Не могу я смотреть, как завод вылетает в трубу.
Нет, ты слушай сюда, в суть вникай и в окошко не пялься.
Если б ты даже медную фурму унес на горбу,
Я б и то как-то вскользь посмотрел бы на это, сквозь пальцы.
Ну а тут-то — сверхчистый, сверхприбыльный ценный металл!
Ты, его по частям тайной тропкой со склада таская,
Нам в итоге ухудшил отчет за истекший квартал —
На святое посмел покуситься, паскуда такая!
Кто-то скажет: «Владимирыч, как-то оно не того,
Трудинспекция может прийти, так и жди ее, злюку!»
«А крысятничать внаглую, братцы, оно ничего?
Пусть приходит — сама огребет под горячую руку!»
Я был в делах отчаянный и храбрый —
На взводе, как пружина, как курок,
А нынче кризис, взяв меня за жабры,
В пивную, как на плаху, приволок!
А нынче кризис шествует по миру,
Шумит, бузит, как прапор с бодуна!
Налейте, братцы, бывшему банкиру,
Я все имел, и нету ни хрена.
Хана финансам в Штатах и в Европе,
Пейзаж на бирже мрачен и уныл.
Я дом в Париже с перепугу пропил,
Я все мечты свои похоронил.
В сарае сплю. Труха. Опилки. Ветошь.
Петруха, сват, смеется: «Пей до дна!
Покуда цел — пляши, потом ответишь
За то, что денег было до хрена!»
И я пляшу в продмаге у прилавка —
Танцую вальс, чтоб водки дали в долг.
И мне дают. Меня жалеет Клавка,
И я на звезды вою, словно волк.
И кредиторы, сытые уроды,
Меня шерстят без отдыха и сна,
Отняли все — и банки, и заводы.
И за душой ни банков, ни хрена!
Колымский край, Дудинку, блин, Игарку
Они меня осваивать пошлют.
Друзья, налейте! Плохо олигарху,
Когда ему, как Гитлеру, капут!
И пусть я с Монте-Карлами простился,
Пускай в Мадрид не езжу к королю,
Зато у стойки в баре закрепился,
Я в доску свой, я Родину люблю!
Я без нее — тюфяк и недоумок,
Смычок без скрипки, лодка без весла,
Я раньше пил из платиновых рюмок,
Теперь предпочитаю из горла!
Спасибо, кризис, ты мой лучший лекарь!
Ты не во сне, а здесь вот, наяву
Из олигарха сделал человека —
Я свой среди ребят, и я живу!
Я спирт в подъезде запросто лакаю,
Меня из дома выгнала жена!
Не знал я, братцы, кто она такая,
Покуда денег было до хрена…
2012
Я приехал в составе друзей
На Второй Силикатный проезд.
Я, как в древний дворец Колизей,
Вглубь родного завода пролез.
Здесь упадок всего — механизмы мертвы,
И монтажник Илья под забором, увы,
В одуванчиках, в травах погряз.
Ржавый крюк все живое берет на испуг.
По руинам идем, слышим скрежет и стук,
Песню слышим: «Эх, раз, еще раз!»
Это друг наш, Смирнов Тимофей,
Не смирился со смертной тоской.
Слесарь-сборщик, король, корифей,
Он в атаку бросается, в бой!
Он ударник труда, он в оркестре один,
Он ударник, он бьет по металлу машин,
Машет молотом, мрачен, суров.
Он не сдался, он хочет опять и опять
Из молчащих моторов искру́ высекать,
Хочет слышать их рокот и рев!
Мы с друзьями сидим у костра,
Жарим окуня в черных углях.
Над руинами воют ветра,
Сброд уснувший лежит на путях.
Но не спит Тимофей, хочет фронта работ,
Он кувалдой в компрессор, как в колокол, бьет,
Телогрейку рванув на груди!
Он с катушек съезжает, как с рельсов трамвай,
Он гудку заводскому кричит: «Ну, давай,
Ну, чего же ты, сволочь, гуди!»
Нюрка ищет его, сбилась с ног, —
«Эй, — кричит, — идиот, спать ложись!»
Он в бою, он спецуху прожег,
Он поет: «Я люблю тебя, жизнь!»
Он в останки станков барабанит башкой.
Звон железный встает над притихшей землей,
Уплывает, уносится ввысь,
И Тимоха в болото роняет болты,
Гладит гайку, подшипнику шепчет: «Эй, ты,
Шевелись, шевелись, шевелись!»
Он впрягается в лямку со всех своих сил,
Он бульдозер, как баржу, берет на буксир:
«Ну, поехали, брат, понеслись!»
Он кувалду сломал, в кровь разбил кулаки,
Он к конвейеру рвется ветрам вопреки.
«Шевелись, шевелись, шевелись!»
1993
Я распределился после ВУЗа на завод,
Я людьми командую на доменной печи.
У людей шатание, гулянка и разброд —
Пьют, как оголтелые, лечи их, не лечи.
Слесаря и грузчики в похмельной маяте
«Сбегай за поллитрой, — шепчут с грустью и тоской, —
На сухое горло даже кони, вон, и те
От работы дохнут от такой»
Я спец. Я старший мастер. Все равно мне
