Юрий Кузнецов - Стихотворения и поэмы

В той же «Лит. России» за 1995 год Юрий Кузнецов дал однозначный ответ: «Лола Звонарёва: — Окончателен ли ваш поэтический приговор: «Я в поколенье друга не нашёл, // И годы не восполнили утраты…»? Юрий Кузнецов: — Окончателен.» Печально и грустно это звучит…

Глядя на прошедший и продолжающийся в полном одиночестве путь Юрия Кузнецова, невольно вспоминается творческий путь Баратынского. В этом отношении два т а л а н т а, разделённые веком, удивительно схожи: «Баратынский принадлежит к числу отличных наших поэтов, — пишет Пушкин в 1830 году. — Он у нас оригинален — ибо мыслит. Он был бы оригинален и везде, ибо мыслит по своему, правильно и независимо, между тем как чувствует сильно и глубоко. Гармония его стихов, свежесть слога, живость и точность выражения должны поразить всякого хотя бы несколько одарённого вкусом и чувством.

Никогда, — продолжает Пушкин, — не старался он малодушно угождать господствующему вкусу и требованиям мгновенной моды, никогда не прибегал к шарлатанству, преувеличению для произведения большого эффекта, никогда не пренебрегал трудом неблагодарным, редко замеченным, трудом отделки и отчётливости, никогда не тащился по пятам увлекающего свой век Гения (а их во второй половине нашего ХХ века более, чем предостаточно! — В.Г.), подбирая им оброненные колосья; он шёл своею дорогой один и независим». (Акад. Собр. Соч. А.С. Пушкина, 11 том, стр. 185).

Слова Пушкина о Баратынском можно отнести и к Кузнецову, особенно — заключительные: «он шёл один и независим».

Сам Юрий Кузнецов часто подтверждает творческий принцип не только в стихотворной форме: «… я всё же не продолжатель пушкинской или некрасовской линии — так, стою особняком».

Известно, поэт рано начал творческую жизнь — первые стихи им написаны в 9 лет, позже у Александра Блока им взят прозрачный слог и мелодика строки, которая впоследствии до предела нагружена собственным смыслом, очень рано последовал переход от частных тем к общим и был сделан поворот от увлечения метафорой к многозначному народному символу.

Метафора Ю. Кузнецова:

1. В небе скобка латунного месяца.

2. Ты губами своими, как чаем,

Через ветер меня обожгла.

3. И стонет не доползшая до города

Метелью забинтованная степь.

4. Доил, как вымя, тряпку над ведёрком.

5. Белые, как вареники,

Прыскают петухи.

Символ Ю. Кузнецова:

Звезда Юрия Кузнецова, как принято говорить о большом даровании, является одной из ярких звёзд на небосклоне русской современной поэзии. Она сияет в одном созвездии с поэзией Николая Тряпкина и Василия Казанцева. В 1994 году Вадим Кожинов в интервью «Русская поэзия: вчера, сегодня, завтра» назвал всех трёх поэтов — Николая Тряпкина, Юрия Кузнецова, Василия Казанцева — вполне достойными продолжателями дела русской поэзии.

Книгу поэта «До свиданья! Встретимся в тюрьме…» можно не стремиться жадно пролистывать, зная наперёд, что большинство стихов — с гражданским пафосом. Потому, что, во-первых, Поэт и Гражданин — есть одно, во-вторых, тот исторический период (1989–1995 гг.) нашей Родины, когда родились стихи сборника, носит, со слов сторонников «демократических преобразований», «реформаторский» и «революционный» характер, со слов же оппозиции — «контрреволюционный» и «антинародный». Кто прав — скажет время…

Каков же облик русского поэта в столь тяжёлое для нашей Родины время?

Когда, несмотря на широкий выпуск классической и исторической литературы, поносят все высшие ценности и пляшут на костях предков, когда человеческий разум сводят до уровня разума обезьяны, а человеческий голос до уровня комариного писка, когда всё ставится вверх ногами, — Юрий Кузнецов в меру своего таланта осознаёт и укрепляет значение поэта:

Интересно будет заметить то, что перед нами предстаёт просто поэт, а не только русский, что перед нами предстаёт просто мир, а не только русский мир. Такой поворот к «общности» в творчестве Юрия Кузнецова снимает с него давнее колкое обвинение в том, что он чрезмерно «увлекается» русским: «русский узел», «русская память», «русская мысль» и т. д. Но, спрашивается, было ли это чрезмерное увлечение «косноязычием» или «скупостью в выборе красок»? И является ли оно таковым, когда речь идёт о «последнем человеке» в одноимённом стихотворении, представленном в новой книге.

«Последний человек» — это «русское ничто без шапки и пальто», которому Юрий Кузнецов дал высочайшую оценку в миру, определив её тем, что с исчезновением «русского ничто» исчезнет и весь мир, так как всё будет продано и даже мать София со своими тремя дочерьми — Верою, Надеждой и Любовью:

Однако в этих строках настораживает то, что оценка поэтом «русского ничто» из уст лирического персонажа звучит уж слишком самоуверенно и тщеславно: «Я ухожу. С моим исчезновеньем // Мир рухнет в ад…» Но как только мы вспомним о загадке русской души, то всё проясняется. Известны слова Достоевского: покажи русскому мальчику карту звёздного неба — и он тут же ткнёт пальцем в одну из звёздочек и скажет, что она не на своём месте. Оба лирических высказывания созвучны по своей глубинно-категорической сути.

Но вернёмся к «русскому ничто». Безусловно, со стороны врагов поэта можно «русскость» назвать продолжением «чрезмерного увлечения», с другой же — все «души высокие порывы», как известно, посвящены Отчизне. Недаром Юрий Кузнецов и «Сталинградские хроники» посвящает Отчизне, а не отдельному лицу. Русский мир для Юрия Кузнецова самоценен и несомненен, потому что он частица этого мира.

Все стихи на гражданскую тему, каков бы ни был их сюжет, носят пессимистический характер, нигде нет ни проблеска жизни и тепла, всё мрачно и холодно: «Тайна Чёрного моря», «Свеча», «Рождение зверя», «Кадр», «Сон», «Урок французского», «Ой упала правда», «Квадрат», «Что мы делаем, добрые люди?», «Годовщина октябрьского расстрела 93-го года» и др. Немецкий профессор Казак в «Литературном словаре», вышедшем в начале 1997 года, охарактеризовал всё творчество Юрия Кузнецова как пессимистическое, хотя сам поэт не называет себя ни оптимистом, ни пессимистом, а говорит, что русское поле ещё широко и что дышать ещё можно… Вообще о б р а з р у с с к о г о п о л я есть о б р а з р у с с к о г о к о с м о с а. Сергей Есенин олицетворял свою душу с полем:

В новой книге Юрия Кузнецова есть своё программное стихотворение, несмотря на то, что все пути-дороги его художественного мира сходятся на стихотворении «Посох». И таким стихотворением в полной мере является «Я пошёл на берег синя моря…», в котором страна уподобляется кораблю:

Можно сразу же, подобно Казаку, по прочтении стихотворения, «срезать» Юрия Кузнецова и назвать его самоубийцей. Но мышление поэта мифологично, потому и рассматривать стихотворение надо с позиций мифологии. Юрий Кузнецов и его «адмирал» направляют «флот», то есть «страну», на Луну. Луна, по мифологии древних народов, является царицею подземного царства мёртвых. Следовательно, Юрий Кузнецов, и нечего тут хитрить, призывает страну к самоуничтожению.