Леонид Советников - Как весть о том…

Клянёт ли бедность пешеход Евгений,
А дни идут ни шатко и ни валко;
Осмысленней их жалких откровений
Стилистика – у ночи приживалка.

Не надобно проявленности лучшей,
Куда отрадней без стыда и горя
Спокойно думать о душе заблудшей,
Не прозревая низостей изгоя.

Но вот манера, вот ведь незадача —
Легко ль прожить, живя не по уму,
Жалея сытых, ничего не знача…
А дни идут, не жаль их никому.

Полынное небо. И горечь сомнений.
И сырость – призванье галош.
Под небом угрюмым каких дуновений,
Какой осиянности ждёшь?

Когда и светлы-то (глядишь и не веришь)
Лишь две полыньи над тобой.
Плыви хоть за Трубеж, лети хоть за Велиж —
Повсюду их свет голубой.

Вот эта – нежнее, а эта – милее
В такой богознайной глуши,
Где связано всё, даже бог в мавзолее —
Одна из традиций души.

Церквушка с погостом, истёрханный скверик.
А небо темней и темней,
И лучше не думать, бездумней – поверить
Хотя б торжеству полыней.

Не слышно время, но часы идут —
То с будущим, то с прошлым не в ладу.
Неточны ль стрелки, тетива пружин
Ослабла ль в них, но я всё время – жив.
И ритуал подглядок и подкруток
Не ради лишних выглядит минуток,
Ведь с настоящим не в ладу и я
И слышу время, без часов скитаясь.

Язык скитаний – вежливый китаец,
Влюблённый в безупречность бытия,
Как погребённый дневниковый почерк —
В матрёшку яви: день, денёк, денёчек;
В наивность, облетевшую слова,
В то, без чего – грустить осиротело
И века холодеющее тело
Не отогреть попыткой мастерства.

Мне во сне явился облик милый,
И сияли бездны и слои
Вдохновеньем первозданной силы,
И светилось имя: Эллой.
Несся дух над водами забвенья,
Над землёй – подобием листа;
Крепла мысль, угадывались звенья
Повести – от света до креста.

Но прервался сон мой – вот досада,
Никогда воочью не воспрянут
Семь цветов, семь нот, семь яблок сада…

А восьмое – всё соблазн и пряность…
Как любить – и не вкусить такое,
Если слов сильней, дороже смерти?

Я искал… свободы и покоя.

Знай же цену пропасти и тверди.

Бредил ты, и бред твой воплотила
Моя воля… Свод ночной возник.

Аластор, зачем нужны светила,
Разве мало света и без них?

Прикоснись – как Девы тлеет локон!

Кто она?

По имени назвать?

Ты мечтал о существе далёком,
Я – твоей мечтой… повелевать!

Скажи, мой дух, не скучно жить на свете,
Тем более всего в одном столетье?
Как разглядеть воочью остров синий
И руки гончара в микенской глине —
Лиловой, допотопной, доамфорной,
Познающей огонь и воздух горна.
Не так ли, бес, ведь ты глядишь давно
Куда захочешь и когда угодно,
Так отчего амфорное вино
Тебе дороже тайны первородной?
Не олух ты, не глух, не слабовидящ,
Предпочитая буйства бычьих игрищ
И близящийся мрак Девкалионов,
Карательный для целых миллионов
Мозаик, лабиринтов, гончаров…
Не правда ли, им приговор суров,
Хоть память глины неуничтожима,
Безвестность стиля – золотая жила
Для будущих и славных мастеров?

Усну, а и во сне не спится,
Всё – полнолунья б дожидаться.
Разбилась жизнь, как черепица,
И ни обола – чтоб напиться,
И ни сраженья – чтоб не сдаться.

А помнишь, так же ночь молчала
Под аркой золотых ветвей,
И Эвридику у причала
Ласкал не ветрено Орфей?

Не верь, что тени те́ней слышат
И что друг друга узнают,
В подполье памяти лишь мыши
Железо времени жуют.
Тебя твоя́ заводит память
В тростник, которого уж нет;
Искать, задумывать, шаманить —
Тебе. Сегодня ты́ поэт.

Ты пел – и по морям летело,
Смолкал – и души наизнанку!

Нет, песня пелась как хотела
Затем, что добивалась тела,
Как голытьбы – игра в орлянку!

Всё любишь?

Так не сводят с нею,
А то сольёмся вместе – и…

Прости, с рассветом я бледнею.
Прости.

Мы всё не обретём никак земли своей,
А небеса темны, как на порядок ниже,
И сколько ни кружи, ни бодрствуй, ни совей,
Но падаешь с небес, чтоб возвратиться к ним же.

А на земле зима, дороги замело,
И Пенелопа ткёт – и всё бела основа.
Пространство велико иль время так мало,
Но распускать с канвы – как бредить, слово в слово.

Глас огненный – ни облика, ни лика —
Одной горы пылающая пика
И облако, воздетое над ней.
Притих народ – от мала до велика,
И патриарх, на посох, как калика,
Припав, внимает грохоту камней —
Небесных слов. И эха бьют в скрижали,
Пока внизу во мраке стонут дали.

Шумят века, поют ветра.
И завтра будет, что вчера.
И Баальбек возводит Каин
В надежде скрыться от тоски.
И стены башен высоки,
Но давит неотступный камень.

Он, даже вырвавшись из рук
И воплотившись в дальний звук,
Вернётся камнем преткновенья.
Настигнут камушком своим,
Не знает мир, что делать с ним,
И отсылает в поколенья.

Покуда камню стать Петром,
Куются молнии, и гром
Гремит. И суша погрузилась
В пучины вод. И в гневе волн
То рычит лев, то мычит вол,
Но в безднах не ночует милость.

Покуда камню лечь углом
В единый храм, в надмирный дом,
Цари младенцев истребляют.
Текут народы, как пески,
И в Мёртвом море рыбаки
Всё так же сети расставляют.

И снится камню страшный сон,
Что не в пустыне брошен он,
А в вечном пекле – голосящим!
Вот подрастёт, вот в ум взойдёт,
И мы под ним не свой исход,
А безысходный гнёт обрящем.

Не по нитке – по нити светящейся, с миру
Собирается веры пучок. И несут
Издалёка волхвы в знак смирения – смирну,
Ладан – в лад и из золота чистый сосуд.

Это сон, это солнце восстало средь ночи!
И в глубокой пещере светло, как в раю.
И ведёт мимо падей и волчьих урочищ
Зимний путь, не подвластный уму и вранью.

Сегодня облака – седые, как снега,
Когда их наметёт сыпучими холмами.
И свет издалека, и жизнь издалека
Сияют, будто сны, покинутые нами.

А завтра – синий лёд и ветер запоёт
О звёздах и листве, что были золотыми,
А может, и о нас, не отводивших глаз,
Умевших тосковать и любоваться ими.

И мы приснимся вам, не верящим словам, —
Как звёзды, что горят, хотя давно остыли,
Как одиноких дум плывущий в небе дым,
Как золото листвы в слюде дорожной пыли.

Где замысел воли утрачен
И свет не воздался сторицей,
Кочует кораблик удачи
По тёмным морям небылицей.

Кто замкнут в пространстве – отведал
Ковчежной закупорки мыслей:
Как тонут в беспамятствах бреда,
В напрасных томлениях киснут.

На стенку волна налезает,
И нет в целом мире причала,
Лишь сердце наверное знает:
Ничто не начнётся сначала,

И срок подойдёт захлебнуться
Спокойствием… Но не затем ли
И муки, чтоб к ним не вернуться,
И сны, чтоб отыскивать земли?