Признаю́сь в любви читателям России,
У кого всю жизнь я доброте учусь.
И когда автографы просили,
И когда стихи читают наизусть.
Нас от многих бед спасают книги.
В них любовь, надежда, свет и честь.
Сколько на земле имен великих…
И великих книжников не счесть.
Пишут земляки мне отовсюду —
Из Твери, из Пензы, из Орла.
Каждое письмо, как отблеск чуда,
Весточка надежды и добра.
Люди обнажают душу в письмах.
Как мне дорог пониманья миг!
Неспроста сказал когда-то Бисмарк,
Что война боится мудрых книг.
Я бы никогда не стал поэтом,
Если бы не верил мне народ.
Мы одним озарены с ним светом
В этом мире страха и невзгод.
И всем сердцем верую я свято
В искренность читающих людей.
Я от них своих обид не прятал,
Как не прячу и любви своей.
Потому от имени сограждан
Получил я право говорить
О добре и зле,
О малом и о важном
И надежду издали дарить.
2016«Я никогда не возвращаюсь в прошлое…»
Я никогда не возвращаюсь в прошлое,
И не тоскую по былым годам.
А все, что было там хорошего,
Я берегу в душе и не предам.
Меня Судьба испытывала часто,
И посылала пасмурные дни,
Где ни удачи, ни надежд, ни счастья,
А только огорчения одни.
Но я был полон светлых ожиданий,
Что краток срок печальной полосы…
И вновь судьба мне благосклонно дарит
Счастливые недели и часы.
Я никогда не возвращаюсь в прошлое…
Ведь ты со мной сейчас и навсегда.
И те года, что мы с тобою прожили, —
Они не только прошлые года.
2016
В суровую быль сорок первого года
Влилась материнская правда твоя:
По зову страны, по приказу народа
На фронт уходили твои сыновья.
Прощаясь надолго с родными местами,
Мы знали, тебя оставляя одну,
Что нет на земле тяжелей испытаний,
Чем сыновей провожать на войну.
Когда на полях говорили колосья
О том, что работаешь ты за троих,
Когда боевая тревожная осень
Стучала безжалостно в окна твои, —
Тогда ты была и грустна, и красива —
В работе упрямей и духом сильней…
И знали сыны – это наша Россия
Стояла тогда за спиною твоей.
И как ни огромны родимые дали, —
Вместилась вся Родина в сердце твоем.
Вы вместе и беды и счастье встречали, —
Недаром мы матерью землю зовем.
Летний вечер.
Дремлет тишина.
Из окна мне улица видна.
Вдалеке в сиреннике густом
Притаился невысокий дом.
В доме том и дверь, и окна есть,
Можно их по пальцам перечесть.
Но меня волнует лишь одно —
Крайнее заветное окно.
Часто, часто у того окна
Девушка тоскует допоздна.
Допоздна не гаснет свет в окне, —
Потому-то и не спится мне.
И мечта —
Куда ни шел бы я —
Приводила под окно меня.
Только сердце ведало мое —
Я спешил,
Чтоб увидать ее!
Но, стараясь из последних сил,
Не смотрел —
И мимо проходил.
А сегодня, к радости моей,
У реки я повстречался с ней.
И, нежданно путь ей заслоня,
Я решился:
– Выслушай меня. —
И как есть – я все ей рассказал…
– Как давно,
Как долго ты молчал… —
И улыбкой отвела беду.
– Приходи…
Я каждый вечер жду…
Выбирал я недолго место.
У окошка погожим днем
Перед самым моим отъездом
Посадили мы клен вдвоем.
И потом в тесноте вокзала
Снова вспомнил о клене я.
Осень листья с него срывала,
Как страницы с календаря.
Клен наш вырос за эти годы,
Стал наряден, высок, плечист
И случается —
В непогоду
По ночам он в окно стучит.
Так стучит, будто в дом он хочет,
И. решив, что приехал я,
Ты, любимая, выйдешь ночью
За ворота встречать меня.
Так и будет.
Весной зеленой,
Но не ночью, а добрым днем
Я приеду к тебе,
И с кленом
Мы в окно постучим вдвоем.
Еще до нас его прозвали Белым,
И верно: лилий не найти белей.
А нам тот пруд казался морем целым,
Друзьям-погодкам с улицы моей.
Однажды поднялись мы рано-рано,
Немногих свистом разбудить пришлось.
Мы выбрали себе по капитану —
И первое сраженье началось.
