Другие восьмистрочия - Алексей Борисович Черных

челюсть, ах, какие дуги!»

Да, брат-неандерталец, это данность —

Всего себя отдать для благ науки.

У моря сижу на утёсе крутом…

…Знавал друзей я и ласковых дев, —

Их ныне припомнить хочу я…

Г. Гейне, пер. А.К.Толстого

Каких только мыслей и я не знавал,

Когда море пенное видел со скал,

Но не было вроде бы левых

Желаний о ласковых девах.

Как можно о девах, когда велики

Видение моря и неба мазки,

И общее их величие

Здесь застят лики девичии.

* * *

Ты могла бы со мной говорить лишь гекза́метром ровным,

Вместо матов-блинов обезличивать спичи цезурой,

Даже больше: «отнюдь» говорить с предыханьем альковным,

Водку пить, отставляя мизинчик изящно и выглядя дурой.

Ты в дорийском хитоне могла бы по дому слоняться устало,

Закрутив свои волосы в хитро-безумной прическе гетеры,

Но «отнюдей» и водки с отставленным пальчиком мало,

Чтобы Та́ис Афинской постичь политес и манеры.

* * *

Развиднелось. И всё на свете:

Трава, деревья и кусты, —

Мглы чёрной сбрасывая сети,

Вернуло зыбкие черты.

Ещё темно, ещё так пусто —

Ни жизни, ни движенья нет,

Но сердце согревает чувство,

Что приближается рассвет.

* * *

Ужасно гусеницей быть.

Когда опутывает кокон,

Не двигаться, не есть, не пить

В клубке из шёлковых волокон.

Не понимая для чего,

Терзаться мукою напрасной…

Не знать, что будет торжество

Полёта бабочкой прекрасной.

* * *

Столько нужно успеть,

Сделать нужно немало.

Ни к чему сожалеть

О звезде, что упала.

Нам от дел не присесть,

И дела те не тают.

Звёзд на небе не счесть,

Пусть себе опадают.

* * *

Какой хлопотливый ветер —

Всё что-то он по двору носит,

Накручивает и вертит…

Надеюсь, ещё не осень.

Сентябрь поначалу — скорее

Похож на плохое лето.

И осень нам станет милее,

Но лишь в декабре где-то.

* * *

Как-то в голове всё шло вразноску,

И с лицом-пародией на смайлы —

Извлекал он мысль из недр мозга,

Словно зазипованные файлы.

Но с оперативкой было кисло:

Не хватало места у героя,

Чтобы мысль извлечь, наполнить смыслом

И хоть как-то к логике пристроить.

* * *

Любой безделия поборник

Как и отъявленный бездельник

Прекрасно знают: ночь на вторник

Получше, чем — на понедельник.

А полнолунящийся месяц

Сейчас в своих чертогах горних

Плывёт, о времени не грезя,

Из понедельника во вторник.

* * *

Дождь как-то начался резко,

Ветер на всех парах

Сосны согнул до треска

В их напряжённых стволах.

Молний неблизких разрывы,

Капель блестящий поток…

И — центр грозы ретиво,

Умчался на юго-восток.

* * *

Эх, погода хороша,

Радует дождливостью.

Чахнет в сырости душа,

Мучится сонливостью.

Мысли в голову не лезут,

Не скребут, не пятятся,

Не пыхтят, не куролесят,

Хоть сегодня пятница.

* * *

Город — место для отшельников,

Где содружество убийственно.

Постмоде́рновых насельников

Бес собрал здесь для витийствия.

Чтоб они из капли горечи

Сотворяли море хинное…

Возвращайтесь же, Петровичи,

Мудрецы мои былинные.

* * *

То ли крокОдил,

То ли крокодИл

Мимо прохОдил

Или проходИл.

Шёл восвояси,

Ножками-шасси

Ляпал по грЯзи

Или по грязИ.

* * *

Скрипят филологов натруженные зубы,

Когда народ не верно ударЯет

ЙогУрты, кЕту, фОльгу и кетчУпы,

Про фОрзацы и тЕфтели не зная.

Так хочется повысить миру знанья

И томиком ОжЕгова толстенным

Ударить обывателя сознаньем,

Что ударЕнию быть дОлжно неизменным.

* * *

Ох, хлеб и зрелища будут желанны всегда,

И эти желания — тоже из категории вечных.

Даже занимая в вечных самолётах места,

Направляясь в вечную Касабланку или ещё куда,

Жаждать народ будет хлеба и зрелищ беспечных.

Не помогут ни светлые радости, ни яркая красота.

Схема счастья известна тысячелетия и проста:

Зрелища, хлеб, рабы… и пара заводиков свечных.

Что наша жизнь? Игра страстей, котёл,

И наша радость — ноты разобщенья

Из чрева матери, из ульев сонных пчёл,

Из крошечных комедий безвременья:

Земля — театр, небесный театрал

Скучая бдит, кто бьётся, кто торгует.

Могила скроет нас от солнечных зерцал —

Игра ничьей закончится впустую.

* * *

Прекрасен и неуловим

Небесный Иерусалим,

Блистает горним хрусталём,

Пылает трепетным огнём.

Мой путь к нему и кос и крив,

Но я иду, пока я жив,

Хоть он далёк и невидим,

Небесный Иерусалим.