7. САМОЕ ТАКОЕ
Но если бы
кто-нибудь мне сказал:
сожги стихи —
коммунизм начнется,—
я только б терцию
промолчал,
я только б сердце свое
слыхал,
я только б не вытер
сухие глаза,
хоть, может, в тумане,
хоть, может,
согнется
плечо над огнем.
Но это нельзя.
А можно —
долго
мечтать
про коммуну.
А надо думать —
только о ней.
И необходимо
падать
юным
и — смерти подобно —
медлить коней!
Но не только огню
сожженных тетрадок
освещать меня
и дорогу мою:
пулеметный огонь
песню пробовать будет,
конь в намете
над бездной Европу разбудит —
и хоть я на упадничество
не падок,
пусть не песня,
а я упаду
в бою.
Но если я
прекращусь в бою,
не другую песню
другие споют.
И за то,
чтоб, как в русские,
в небеса
французская девушка
смотрела б спокойно —
согласился б ни строчки
в жисть
не писать…
…………………
А потом взял бы
и написал —
тако-о-ое…
1941
281. «Я вижу красивых вихрастых парней…»
Я вижу красивых вихрастых парней,
Что чехвостят казенных писак.
Наверно, кормильцы окопных вшей
Интендантов честили так.
И стихи, что могли б прокламацией стать
И свистеть, как свинец из винта,
Превратятся в пропыленный инвентарь
Орденов, что сукну не под стать.
Золотая русская сторона!
Коль снарядов окончится лязг,
Мы вобьем в эти жерла свои ордена,
Если в штабах теперь не до нас.
1941
282. «Мечтатель, фантазер, лентяй-завистник!..»
Мечтатель, фантазер, лентяй-завистник!
Что? Пули в каску безопасней капель?
И всадники проносятся со свистом
Вертящихся пропеллерами сабель.
Я раньше думал: лейтенант
Звучит «налейте нам»,
И, зная топографию,
Он топает по гравию.
Война ж совсем не фейерверк,
А просто — трудная работа,
Когда —
черна от пота —
вверх
Скользит по пахоте пехота.
Марш!
И глина в чавкающем топоте
До мозга костей промерзших ног
Наворачивается на чоботы
Весом хлеба в месячный паек.
На бойцах и пуговицы вроде
Чешуи тяжелых орденов.
Не до ордена.
Была бы Родина
С ежедневными Бородино.
26 декабря 1942 Хлебниково — Москва
Борис Матвеевич Лапин родился 9 июня 1905 года в Москве. Подростком вместе с отцом, военным врачом, попал на гражданскую войну.
Шестнадцати лет Борис Лапин начал писать стихи; в 1922 году вышел его сборник «Молниянин», в 1923 — «1922-я книга стихов».
Закончив в 1924 году Брюсовский институт, Лапин выбрал жизнь путешественника и очеркиста. Работал переписчиком Статистического управления на Памире, служил в пушной фактории на Чукотке, участвовал в археологических и геоботанических экспедициях, колесил по Средней Азии, в качестве штурмана-практиканта побывал в портах Турции, Греции и других стран, ездил в Японию, дважды побывал в Монголии. Самостоятельно изучил несколько языков.
Путешествия дали материал не только для многочисленных газетных очерков, подписываемых «Пограничник», но и для таких книг, как «Повесть о стране Памир», «Тихоокеанский дневник», «Набег на Гарм», «Подвиг» и др. С начала 30-х годов Б. Лапин обычно писал в содружестве с З. Хацревиным («Сталинабадский архив», «Дальневосточные рассказы», «Путешествие», «Рассказы и портреты»). Произведения талантливых писателей пользовались большой популярностью. Б. Лапин не выпускал больше стихотворных сборников, но в книгах, написанных совместно с З. Хацревиным, иногда встречались стихотворные вставки и отрывки.
В 1939 году Б. Лапин, став сотрудником армейской газеты, участвовал в боях на Халхин-Голе.
В июле 1941 года Б. Лапин и З. Хацревин уехали на фронт в качестве корреспондентов «Красной звезды». В сентябре 1941 года они оба погибли под Киевом.
283. НЕДАЛЕКО ОТ ОРЕНБУРГА
Мы ехали в скотском вагоне
В далекий и сытный Ташкент,
И наши тифозные руки
Сжимали холодный брезент.
У края последнего леса
Разобраны были пути.
На склон выходили казаки,
Чтоб нас, безоружных, вести.
Когда нас вели на закате
Казаки в багровый овраг,
Мы пели, что смертью заплатит
Наш Деспот, Мучитель и Враг.
Когда нас потом хоронили
В холодной осклизкой земле,
Ни бабы по нас не вопили,
Ни девки в соседнем селе.
Погасшие тучи дымили
Над белой казачьей землей
В тот час, когда нас хоронили
На свалке, на темной, лесной.
Товарищей теплились знаки
На дальней багровой горе.
На степь выезжали казаки,
Убившие нас на заре.
1923
Из белой ограды, задолго до дня,
Я вывел гнедого коня.
Железный засов на стене загремел,
Полкан завопил на меня.
И я оглянулся на каменный дом
С тоскливым холодным стыдом.
Так вот — это всё, чем я в жизни владел
И вывез теперь на гнедом.
Высокое дуло винтовки блестит.
Сшибаются тени копыт.
Луна рассыпает свой призрачный мел
На темные ветви ракит.
Вокруг — зацветающий шорох земли
И бульканье кочек вдали.
Ты помнишь ли — песни когда-то я пел
О тех, что навеки ушли.
И мысль, что уж мне не вернуться назад,
Томит мой рассудок седой,
Как давний — привычный и вяжущий — яд,
Разбавленный теплой водой.
1924
Я в последний раз поглядел на степь.
Как туманна степь, широка!
Травяных лугов голубая цепь,
Под холмами лес и река!
Эта жизнь, как степь — твоя и моя —
Как свободна жизнь, широка!
Как печальна степь — на ее края
В черной мгле бегут облака.
1924
Пускай лопарь уйдет от нас
За выгон трех великих рек,
Но будет час, но будет час —
И мы придем сюда навек!
Среди болотистых кустов
Синеют гуси горных жил,
Сюда полдневный рыболов
Свои тропинки проложил.
Здесь перекресток всех дорог!
И не страшен ни гром, ни чох…
Стремясь беспечно, как поток,
В худой гранит и в красный мох…
И судорожно хрустнет день,
Под ветром — северная ночь,
И робкий, как туман, олень
По насту понесется прочь.
Склонился тундровый компас,
Лопарь уходит с зимних рек,
Но близок час, но близок час —
И мы придем сюда навек!
1924
Он вечно пляшет на краю
Зеленого обрыва.
И у ручья, где я стою,
Воды взлетает грива,
И галька мечется по дну,
Шуршит, перебегая…
В последний раз на них взгляну
И выйду на луга я…
И я своим рукомеслом
Займусь, неосторожный, —
Следить, как за твоим веслом
Взлетает шум безбожный.
1924
Мертвые зарыты;
Вспахана земля;
Травами покрыты
Жирные поля;
Кое-где лопатой
Вскопаны луга
Да торчит измятый
Кончик сапога.
1925
289. ПРЕДИСЛОВИЕ К БИОГРАФИИ
