Александр Кушнер - Избранное

И этот прыгающий шаг

Стиха живого

Тебя смущает, как пиджак

С плеча чужого.

Известный, в сущности, наряд,

Чужая мета:

У Пастернака1 вроде взят.

А им — у Фета2.

Но что-то сердцу говорит,

Что все — иначе.

Сам по себе твой тополь мчит

И волны скачут.

На всякий склад, что в жизни есть,

С любой походкой —

Всех вариантов пять иль шесть

Строки короткой.

Кто виноват: листва ли, ветр?

Невы волненье?

Иль тот, укрытый, кто так щедр

На совпаденья?

1969

Примечания

1. См. раздел Б.Пастернака на этом сайте. Обратно

2. См. раздел А.Фета на этом сайте. Обратно

Александр Кушнер. Канва.

Ленинградское Отделение,

"Советский Писатель", 1981.

* * *

Нет, не одно, а два лица,

Два смысла, два крыла у мира.

И не один, а два отца

Взывают к мести у Шекспира.

В Лаэрте Гамлет видит боль,

Как в перевернутом бинокле.

А если этот мальчик — моль,

Зачем глаза его намокли?

И те же складочки у рта,

И так же вещи дома жгутся.

Вокруг такая теснота,

Что невозможно повернуться.

Ты так касаешься плеча,

Что поворот вполоборота,

Как поворот в замке ключа,

Приводит в действие кого-то.

Отходит кто-то второпях,

Поспешно кто-то руку прячет,

И, оглянувшись, весь в слезах,

Ты видишь: рядом кто-то плачет.

1969

Александр Кушнер. Канва.

Ленинградское Отделение,

"Советский Писатель", 1981.

* * *

Снег подлетает к ночному окну,

Вьюга дымится.

Как мы с тобой угадали страну,

Где нам родиться!

Вьюжная. Ватная. Снежная вся.

Давит на плечи.

Но и представить другую нельзя

Шубу, полегче.

Гоголь из Рима нам пишет письмо,

Как виноватый.

Бритвой почтовое смотрит клеймо

Продолговатой.

Но и представить другое нельзя

Поле, поуже.

Доблести, подлости, горе, семья,

Зимы и дружбы.

И англичанин, что к нам заходил,

Строгий, как вымпел,

Не понимал ничего, говорил

Глупости, выпив.

Как на дитя, мы тогда на него

С грустью смотрели.

И доставали плеча твоего

Крылья метели.

Александр Кушнер. Канва.

Ленинградское Отделение,

"Советский Писатель", 1981.

* * *

У меня зазвонил телефон.

То не слон говорил.1 Что за стон!

Что за буря и плач! И гудки!

И щелчки, и звонки. Что за тон!

Я сказал:— Ничего не слыхать.—

И в ответ застонало опять,

Загудело опять, и едва

Долетали до слуха слова:

— Вам звонят из Уфы.— Перерыв.—

Плохо слышно, увы.— Перерыв.—

Все архивы Уфы перерыв,

Не нашли мы, а вы?— Перерыв.

— Все труды таковы,— говорю,—

С кем, простите, сейчас говорю?

— Нет, простите, с кем мы говорим?

В прошлый раз говорили с другим!

Кто-то в черную трубку дышал.

Зимний ветер ему подвывал.

Словно зверь, притаясь, выжидал.

Я нажал рычажок — он пропал.

Примечания

1. См. стихотворение К.Чуковского «Телефон». Обратно

Александр Кушнер. Канва.

Ленинградское Отделение,

"Советский Писатель", 1981.

* * *

Мне боль придает одержимость и силу.

     Открою окно.

Не знать бы названия этому пылу

По Фрейду, зачем мне оно?

О, шелест листвы, сквозняка дуновенье,

     Ладонь у виска!

Не знать бы, что муза и есть замещенье,

Сухая возгонка, тоска.

На что не хватило души и отваги

     В томленьях дневных —

То скорый и горький реванш на бумаге

Берет в бормотаньях моих.

