я не смогу отодвинуть их до следующего твоего исчезновения, следующей пустоты. Меня это сейчас сильно беспокоит, потому что возникла необходимость определить границы или отменить их. Я боюсь.
– Но, если человек действительно хороший, зачем его отодвигать совсем? А границы всегда есть – подвижные, более далёкие или близкие, но их не отменяют.
– Появилась Тоня – говорит, болела – опечатки у нее замечательные! отовлюду, нпхожусь, воксрешения, что-нибдуь, наепишите, взамимообогащающее. Она к тебе зайдет, дай ей Гуро и Нарбикову.
– Уж сколько их брало твои книги, читало, а потом исчезало в чёрную дыру под названием быт, замужество или просто лень.
– Да, а скольких моих книгополучателей ты даже и не знаешь, так они тихо и сгинули. Сизифов труд? Но совсем это бросать, наверное, тоже нельзя. Просто не тратить много времени и ничего не ждать. Хотя – получая назад книгу, предполагаешь найти там забытый лист эвкалипта – или птичье перо – легкое и желто-зеленое. Или – что страницы будут пахнуть морем, немного – водорослями.
– Как ты определил, что эта кружка именно моя? Она что, стояла и умоляла отвезти её мне?
– Увидишь (разумеется, русские имена тут на кружках не пишут).
– Ты мне уже на столько вопросов отвечаешь – «увидишь», что по приезде будешь мне показывать дня три.
– Улицы, начинающиеся или заканчивающиеся лестницами. По дороге ползет десятисантиметровый слизень. На пфенниг-базаре – книга о Сантъяго-де-Компостела за марку. Книг уже килограммов десять – а ещё только середина поездки – как повезу? Собор подсвечен ночью – желтые прожектора снизу, зеленоватые – на верх, на башни. В таком освещении на готических башнях увидишь скорее дьявола, чем Бога. А в туман, снег, низкие облака – острые огромные тени в небе, тянущиеся куда-то надо всем городом.
– То, что ты приедешь раньше на два дня, почти ничего не значит. Время сокращается очень медленно.
– Но что-то значит? Вот опять – сколько зёрен составляют кучу? У тебя точно время неточное.
– Да знаю я, но починить не могу, да и стоит ли? Главное – не время, а информация, а она приходит почти достоверная. Время вообще понятие неточное. Вот у тебя его нет, а разве его нет на самом деле?
– Да, Китай как место, где нет времени – в смысле, не существует. Наверное, скорость времени – это количество событий на его единицу? но не совсем. Например, события могут быть повторяющимися – тогда время стоит. А существует ли Китай вообще?
– А где время течёт медленно?
– В Кириллове? Но есть места, где оно исчезает – как съел его кто.
– Не знаю. Я не имею в виду провинцию, как место длительного времени. Где оно исчезает – это не места, это пространство. Пространство падения, например, или пространство сна. Иногда время начинает ходить по кругу, на привязи. Вроде бы оно и идёт, а на самом деле стоит, и не так легко его сдвинуть с места. Иногда оно мерцает, существует во вспышках, тогда его можно увидеть. А в Кириллове время просто такое, что люди могут ходить вдоль него или поперёк, кому как больше нравится. Движутся вещи – стареют, события – происходят, а время позволяет себя обтекать.
– Выставка местами неплоха. Рамка, в ней ключи, залитые краской – как бы слои. Сломанная рамка, обломки в прозрачном пакетике. Изогнутая лента – профиль – и спускается паучок-глаз. С другой стороны – думал, таких фосфорических женщин только в Измайлово продавать. Оказывается, это и в Штутгарте имеет спрос. И лица на открытии – как похоже на российский провинциальный город – на некоторых тупое вдохновение, гордость от причастности к высокому искусству, на некоторых – желание выпить и потрепаться в хорошем месте. О рисунках Светланы сказали, что это слишком персонально. Это на стену для украшения интерьера, как абстрактную картину, не повесить. В Кёльне это, может, и заинтересовало бы кого-нибудь, а в Штутгарте специализируются на абстракции. Искусство вообще потяжелело – демонстрируя материальность предметов более, чем их полет и превращения. Не перешло ли оно в большой степени в нечто прикладное? В украшение стен и помещений чем-то эдаким, по возможности индивидуальным, но подчиненным, не слишком затягивающим в себя, не мешающим делать деньги. Ну и в квазифилософию еще. Как обиделась на меня немецкая художница, когда я сказал, что Достоевский порой весьма схематичен… Как обозвала меня романтиком за интерес к Рильке (как он ей, наверное, надоел в школе). Сошлись на общей любви к Хармсу и чёрному юмору. Интересно чтение стихов на фоне магнитофонной записи. Звуковой коллаж? диалог с механизмом?
– А мне по интернету предлагают в качестве подарков на Новый год друзьям трёхметровый аквариум или живую акулу.
– Акулу, чур, мне. Я из всех твоих знакомых самая большая акулопоклонница! Или лучше брать пингвинов, можно двух – на балконе поселим. А мне ты змейские подарки даришь? Что может любить полярная змея?
– Мороженое. Мягкий диван – на полюсе деревьев нет, это тропические змеи лазят и свешиваются, а полярная лежит. А медовой змее можно подарить музыку – ей пчелы все уши прожужжали. Можно подарить траву – выползти и поваляться. В сотах не поваляешься.
– Вот теперь слушай, что любит полярная змея. Северное сияние, а никакое не мороженое. Что она, умом тронулась – среди снегов питаться мороженым? Диван – да, но он ей на полюсе только вредит. Чтобы не замёрзнуть, она должна двигаться, норы снежные рыть. Картошку жареную и полосатые пирожные. Вишнёвое варенье. Когда она плачет, то время увеличивается на столько секунд, сколько слёз, поэтому на полюсе время всегда длиннее. А вот смеяться она не умеет, ты где-нибудь видел смеющуюся змею? Раннее, смуглое, почти чёрное, облепиховое место, где мы жили, выманишь её лестью, спросишь потом, отчего? Известковый снег, молочный брат, извилистый и винный. Подожди его, знающий наизусть, твоё мнимое доказательство устарело.
– А у тебя есть на примете человек с летучими машами? Познакомь, вот и будет у меня летучая мышь.
– Тебе летучая маша нужна или мышь? С машами сложнее. К Светлане однажды прицепилась летучая мышь, видимо, отдохнуть хотела. Мышь была на поваленном дереве, может быть, она слегка не в себе была после повала, повисела, согрелась и улетела.
Ящерка на твоей ладони, тонкие пальцы лапок, вытянула хвост, ей тепло, хорошо, ты не держишь её, а поддерживаешь, она свободна перебежать на рубашку, коготками перебирать по плечу. Коричневый, серый – твои, прошлогодняя листва, высохшая к маю, пружинящие старые сосновые иглы, те, что