На берегу – с водою по соседству —
Болельщики собрались поутру,
Которых по причине малолетства
Не приняли в военную игру.
Но малыши, простив нам все обиды,
Глядят, как рядом закипает бой —
И вот уже кораблики забыты,
И мы уже воюем меж собой.
И в этот миг, когда мы шли в атаку,
Я вдруг с размаху в яму угодил.
Друзьям смешно, а я готов заплакать,
Что лишь один позорно отступил…
Поднялся, вижу: полные карманы
Воды и тины – к радости врага…
И громче всех смеялись капитаны
Над боевым крещеньем моряка.
Окончен бой. Ступив на твердь земную,
Мы обсыхали и счищали грязь,
И думал я, что порки не миную,
Из дальних странствий поздно возвратясь.
Есть в среде чиновников российских
И корысть, и хамство, и апломб.
Потому живем мы в зоне риска,
Где их спесь, как вбитый в душу тромб.
Правда, есть и в их среде таланты —
Добрые и мудрые притом…
Словно позабытые Атланты,
Держат на себе они престижный дом.
А иных сложили из амбиций,
Не привив им доброту и стыд.
Люди с этим не хотят мириться,
Ошалев от хамства и обид.
Но с Россией всякое бывало…
То дефолт, то новая напасть.
Потому дороже нет товара,
Чем те кресла, где уселась власть.
Где у них несметные зарплаты.
И престиж, и льготы, и счета.
…В сорок первом шли на смерть солдаты
За Отчизну, что давно не та.
За другую Русь они сражались,
Ту, что уберечь мы не смогли.
Шли они сквозь годы, боль и ярость
Ради счастья матушки-земли.
Я навеки временам тем верен.
Верен я грядущему в былом.
И давно пора закрыть нам двери
Пред несправедливостью и злом.
2016В багрец и золото едва
Леса окрестные оделись,
Как уж и ветры расшумелись,
И зябко ежилась листва.
Вечерней песенной порой,
Когда на травах стыли росы,
Курчавый, быстрый, молодой,
Одетый для прогулки просто,
В лесную чащу уходил он,
Она давно его манила…
Всю жизнь смотреть – не насмотреться
На красоту лесов родных…
Он повторяет первый стих,
Что только вырвался из сердца.
Стихи текут нетерпеливо.
В них все: любовь, надежда, гнев.
Он их читает нараспев
И улыбается, счастливый.
Он, может быть, не знал тогда.
Какая в них таилась сила,
Что эти строки навсегда
Потом запомнит вся Россия.
А где-то там, за темным садом,
Закат холодный догорал.
Отсюда звонкий
Медный всадник
По всей России проскакал.
Однажды под багряной сенью
Осенних болдинских аллей
Поэт простился с сожаленьем
С Татьяной милою своей.
Молчал старинный барский дом,
И каждый вечер перед сном
Земля росой дымилась белой
И лес был сумрачен и нем.
И в небе затонула просинь,
Когда над миром прошумела
Листами пушкинских поэм
Златая болдинская осень.
Я сегодня в дороге вспомнил
Свой далекий
Притихший дом.
Ты, быть может,
Сейчас письмо мне
Пишешь там за моим столом.
Мама,
Снова ты мне напишешь,
Чтоб в пути я себя берег.
Я как будто твой голос слышу
Из-за добрых
Нескладных строк.
Только ты не сердись напрасно,
Нету в этом большой беды,
Что я там,
Где чуть-чуть опасней,
Чем могла бы представить ты.
Я в письме рассказать не смею,
Чтобы зря не пугать тебя,
Жизнью как рисковал своею,
Всей душой нашу жизнь любя.
По примеру людей бывалых
Провожатых не брал с собой.
Не однажды
В горах обвалы
Заставали меня весной.
Но с дотошностью
Чисто русской
Я хотел все изведать сам:
Поднимался по тропкам узким
Прямо в синие небеса.
Из-под ног убегали камни,
Слушал их нараставший гул…
А весною,
В разлив недавний,
В горной речке
С конем тонул.
Но тебе обо всем об этом
Я умышленно не писал.
И свои от тебя секреты
Ненадолго в стихах скрывал.
Я хотел в этот край всмотреться,
Все изведать, понять сполна,
Чтобы правда из жизни в сердце,
А из сердца в стихи вошла.
Видел я:
Поднимались всходы,
Где ковыль выгорал дотла:
У Севана
Забрали воду,
Чтобы жадно земля цвела.
До сих пор я не верил в чудо,
