Стихо-твари - Ксения Михайловна Спынь

всё очень легко:

Я просто точно такая же,

Там где-то, внутри глубоко.

Ведь сила так кружит голову,

И я тоже хмель этот пью –

Так пусть двое древних хищников

Сойдутся, как в древнем бою.

На самое дно морей тебя

Я сброшу – и кану второй,

Чтоб все, что вокруг стоят сейчас,

Покончили следом с войной.

Но те меж собой шушукались,

И я оглянулась на всех:

Я видела взгляды падальщиков,

Я слышала их смех.

11

Мне рассказали сегодня про мужика:

Он переноску купил для огромной собаки,

Хочет, наверно, куда-то свалить вместе с нею –

Только подальше, куда-нибудь прочь отсюда.

Если была бы и у меня собака,

Я бы с ней тоже сейчас куда-то свалила,

Мы бы сбежали на все четыре стороны света:

К южному морю, где крик заглушает волнами,

Дальше на север, в лачугу, укрытую снегом,

Просто куда-то, где время остановилось

И где людей отродясь никогда не бывало,

А если есть – то они ни о чём не слыхали.

Только вот нет у меня никакой собаки,

И для неё, конечно, нет переноски,

И убегать мне, выходит, незачем как-то,

Да и некуда убегать мне. Будем честны.

12

Тише-тише, это просто сон дурной,

Чтоб прогнать его, глаза скорей закрой.

Знает каждый: лишь зажмурься посильней –

Страхи все уйдут опять в страну теней.

С чердака в подвал сто тысяч долгих лет

Злой, с железными зубами, бродит дед,

За стеною – чей-то вздох ему в ответ,

Там в соседа нож вогнал другой сосед.

Тише-тише, это просто сон дурной,

Ты плотней глаза ладошками закрой,

Спрячься, заяц, в тёплой душной темноте,

Не найдут тебя незримые тебе.

Расползаются сквозь мёртвые кусты

Блики фар и свет больной дурной луны,

Это конники несутся сквозь дворы,

Забирают всех, кто выполз из норы.

Тише-тише, это просто крысы там

Расшуршались, разбродились по домам,

Ты накройся одеялом с головой,

Ни одна не потревожит твой покой.

И неважно, что там шастает вокруг:

Одеяло – это самый верный друг.

Да не слушай, как грохочет, кто кричит:

Одеяло – это самый верный щит.

До рассвета уж недолго – час-другой…

Почему вокруг так тихо-тихо стало?

Не кричи, малыш, я прямо за тобой.

Извини, но я не верю в одеяло.

13

Тошнота и рассвет параллельны друг другу.

Я, шурша тишиной, выхожу на балкон.

Розоватая дрёма полощет округу,

И последние сны населяют мой дом.

Отпускаю на волю, в мир ветра и пыли

Над запутанной вязью асфальтовых рек

Первый – «Хватит войны» – самолёт А4

И второй – сразу следом – «Долой (имярек)».

Прячусь внутрь. Затираю рассветные пятна

Складкой шторы. Проспать бы – хоть сколько дано.

Кто-то видел меня? Думать так неприятно,

И не хочется думать, что всем всё равно.

14

Пожалуйста, пусть они выстоят, –

Шепчу в уши ночи бессмысленно, –

Ведь если сдадутся, не выстоят,

Нас следом поглотит мгла.

Не дай мне весною израненной

Узреть праздник трупов замаранный,

Услышать победы отравленной

Отравленное «ура».

Твердят мне: «Чего бы ни стоило,

Лишь снова б всё тихо, устроено».

Всё это ни жизни ни стоило,

Но раз мы все у черты –

Пожалуйста, пусть они выстоят, –

Шепчу без надежды и смысла я,

Жестоко, почти что немыслимо,

Под занавес темноты.

15

Не зовите её вы по имени,

Ведь она так давно умерла –

В перекрестье из «прежде», «а ныне» и

«Новом дне» для вчерашнего дна.

Чтоб никто не смутился вопросами,

Тихо остов убрали под стол

И накрыли скатёркою-простынью,

Перекрашенной под триколор.

Восседали потом и рассаживались,

Пересаживаясь иногда,

То засиживая, то засаживая,

Рассылая по, в или на.

По этапу, на бойню, в нетление,

Говоря, будто так нужно ей –

Что скончалась ещё до рождения

Где-то между крестов и нулей.

Про «победы» трепались, «святыни» и

Про другие большие дела.

Не треплите хотя б её имени,

Ведь она же давно умерла.

16

Когда всё закончится, мы обязательно встретимся,

Когда выйдет солнце и будут каштаны в цвету:

Сойдёмся на улице, будем нести околесицу,

Хотя я не знаю, когда к вам приехать смогу.

Возможно, когда-нибудь все мы негаданно встретимся

В кафешке пустой, на границе ничейной земли,

Посмотрим друг другу в глаза и, быть может, осмелимся

Сказать то, что раньше сказать никогда не могли.

Когда всё закончи… Оно никогда не закончится,

Но я переписку для лучших миров сберегу.

До связи, неузнанная. Ваша недопророчица.

Увидимся позже. Наверно, на том берегу.

17

Взвейтесь, покойники, пейте убитую землю,

Жгите ей славу из вечных болотных огней,

Плоть на кости алтари в закромах перемелют:

Мрамор с гранитом любого живого верней.

Новые стелы заставят пустынное небо,

Новую песнь разнесёт торжествующий штиль,

Встань и кружись, и неважно, ты был или не был:

Прах образцовый покроет и небыль, и быль.

Светел, как ночь, новый день вышиной озаряет

Лики застывших, посмертно рождённых богов,

Парочки бродят цепочкой, рядами по краю

Каменных слов и узорных чугунных венков.

Дети седлают цветных карусельных лошадок:

Здесь все четыре по кругу, по кругу пошли,

На все четыре путь близок, и лёгок, и гладок,

И ничего, кроме гладкой, молчащей земли.

Взвейтесь, покойники, пойте убитую землю,

Вся она ваша, здесь больше не место живым,

Ставьте, не зыбля, столпы – на века, на неделю,

Жгите цветы, воскуряйте картонный их дым.

18

Вечер на связи. Звонок? Сообщенье? Письмо?

Шарик споткнулся об ось. Вслед за именем имя.

Что за окном? Я не вижу, там слишком темно.

Город молчит. Мир молчит. Я молчу вместе с ними.

С той стороны раздаются порой голоса,

Но за потёмками не разгляжу больше лица.

Может быть, это фантомы, видения сна?

Может, и я – лишь кошмар, что кому-нибудь снится?

Может, кому-то в сожжённых войной городах?

Может, кому-нибудь в камере, после допроса?

Я гашу свет, чтобы он не светил из