Яков Полонский - Стихотворения Поэмы Проза

И за Петровским парком дачу нанял;

Будь он богат, прощальный этот пир

Он задал бы на весь крещеный мир.

Чтоб на своем поставить, всем рискуя

Он был готов до ямы снизойти,

И говорил: — Игнаша! не могу я,

Не выпивши, сказать тебе: "прости!"

1

Для юношей-художников все мило -

И розы, и крапива: все они

Влюбляются; но сердцу их постыло

Однообразье, и хотя их дни

Случайными удачами богаты,

Они на вид унылы, простоваты,

То ненавидят всех, тр любят всех,

То с грустью смотрят на чужой успех,

То восторгаются. Есть исключенья, -

Но мой Игнат отчасти был таков:

В иные дни страдал он от сомненья,

В иные слепо верить был готов.

2

Порой не выносил он блеска, шума,

Порой балы в собраньях посещал;

Но и тогда томительная дума

Его не покидала: он блуждал

Рассеянно, на ветреные речи

Не отвечал, казалось, новой встречи

Искал глазами; но чего хотел?

Чего искал? сказать бы не сумел, -

Быть может, взгляда, полного вниманья,

Быть может, лучезарной красоты,

Достойной пламенного обожанья,

Быть может, воплощения мечты,

3

Мечты, и самому ему неясной.

Никем любим он не был, несмотря

На то, что юности его опасной

Для сердца женщин, жаркая заря

Сияла пробуждающим рассветом.

В Москве никто ни лаской, ни приветом

Его немой тоски не разогнал.

Недаром он мечтой перелетал

На дальний юг, за снежные вершины:

"Там, — думал он, — монументальный Рим

И лавры, и фонтаны, и руины,

И — бредил он, — там буду я любим…

4

"Там кисть Брюллова молнии с вулкана

Похитила, там Гоголь создавал

Нам типы мертвецов, там Иоанна

Крестителя Иванов созерцал…

Там, — думал он, — источник вдохновенья…

Туда, туда! Создатель, дай терпенья!

Не выношу я жизни мелочной,

Холодной, грязной, вялой и тупой".

И вот уже отъезд его назначен,

И вот уж брат зовет его кутить.

Игнат мой рад, взволнован, озадачен,

На все готов, всем хочет угодить.

5

Кутить в Москве неловко показалось,

По случаю великопостных дней,

И за город по их следам, помчалось

Семь троек, семь ямских больших саней.

Минуя Триумфальные ворота,

Летит стремглав веселая забота,

И ночь, и вихрь навстречу ей летят,

На хомутах бубенчики звенят,

Разбрасывая снег, стучат подковы,

Под шапками торчат воротники,

И слышен смех и говор: "Что вы! что вы

Шалите!" — и в ногах лежат кульки.

6

Ночь белая на них сквозь сон глядела,

При лунном свете падала метель,

И у Игната (видно, кровь кипела)

Распахивалась теплая шинель.

Вот дача: в зале музыка играет,

Нетопленая зала помогает

Гостям резвее быть, вину пьяней.

Всех впереди шумит Алеша: Гей!

И множество свечей (местами сальных)

По ломберным столам кругом зажглось,

И, внемля завыванью скрипок бальных,

Слетели с дам салопы: началось!

7

Тут были две цыганки, две сестрицы,

И Даша, первой молодости цвет,

И Палагея, прямо из больницы

Махнувшая к Алеше на банкет;

Тут доктор медицины был, с гитарой

На алой ленте; тут, гуляя с парой

Румяных граций, толстый казначей

Забыл, что он трех взрослых дочерей

Плешивый папенька; тут полицейский

Какой-то шляпку женскую надел;

Студент орал: "Быть иль не быть!" армейский

Корнет играл Офелию и пел…

8

Все было глупо, шумно и беспечно;

Игнат был в этом мире новичок;

Он, может быть, и тронут был сердечно,

Но предпочел забраться в уголок;

То улыбался он, то брови хмурил,

Какой-то балагур с ним балагурил,

Какой-то литератор под хмельком

Ему шептал с таинственным лицом:

"Ты гений, гений! Верь ты мне, все шансы

На стороне успеха — будем пить…"

Распущенность! в тебе есть диссонансы,

И музыкой их вряд ли заглушить,

9

И трезвая душа их чутко слышит,

И хочется заплакать ей, когда

Хрипливый смех в лицо ей спиртом дышит

Или разврат, под маскою стыда.

Старается в любви ее уверить.

Как юноша, не мог он лицемерить.

Чтоб позабыться, лишнее он пил

И все-таки был, видимо, уныл.

