Гибель Фаруда
Он роздал воинам мечи и латы,
А сам надел румийский шлем богатый.
Явился он в кольчуге дорогой,
Он древний царский лук сжимал рукой.
Когда блистающего дня светило
На свод небес торжественно вступило,
Внезапно раздались со всех сторон
Литавров гром, и колокольцев звон,
И трубный рев, и говор торопливый,
И главарей воинственных призывы.
Вот выступил из крепости Фаруд.
Туранцы-храбрецы за ним идут.
Взметнулась пыль пад жаркою землею,
Гора кипящей сделалась смолою.
Утесы, камни, скалы на пути,
Здесь ровного местечка не найти.
Достигло солнце своего зенита,—
Туранцев было множество убито.
Валялись мертвецы повсюду там,
Удачи не было Фаруду там.
Он бился с копьеносною лавиной,
Иранцев удивляя мощью львиной.
Когда туранцы пали все кругом,
Фаруд один остался пред врагом.
Пустился вспять, войны познав свирепость,
Стремительно направился он в крепость.
Помчались, чтоб поймать его в капкан,
Руххам — горою, понизу — Бижан.
Бижан в теснине мчался по обрыву,
К коню пригнулся он, склонясь на гриву,
Но увидал Фаруд его шишак,
И меч индийский вытащил смельчак.
Тут, выскочив неведомо откуда,
Руххам отсек мечом плечо Фаруда,
Без сил повисла правая рука,
Кровь хлынула из раны смельчака.
Фаруд, вскричав, помчался по долине.
Настиг Бижан Фаруда у твердыни,
Его коня он обезножил вдруг,—
Упал Фаруд на плечи верных слуг,
И те, чтоб не попасть врагу в тенёта,
Вступили в крепость, заперли ворота.
Прислужницы пришли, явилась мать,
Чтоб сына на руках своих поднять.
Фаруда уложили на престоле:
Не станет сын царем по божьей воле!
Прислужницы и мученица-мать
Заплакали и косы стали рвать.
Фаруд прощался с жизнью дорогою,
Рыдал дворец, охваченный тоскою.
Сказал Фаруд чуть слышно: «Мне вас жаль.
Увы, понятна ваша мне печаль.
Придут иранцы, гнева не ослабят,
Жилище наше начисто разграбят.
Слуг превратят в рабов, развеют в прах
И гору эту, и дворец в горах.
Все до единого, без отговорок,
С кем сердцем связан я, кому я дорог,
Взойти на кровлю вы теперь должны,
Низринуться на землю с вышины.
Пусть не достанется никто Бижану,
А я задерживаться здесь не стану,—
Убийце моему и палачу
Свое добро оставить не хочу».
Сказал и побледнел, и улетела,
Стеная и вопя, душа из тела…
О, свод небесный, в чем твой жалкий дар?
Показываешь фокусы, фигляр!
То мечешь стрелы, то грозишь кинжалом,
То — вихрями, то — градом небывалым,
То — подлостью, а то, в тяжелый час,
Ты от опасности спасаешь нас.
Даришь престол и царскую столицу,
А то — позор, и горе, и темницу.
Свое добро беречь мы не должны.
Я обеднел, и дни мои черны.
Зачем родился я, зачем был молод,
Зачем познал сей жизни зной и холод?
Мы на земле страдаем без вины,—
Такую жизнь оплакать мы должны.
Что сердце, разум, чести голос гневный?
Постель из праха — вот итог плачевный!..
Все слуги, проклиная жребий свой,
Низверглись в бездну с крыши крепостной.
А Джарира огонь зажгла, рыдая,
Сожгла сокровища дотла, рыдая.
В конюшни, меч подняв, она вошла
И двери за собою заперла,
Коням арабским распорола чрева
И плакала, полна тоски и гнева.
Затем пришла туда, где сын лежал,
А был под платьем у нее кинжал.
Живот себе вспоров, припала к сыну,
В его объятьях обрела кончину.
Тус пребывал еще три дня в Чараме.
Но трубный рев раздался над шатрами.
Он двинул рать. Литавров грянул гром.
Темно от пыли сделалось кругом.