И жизнь, что с утра под рукой западает,

     Как клавиш в гнезде,

Бесстрашие ночью и строй обретает

На рыхлом мучнистом листе.

О, жесткий нажим этих черт, этих линий!

     Мерцает за ним

И блеск ее глаз, лихорадочно-синий,

И тополь под ветром сквозным.

Отточенным слухом к созревшему звуку

     Прижавшись, как серп,

Не знать бы, что так убирают разлуку,

Снимают урон и ущерб.

Что слово, на этой взращенное ниве,

     Отдарит с лихвой.

Не знать бы, что привкус беды конструктивен

В саднящей строке стиховой.

Александр Кушнер. Канва.

Ленинградское Отделение,

"Советский Писатель", 1981.

СОН

Я ли свой не знаю город?

Дождь пошел. Я поднял ворот.

Сел в трамвай полупустой.

От дороги Турухтанной

По Кронштадтской... вид туманный.

Стачек, Трефолева... стой!

Как по плоскости наклонной,

Мимо темной Оборонной.

Все смешалось... не понять...

Вдруг трамвай свернул куда-то,

Мост, канал, большого сада

Темень, мост, канал опять.

Ничего не понимаю!

Слева тучу обгоняю,

Справа в тень ее вхожу,

Вижу пасмурную воду,

Зелень, темную с исподу,

Возвращаюсь и кружу.

Чья ловушка и причуда?

Мне не выбраться отсюда!

Где Фонтанка? Где Нева?

Если это чья-то шутка,

Почему мне стало жутко

И слабеет голова?

Этот сад меня пугает,

Этот мост не так мелькает,

И вода не так бежит,

И трамвайный бег бесстрастный

Приобрел уклон опасный,

И рука моя дрожит.

Вид у нас какой-то сирый.

Где другие пассажиры?

Было ж несколько старух!

Никого в трамвае нету.

Мы похожи на комету,

И вожатый слеп и глух.

Вровень с нами мчатся рядом

Все, кому мы были рады

В прежней жизни дорогой.

Блещут слезы их живые,

Словно капли дождевые.

Плачут, машут нам рукой.

Им не видно за дождями,

Сколько встало между нами

Улиц, улочек и рек.

Так привозят в парк трамвайный

Не заснувшего случайно,

А уснувшего навек.

Александр Кушнер. Канва.

Ленинградское Отделение,

"Советский Писатель", 1981.

* * *

Расположение вещей

На плоскости стола,

И преломление лучей,

И синий лед стекла.

Сюда — цветы, тюльпан и мак,

Бокал с вином — туда.

Скажи, ты счастлив?— Нет.— А так?

Почти.— А так?— О да!

Александр Кушнер. Канва.

Ленинградское Отделение,

"Советский Писатель", 1981.

* * *

              Г. С. Семенову

Почему бы в столе, где хранят

Авторучки, очки, сигареты,

Бланки, склянки, с орлами монеты,

Телеграммы, лет десять назад

Нас нашедшие, марки, билеты,

Почему бы в столе, где с ключом

От давно заколоченной двери

Притаился конверт с сургучом,

Почему бы в столе, где булавки,

Бритвы, бирки и старые справки

Образуют тот хаос второй,

Что сумел сам собой накопиться

И растет, и шуршит под рукой,

И, как первый, уже шевелится,—

Почему бы в столе завестись

Не сумели по собственной воле

То ли в тюбике яд, берегись,

То ли флейта волшебная, что ли?

Александр Кушнер. Канва.

Ленинградское Отделение,

"Советский Писатель", 1981.

* * *

Какое счастье, благодать

Ложиться, укрываться,

С тобою рядом засыпать,

С тобою просыпаться!

Пока мы спали, ты и я,

В саду листва шумела

И неба темные края

Сверкали то и дело.

Пока мы спали, у стола

Чудак с дремотой спорил,

Но спал я, спал, и ты спала,

И сон всех ямбов стоил.

Мы спали, спали, наравне

С любовью и бессмертьем

Давалось даром то во сне,

Что днем — сплошным усердьем.

Мы спали, спали, вопреки,

Наперекор, вникали

В узоры сна и завитки,