Уже пред ним за бешеным канканом

Последовал трепак — гудел, дрожал

Паркетный пол. В азарте полупьяном

Иной плясал, иной рукоплескал.

10

Но в это время в залу проскользнула

Неведомая гостья; на нее

Одна лишь Даша искоса взглянула,

И мысленно спросила: "Это чье

Сокровище явилось?"… Гостья, вея

Ночною влагой, как ночная фея.

Попавшая к сатирам на банкет.

Дрожала, и не мудрено: паркет

Гудел, трещал, Алеша мчался, топал,

И развевались волосы его,

И страшный шум был, каждый выл и хлопал,

Лишь брат молчал, любуясь на него.

11

А гостья шла, и зимней ночи холод

Лежал румянцем на ее лице;

Румянец этот был, как утро, молод

И свеж, как роза в свадебном венце;

Прильнувшие к ее кудрям снежинки

Растаяли в алмазы; до косынки,

До самых плеч ее, со всех сторон

Спадали кудри, русые, как лен;

Ее глаза не изменяли цвета, -

И при свечах ясна была лазурь,

Лазурь, напоминающая лето

В дни жаркие без пыли и без бурь.

12

В лиловом платье, с лентой над пробором,

В надорванных перчатках, шла она,

Скользя по лицам неспокойным взором,

И постепенно делалась бледна.

Ее никто не знал; но что за дело

До незнакомых граций там, где смело,

Без всяких рассуждений, всякий мог

Девицу пригласить на вечерок?

В ее чуть подвижных и тонких бровках

Чуть-чуть сквозила… (как бы это вам

Сказать?..) та смелость, что в иных плутовках

Так нравится печальным острякам.

13

В ней было артистическое что-то,

Какою-то умильной простотой

Прикрытое кокетство иль забота

Владеть другими так же, как собой.

Она была или актриса, или

Одна из тех, которых вы любили

С бессовестной надеждой на успех,

Толкали в грязь, и золотили грех

Наследственный наследственным карманом.

Что привело ее на сей банкет?

Боязнь найти измену в друге пьяном,

Иль жажда веселиться в двадцать лет?

14

Игнат не мог не обратить вниманья

На эту гостью. Никого она

Не поражала; но очарованья

Невыразимого была полна.

Она его пронзила томным взглядом,

Прошла, сняла перчатку, села рядом,

С усильем не глядела на него,

Задумалась, — бог знает отчего, -

С Алешей, кажется, переглянулась;

Тот молча отошел, шепнул двум-трем:

Студент вздохнул, цыганка улыбнулась,

И гости их оставили вдвоем.

15

Кто с кем заговорил, уж я не знаю.

Кокетливый, но скромный разговор

На прозу я легко перелагаю;

Но как поймать в размер невинный вздор!

Их разговор, однако же, по счастью,

Стал понемногу проникаться страстью.

К его плечу припавши головой,

Как голубок к стене ему родной,

Она его о чем-то умоляла.

Он долго, долго отвечать не мог;

Но все больней, в чаду и в шуме зала,

Звучал ее певучий голосок.

16

— "Глазам не верю: господи! ужели

Все это бред и больше ничего!.."

И слушал он, ему над ухом пели:

"А помнишь, помнишь, мимо моего

Окна ты шел и я тебе кивала!"

— "Окна! какого?" — "Помнишь, я гуляла

С тобой по маскараду и любить

Клялась…" — "Когда?" — хотел ее спросить

Игнатий; но уж ум его терялся,

И замер на устах его вопрос:

Позвали к ужину, — он отказался,

И брат ему шампанское принес.

17

Шампанское! ты страсти убиваешь

У гастронома, да у старика,

Но в юности ты пламя раздуваешь,

И делаешь пожар из огонька.

Игнат мой пьет и чокается с нею.

И ей клянется, и зовет своею

Возлюбленной, душой души своей,

И плачет, и целует руки ей,

Благодарит ее, — весь пыл и трепет, -

За что?! за то, что в жизни в первый раз

Его души коснулся страсти лепет.

Заря любви ужели занялась,

18

И занялась пред самою разлукой?!

Все, все, о чем безумно он мечтал,

Ужель окончится безумной мукой?

Уж гаснут свечи, бледен дымный зал,

Зари играют золотые струйки

По отпотевшим стеклам; шубы, чуйки,

Салопы разбираются гостьми…

Чу! Тройки скачут. "Где же, черт возьми,

Мои калоши?" — слышен голос сонный.

— "Прощай, Игнат!" — И стоя на крыльце,

Как призрак бледный, как дитя влюбленный