Туранских воинов уничтожал он,
Дома, поля, сады опустошал он,
Топтал их в пограничных областях,
Над Касерудом утвердил свой стяг.
Так много войска там расположилось,
Что под шатрами вся земля сокрылась.
Пришла в столицу весть: враги идут,
Их войско там, где блещет Касеруд.
Тогда отправлен был туранским станом
Отважный муж, что звался Палашаном,
Чтоб он разведал, чьи мечи остры,
Чтоб сосчитал знамена и шатры.
…Вдали от войск иранских, от дороги
Был виден холм, высокий, но пологий.
Сидели на холме Бижан и Гив,
Делам войны беседу посвятив.
Военный стяг туранца Палашана
Они вдали увидели нежданно.
Гив, приготовясь к схватке боевой,
Взмахнул тяжеловесной булавой.
«Пойду, — сказал, — туранца обезглавлю
Или свяжу и воинству доставлю».
Сын возразил: «За доблесть на войне
Уже халат пожаловали мне,
Теперь на ту награду я отвечу,
Начну с бесстрашным Палашаном сечу».
Сказал Бижану Гив, его отец:
«Твой недруг — лев, а ты еще юнец,
И если ты потерпишь неудачу,
Я мир отвергну, в горести заплачу.
Да, Палашан в жестокой битве — лев:
Отважных ищет на ловитве лев!»
Сказал Бижан: «О мужеством богатый,
Пред миродержцем не срами меня ты.
Доспехи Сиявуша дай ты мне,
Взгляни, как побеждает барс в броне!»
Бижан от Гива получил кольчугу.
Связал застежки, подтянул подпругу,
Сел на коня, зажал копье в руке
И поскакал от рати вдалеке.
А враг, сразив газель стрелой искусной,
Развел костер, кебаб зажарил вкусный.
Так ел он, сидя с луком за плечом,
А рядом конь стоял перед ключом.
Коня Бижана он вдали заметил,
На грозный топот ржаньем он ответил.
Тут понял Палашан, что для войны
Примчался всадник вражьей стороны.
Бижану крикнул: «Эй, повремени ты,
Я — покоритель дивов знаменитый.
А ты-то кто? Ужель ты вступишь в бой,
Чтоб звезды зарыдали над тобой?»
«Бижан я, — произнес воитель смелый,—
А в час борьбы я — слон железнотелый.
Мой дед — Гударз, отец мой — витязь Гив,
Тебя сражу я, доблесть проявив.
Здесь, на горе, пред встречею военной,
Ты пожираешь падаль, как гиена,
Наелся дыма, крови и золы,—
Готов ли ты для пики и стрелы?»
Но тот в ответ не проронил ни слова,
А вскачь пустил он дива боевого.
Наездники пустили копья в ход,
Взметнувшись, пыль затмила небосвод,
Но в крошево те копья превратились,
И за мечи противники схватились.
Мечи сломались, новых не найдешь,
И, как листву, их охватила дрожь.
Два славных ратоборца приуныли,
А кони притомились, кони в мыле.
Не прекратили поединка львы,
Две подняли тяжелых булавы.
Бижан обрушил с булавой десницу.
Ударил Палашана в поясницу,
И был таков удар его руки,
Что у врага сломались позвонки.
С коня свалилось Палашана тело,
Скатился шлем, кольчуга зазвенела.
Как быстрый дым, сошел с коня Бижан,—
Был обезглавлен воин Палашан.
С его конем, кольчугой, головою
Бижан помчался горною тропою.
Был храбрый Гив тревогою объят:
«Любимый сын вернется ли назад?»
Он волновался на холме высоком:
«А вдруг Бижан погибнет ненароком?»
Но юный сын пришел, пришел живой,
С конем врага, с кольчугой, с головой!
Принес добычу, пред отцом поставил,—
Героя-сына Гив седой восславил.
Затем к Гударзу старому вдвоем
Они счастливым двинулись путем.
С конем, с кольчугой, одержав победу,
С той головой Бижан явился к деду.
Была Гударза радость велика:
Чуть не лишила жизни старика!
Сказал: «О славный внук, живи всегда ты,
Венец державы, храбрецов вожатый!
Да будет сердце у тебя светло,
Вовек тебя да не коснется зло!»
