проговорил:
— Вы не имели права портить сеть и издеваться над людьми!
Начальник что-то грубо ответил ему на языке хинди. В тот же момент Шошибхушон прыгнул с высокого берега в лодку, бросился на сахиба и принялся колотить его, как мальчишка, как сумасшедший.
Что произошло потом, он не помнит. Очнулся он в полицейском участке, и вряд ли нужно говорить, что то обращение, которому он там подвергся, не принесло ему ни морального удовлетворения, ни физического облегчения.
9
Отец Шошибхушона нанял адвоката и прежде всего взял сына на поруки. После этого начались хлопоты, связанные с судебной тяжбой.
Рыбаки, которым принадлежала сеть, уничтоженная сахибом, жили в том же округе, что и Шошибхушон, и были подвластны тому же заминдару. Когда с кем-нибудь из них случалось несчастье, они приходили к Шоши за советами. Те, кого задержал сахиб, тоже были знакомы Шошибхушону.
Когда Шоши позвал их и попросил быть свидетелями на суде, они очень испугались: у каждого из них семья, дети, где им искать спасения, если они поссорятся с полицией? Голова на плечах ведь одна! Убыток они понесли, это верно, тут уж ничего не поделаешь, но зачем им на горе себе выступать свидетелями?
— Господин, из-за тебя мы попали в большую беду, — говорили они, но после долгих уговоров все же согласились сказать на суде всю правду.
Когда Хоркумар отправился как-то по делам в суд и зашел поклониться сахибам, англичанин-полицейский, смеясь, сказал ему:
— Наиб-бабу, я слышал, твои арендаторы собираются давать ложные показания против полиции?
Наиб испугался:
— Как, да разве это возможно! До чего же обнаглели эти грязные нищие!
Вскоре из газет стало известно, что на суде адвокат не сумел защитить Шошибхушона.
Рыбаки один за другим заявили, что сахиб сеть не резал, а только подозвал их к лодке и записал имена.
Но это еще не все! Несколько односельчан Шошибхушона показали, что они в то время как раз ехали с женихом на свадьбу и собственными глазами видели, как Шошибхушон ни с того ни с сего набросился на охрану сахиба.
Шошибхушон признал, что, после того как ему нанесли оскорбление, он вошел в лодку и ударил англичанина. Но главной причиной было то, что сахиб разрезал сеть и арестовал невинных рыбаков.
При таких условиях нельзя было считать несправедливым приговор, вынесенный Шошибхушону. Приговор был суров, так как Шошибхушон обвинялся в нескольких преступлениях: побои, незаконное вторжение в лодку, сопротивление законным действиям полиции. Имелись неопровержимые доказательства всего этого.
Пришлось Шошибхушону оставить свои любимые книги в маленьком домике и пять лет провести в тюрьме. Его отец хотел подать апелляцию, но Шошибхушон этому решительно воспротивился:
— Я рад, что иду в тюрьму. Железные цепи хоть не лгут, а «свобода» обманула меня, бросила в беду. К тому же в тюрьме не столько лжецов и неблагодарных, как на воле, хотя бы потому, что там меньше места.
10
Вскоре после того, как Шошибхушон был заключен в тюрьму, умер его отец. Больше у него никого не осталось. Правда, был еще брат, но он давно уже работал в Центральных провинциях: там он построил себе дом, обзавелся семьей и возвращаться на родину не собирался. Все имущество, оставшееся после отца Шошибхушона, захватил при помощи различных уловок и ухищрений наиб Хоркумар.
Видно, судьбе было угодно, чтобы в тюрьме Шошибхушон перенес больше страданий, чем другие заключенные. И все же долгие пять лет прошли.
Снова наступил период дождей. Исхудавший, с опустошенным сердцем, вышел Шошибхушон из тюрьмы. Он получил свободу. Кроме нее, за стенами тюрьмы у него ничего и никого не было. Бездомному, одинокому, выброшенному из общества Шошибхушону большой мир показался бесприютной пустыней.
Он стоял и размышлял, как ему связать разорванную нить жизни, с чего начать. Внезапно перед ним остановился большой экипаж, запряженный парой лошадей. Вышедший из него слуга спросил:
— Ваше имя Шошибхушон-бабу?
— Да.
Слуга распахнул дверцу экипажа и вытянулся, ожидая, пока он сядет.
— Куда вы меня повезете? — спросил изумленный Шошибхушон.
— Вас приглашает мой хозяин.
Любопытство прохожих было Шошибхушону невыносимо, поэтому, не вступая со слугой в дальнейшие разговоры, он сел в карету. «Конечно, здесь какое-то недоразумение, — думал он, — но ведь надо же куда-нибудь идти. Может быть, эта ошибка и будет началом моей новой жизни».
И в тот день облака играли с солнцем; а на тянувшихся вдоль дороги затопленных дождями темно-зеленых рисовых полях сменялись свет и тени. Около базара стояла старая колесница, неподалеку от нее, у бакалейной лавки, несколько нищих вишнуитов пели под аккомпанемент гупиджонтры{137} и барабана:
