Ленин рассказал о победе Красной Армии над белогвардейцами, поздравил крестьян с этой победой.
Стали крестьяне рассказывать ему о своих делах.
Ленин слушал с интересом. Когда рассказчик замолкал, Владимир Ильич его подбадривал:
— Ну, а дальше?
У Ленина была замечательная память: он сразу запомнил, как кого зовут, и потом называл стариков крестьян по имени-отчеству: Алексей Андреевич, Василиса Павловна. Очень это старикам нравилось.
Разговор получился такой интересный и для Ленина и для крестьян, что никто и не заметил — день-то уже кончается. Беспокоился только один человек — фотограф. Он приехал снять Владимира Ильича вместе с крестьянами и теперь всё думал с тревогой: скоро вечер, снимок, пожалуй, не выйдет — свету мало. Наконец он решился:
— Владимир Ильич, крестьяне хотели бы сняться с вами.
— А… ну хорошо, — ответил Ленин. А сам продолжал вести разговор.
Прошло ещё минут десять. За окном стало темнеть. Фотограф сказал с отчаянием:
— Через несколько минут будет уже поздно снимать!
Владимир Ильич поглядел на него. Сниматься не хотелось, но Ленин уважал чужой труд: фотограф приехал из города, потратил время. И Ленин сказал:
— Ну, идите во двор, готовьтесь. Мы с Надеждой Константиновной сейчас выйдем.
Фотограф побежал с аппаратом на улицу, стал устанавливать его. Горе ему было с ребятами: налетели со всех сторон, норовят усесться перед самым аппаратом.
Вышли из избы и Владимир Ильич с Надеждой Константиновной. Фотограф усадил их в середине, а кругом стал рассаживать крестьян. Но и тут вмешались ребята: вертелись под ногами, жались поближе к Владимиру Ильичу. Фотограф рассердился: надо, чтобы все сидели тихо, а то снимок будет испорчен.
Владимир Ильич тоже начал уговаривать ребят — показал им на аппарат:
— Вы вон в ту чёрненькую дырочку глядите.
Стали ребята глядеть в дырочку аппарата. Фотограф накинул на голову длинный чёрный платок и замер так. Ленин ему сказал:
— Вы мне ребят не заморозьте. Кругом засмеялись:
— Ничего, они у нас здоровые, выдержат.
Ребята опять зашевелились: разговор про них зашёл. Тут фотограф не вытерпел и закричал:
— Смирно!
Ленин улыбнулся и так, улыбающийся, вышел на фотографии…
Потом открылся митинг. Посреди площади стоял высокий столб, на нём висел новый электрический фонарь; его ещё ни разу не зажигали. Столб был обвит еловыми ветками и красными лентами. Под фонарём стоял столик.
А кругом собрались крестьяне не только из деревни Кашино, но и из других сёл и деревень. Многие пришли сюда издалека.
Ленин подошёл к столику и начал речь:
— Ваша деревня Кашино пускает электрическую станцию. Замечательное дело! Но это только начало. Наша задача в том, чтобы вся наша республика была залита электрическим светом…
Когда Ленин кончил речь, струнный оркестр сыграл «Интернационал». И в ту же минуту в сарае, где стояла динамо-машина, монтёр пустил ток.
На площади вспыхнул электрический фонарь, в избах разом загорелись огоньки.
Раньше кашинские крестьяне жгли у себя маленькие лампочки-коптилки; они горели еле-еле, тускло, зеленоватым светом. А теперь кто-то сказал, глядя на яркий электрический свет:
— Вот и загорелась у нас лампочка Ильича… Стал Ленин прощаться с крестьянами. Попрощался, пошёл к машине. Было совсем темно, холодный ноябрьский ветер дул в лицо.
Когда отъехали уже далеко, Владимир Ильич оглянулся. Позади, среди тёмных полей, ярко светились окна кашинских изб.
А. Твардовский
ЛЕНИН И ПЕЧНИК
В Горках знал его любой,
Старики на сходку звали,
Дети — попросту, гурьбой,
Чуть завидят, обступали.
Был он болен.
Выходил
На прогулку ежедневно.
С кем ни встретится, любил
Поздороваться душевно.
За версту — как шёл пешком —
Мог его узнать бы каждый.
Только случай с печником
Вышел вот какой однажды.
Видит издали печник,
Видит: кто-то незнакомый
По лугу по заливному
Без дороги — напрямик.
А печник и рад отчасти,—
По-хозяйски руку в бок,—
Ведь при царской, прежней власти
Пофорсить он разве мог?
Грядка лука в огороде.
