Михаил Садовский - Завтрашнее солнце

Половодья плоды
От великой беды,
И не ровня толпа и народ.

В час, когда нелегко,
И рассвет далеко,
И толпа одурманенно спит,

Над разливом воды водит кистью один,
И один за народ говорит.

Даже мутная рать,
Что умеет карать,
Отодвинуть не может века,

И заранее сбить,
Растоптать и убить
Бестелесную надпись венка.

Кто нас судит судьбы нашей строже!
Только душу, кричат мне, не трожь!
Разве правда, рожденная ложью,
Не страшней, чем во истину ложь?

И отлажен давно,
Хоть не зверь я,
Бьют прицельно, по площади, в лет…
Время веры, как время неверья,
Одинаково нас предает!..

Какие осени уходят!
Какие тайны бередят!
О многом говорят в народе,
Страшнее то, о чем молчат…

Да что ж испытывать терпенье,
Пусть до конца не доживешь:
Сначала самоотреченье,
А там — и правды не найдешь…

Но выйду в поле… на опушке
Осины рдяные стоят,
И отбазарили кукушки,
И пни в осенниках опят.

Что ж вечно тут? Что сердцу мило?
Зачем тревога, непокой?…
Все было. Сколь раз уж было!
Что будет? — Вот вопрос какой.

Едва наряд ее шуршал
От затаенного дыханья
И ни на миг не нарушал
Счастливого очарованья.

Шепча молил: за что, скажи?
Чем расплачусь, какой печалью?
Воспоминанья так свежи
И сожаленья изначальны.

Позволь на теплый мох упасть,
И, если все ж того я стою,
Ты властвуй надо мною всласть,
Я этим наслажусь тобою.

Исчезну, чтобы долг отдать
Не предназначена частица
Ни покорять, ни обладать,
Но лишь в любимой раствориться.

Кружится пестрая листва,
Грусть, дождь,
Терзанье об изменах
О, терпеливые слова,
Уже заложенные в генах.

А ведь была, была игра,
В карантине глухом страданье.
Всего — «Унылая пора»,
Зато — «Очей очарованье».

Сам-то не скажет,
Умрет — не попросит,
А тебе больно
Весь век терзаться.

Что любовь меряла,
Что печаль вешала.
Кто придет красой
Твоей тешиться,

Круто всю возьмет
Да натешится,
Кто в расчет войдет
С тобой сладиться,

Тот на сердца зов
Не откликнется.
А ты скатертью
Самобранною

Не таись в мешке
Возьми сирого,
Недоступная,
Согрей стылого.

То-то будет гож
Твой короткий век,
То-то будет мил
Тебе белый снег…

Он в творчестве воскресной лени
Диктатором последний раз
Не в пестроряденье — в кримплене
Встает красивым без прикрас.

Так снова старческие лица,
Согреты радостью, цветут,
Вдруг заставляя нас молиться
Не на икону — рядом тут.

И обжигают прежним зноем
В последний раз, в последний час.
Мы обездоленно не знаем
О тех, кто согревает нас.

И деревья, как ниточки мглы,
Одинаково черны стволы,
Лишь, нисколько о том не заботясь,
Как и прежде березки светлы.

И не кто-то и не фото,
И не кино — все мякина.
Листья тлеют и чернеют,
Дневниковые листы,

Я опять повенчан с нею…
Повторения чисты.
Мой хранитель, собиратель,
Просвещения магнат,

Долгожданным даром, к дате ль
Невозможно нам назад.
Снова серая косынка
На подкладке из дождя.

Возвращаемся мы с рынка,
Где расчеты погодя.
Где года не спросишь сдачи,
Не подсунешь сушь и гниль

Вот какая незадача,
Вот она какая быль.

И не скурвились, нет,
Хоть гремело над нами,
И нам застило свет
Да какими дождями.

Но смешались листы
Только с листьями леса
Это наши висты,
Ни богатства, ни веса.

Но быть может, за то,
То мы так облетали,
Некто, кто-то, никто…
Все же праведней стали.

Ты, как лес, облетишь,
Будешь вроде подранка,
И не голо в пути
Коли с болью изнанка.

Не положена честь
Да и плата за это,
Но лишь в осени есть
Бабье лето.

Не осуждай, а принимай
Весну, ее дожди, метели,
Все эти трудные недели,
А после благодатный май.

Хоть трудно, но надежда есть
Поверить в справедливость снова,
Где вновь разумное — основа,
Где вновь всему порука — честь.

В молчании своя вина,
Но все прими, не осуждая…
Весна хорошая ль, плохая
Для возрожденья нам дана.