Салтановича, царя турецкого. Давно он мечтал дотянуться до просторов, что за водной преградой расстилаются да манят своими богатствами. Не преминул явиться на зов и наследник Воронко сгинувшего, сын его Идолище. Обещал он привести из Орды полчища тёмные, дабы отомстить за гибель пращура. Прислал гонцов своих с поклоном и князь Кудрёванко, что правил своим княжеством меж Киевских и Ляховицких земель. Будучи под игом ордынским платил дань исправно он, и потому не страшился учинять зверства даже над людом своим собственным. Но теперь положение его шатким стало без поддержки татарской, не ровен час, как на дыбу подымут того его же прислужники. Клялся Кудрёванко прислать свои рати, куда надобно, покровителей своих скорей поторапливая. Явились в град некогда эллинский и сотники ляховицкие, кобели меделянские, в обход воли княжны своей Василисты Микуличны. И сказали ляхи непокорные, что не указ им княгиня трусливая, и они сами освободят своего князя‑батюшку.
Начали было уже вороги духа русского совет держать, как им одолеть в одночасье с колен вставшую Русь вольную, как явился сюда ещё один гость, хоть и незваный Жидовиным. Платье его с богатым узорочьем, да волосы русые выдавал в нём особу знатную, вхожую княжеский двор стольного града Киевского. Голос раздался тихий его:
– Шлёт приветствие вам Владыка мой…
Испугались сначала царьки да послы, злоумышленники – чай, Владимир прознал про замысел тёмный их, но промолвил он:
– Мой повелитель – не князь, ненавистный вам, киевский. Он из тех, кто желает извести эти земли поганые больше каждого из вас здесь стоящего.
– Как же звать твоего Властителя? – Вопрошали злодеи мужу незваному.
– Имя знать его вам не надобно. Сюда он послал меня, дабы сообщить, что пока стоит на защите Руси богатырь Илья Муромский, не исполнить вам вашего замысла…
Всем известен был сей добрый молодец, слава о коем гремела, поди, по всему свету белому. Где ни явился бы он, там несёт врагам своим поражение.
– Однако слуги моего властителя подсобят вам принести Илье Муромцу погибель страшную. След вашим полчищам собраться у Камы‑реки, там же волей своею Владыка мой, заманить дабы витязей русских, скроет их от глаз посторонних долой…
– А откуда нам знать, что не брешишь ты, холопи́на дворянская?
Усмехнулся посланник таинственный не по‑доброму и длань протянул свою, на море указывая. Видят тут заговорщики, как из пучины морской волна идёт исполинская, и затопит вот‑вот их убежище. Испугались они не на шутку все, голося от страха кромешного, как гряда водяная застыла вдруг, словно холодом скованная.
– Вот вам честное слово моё, – проронил Чародей и сгинул вмиг, а вода на земь ливнем обрушилась…
1
Как всегда, базар шумел без устали и людьми с утра до ночи полнился.
Некогда здесь стояла небольшая деревенька, коею называли Сорочинской. Имя она получила, как водиться, от протекавшей здесь речушки Сорочинки, окружённой полями да лесами дремучими. Но изменилось всё. Не звонил уже колокол церквушки с куполами‑луковками, не кричали поутру петухи, за соху призывая народ православный. С тех пор как раздор пришёл на земли русские, место это становищем выбрал себе хан Воронко, Большой Орды ставленник, откуда ходит он отныне землю русскую зорить и грабить. Не прошло и года, как превратилась Сорочинская в рынок невольничий, собиравший купцов со всего света от Византии до Каганата осколков и Орды самой.
Чего здесь только не было! Среди снеди невиданной и утвари, коней да скотины прочей, стояли невольники в цепях да рубищах рваных, коих в полон взяли после набегов татарских. Кого потом морскими путями через Тенг и Хвалунь дальше отправят, а кого и в Сарай в Большую Орду повезут. Торговцы криками завлекали купцов да зевак праздных на товар подивиться свой, предлагая и засапожники сарские, и коней красных объезженных, и даже омуженнок из самого царство Дивьего. Толпа необъятная собралась вокруг юркого торгаша, обещавшего показать красу невиданную, скрытую под полотнищами шёлковыми в клетках золочённых. И даже тот, кто мимо просто проходил, а окидывал‑таки взглядом то, что было за спиной торговца ушлого, дабы узреть хоть краем глаза эку невидаль…
Однако прошли мимо балагана этого дородные добрые мóлодцы, на вид силачи, некоторые красавцы, одетые кто в шубы соболиные или гуни расшитые, а кто в лапотки семи шелков, с вплетённым в носке камешком самоцветным. Костюм их роскошный дополняли сумки из рыжего бархата да клюки из дорогого рыбьего зуба и шляпы земли греческой. Кто ни глянет на них, так ясно становиться, мол, наверняка это какой‑нибудь княже явился за ярлыком к хану Воронко, кто ещё мог в сие время несладкое в роскоши такой щеголять?
Заметил их и Илья, по рукам и ногам скованный цепью, что разодрала за весь поход от Карачаровки самой, что недалече от Мурома, руки да ноги в кровь. Несладко пришлось отроку этому после пленения, не смотря на годы свои, был он ростом хоть и не мал, да слаб и немощен, боялись односельчане Илюшины, что по дороге преставится. Незнамо конечно, может и к лучшему оно было бы. Во время набега басурманского погибли родители его престарелые: отец Иван Тимофеевич и матушка Ефросинья Яковлевна, оставив его на свете этом одного одинёшеньку… Сидел он ни жив ни мёртв, смотря взглядом безразличным на купцов заморских на него глядящих. И думал он, как же получается так, что люди на вид и не лютые вовсе, а смотрят на горе людское с таким безразличием, да ещё выгоду найти пытаются? А узрев приближающихся молодцев с сумами рыжими, так и вовсе в отчаяние впал, хотя и не думал, что ещё сильнее мог впасть в него. Ведь торгаши эти на вид были люди русские, и кресты православные на груди своей носили они! Ладно, иноземцы подлые, что взять‑то с них? Но свои?! Свои же сородичи! Нажиться на горе тоже приехали. С ненавистью лютой Илья глянул на людей этих, что хуже басурман ему показались. Даже сила откуда‑то явилась к нему, что поднялся он на ноги, мол, вот он я, нелюди проклятые. Подойдите только ко мне, хоть погублю себя этим, да покажу вам, ироды…
Молодцы сразу заметили его. Зашептались меж собой, перстами на него указывая, но не подошли к нему. Один из них подозвал торговца. Илья помнил, что говорили про него, на рынок выгоняя, мол, и за так отдадим в довесок, а то кабы не помер сам, а тут увидел басурманин, что молодцы заинтересовались отроком, так видно цену стал набивать, утверждая, мол, полóн уже продан весь, негоже сделку нарушать ему… И