Сажень улицы в селе,—
Никаких иных угодий
Не имел он на земле…
— Эй ты, кто там ходит лугом!
Кто велел топтать покос?!
Да сплеча на всю округу
И поехал, и понёс.
Разошёлся.
А прохожий
Улыбнулся; кепку снял.
— Хорошо ругаться можешь,—
Только это и сказал.
Постоял ещё немного,
Дескать, что ж, прости, отец,
Мол, пойду другой дорогой…
Тут бы делу и конец.
Но печник — душа живая,—
Знай меня, не лыком шит!
Припугнуть ещё желая:
— Как фамилия? — кричит.
Тот вздохнул, пожал плечами,
Лысый, ростом невелик.
— Ленин, — просто отвечает.
— Ленин?! — Тут и сел старик.
День за днём проходит лето,
Осень с хлебом на порог,
И никак про случай этот
Позабыть печник не мог.
А по свежей по пороше
Вдруг к избушке печника
На коне в возке хорошем —
Два военных седока.
Заметалась беспокойно
У окошка вся семья.
Входят гости:
— Вы такой-то? —
Свесил руки:
— Вот он я…
— Собирайтесь! —
Взял он шубу,
Не найдёт, где рукава.
А жена ему:
— За грубость,
За свои идёшь слова…
Сразу слёзы непременно,
К мужней шубе — головой.
— Попрошу, — сказал военный,—
Ваш инструмент взять с собой.
Скрылась хата за пригорком.
Мчатся санки прямиком.
Поворот, усадьба Горки,
Сад, подворье, белый дом.
В доме пусто, нелюдимо,
Ни котёнка не видать.
Тянет стужей, пахнет дымом,—
Ну, овин — ни дать ни взять.
Только сел печник в гостиной,
Только на пол свой мешок —
Вдруг шаги, и дом пустынный
Ожил весь, и на порог —
Он. В пальтишке.
Дышит паром.
Печника тотчас узнал.
— Проходи, знакомец старый,—
Поздоровавшись, сказал.
И вдобавок ни словечка,
Словно всё, что было, — прочь.
— Вот совсем не греет печка.
И дымит. Нельзя ль помочь?
Крякнул мастер осторожно,
Краской густо залился.
— То есть как же так нельзя?
То есть вот как даже можно!..
Сразу шубу с плеч — рывком,
Достаёт инструмент. — Ну-ка…—
Печь голландскую кругом,
Точно доктор, всю обстукал.
В чём причина, в чём беда,
Догадался — и за дело.
Закипела тут вода,
Глина свежая поспела.
Всё нашлось — песок, кирпич,
И спорится труд, как надо.
Тут печник, а там — Ильич,
За стеною пишет рядом.
И привычная легка
Печнику работа.
Отличиться велика
У него охота.
«Только будь, Ильич, здоров,
Сладим любо-мило,
Чтоб, каких ни сунуть дров,
Грела, не дымила.
Чтоб в тепле писать тебе
Все твои бумаги,
Чтобы ветер пел в трубе
От весёлой тяги.
Тяга слабая сейчас —
Дело поправимо,
Дело это — плюнуть раз,
Друг ты наш любимый…»
Так он думает, кладёт
Кирпичи по струнке ровно.
Мастерит легко, любовно,
Словно песенку поёт…
Печь исправлена. Под вечер
В ней защёлкали дрова.
Тут и вышел Ленин к печи
И сказал свои слова.
Он сказал, — тех слов дороже
Не слыхал ещё печник:
— Хорошо работать можешь,
Очень хорошо, старик.
И у мастера от пыли
Зачесались вдруг глаза.
Ну, а руки в глине были —
Значит, вытереть нельзя.
В горле где-то всё запнулось,
Что хотел сказать в ответ,
А когда слеза смигнулась,
Посмотрел — его уж нет…
Успокоившись немного,
Разогревшись за столом,
Приступил старик с тревогой
К разговору об ином.
Мол, за добрым угощеньем
Умолчать я не могу,
Мол, прошу, Ильич, прощенья
За ошибку на лугу.
Сознаю свою ошибку…
Только Ленин перебил.
— Вон ты что, — сказал с улыбкой,—
Я про то давно забыл…
По морозцу мастер вышел,
Оглянулся не спеша:
Дым столбом стоит над крышей,—
То-то тяга хороша.
Счастлив, доверху доволен,
Как идёт — не чует сам.
Старым садом, белым полем
На деревню зачесал…
Не спала жена, встречает:
— Где ты, как? — душа горит…
— Да у Ленина за чаем
Засиделся, — говорит…
