Владимир Высоцкий - Книга 1

Я вырос в ленинградскую блокаду,
Но я тогда не пил и не гулял,
Я видел, как горят огнем Бадаевские склады,
В очередях за хлебушком стоял.
Граждане смелые,
А что ж тогда вы делали,
Когда наш город счет не вел смертям?
Вы ели хлеб с икоркою,
А я считал махоркою
Окурок с-под платформы
Черт-те с чем напополам.
От стужи даже птицы не летали,
А вору было нечего украсть,
Родителей моих в ту зиму ангелы прибрали,
А я боялся — только б не упасть.
Было здесь до фига голодных и дистрофиков,
Все голодали, даже прокурор.
А вы в эвакуации
Читали информации
И слушали по радио обзор Информбюро.
Блокада затянулась, даже слишком,
Но наш народ врагов своих разбил,
И можно жить, как у Христа за пазухой под мышкой,
Но только вот мешает бригадмил.
Я скажу вам ласково,
Граждане с повязкой,
В душу ко мне лапою не лезь,
Про жизнь мою личную
И непатриотичную
Знают уже органы и ВЦСПС.

Давно смолкли залпы орудий,
Над нами лишь солнечный свет.
На чем проверяются люди,
Если войны уже нет?
Приходится слышать нередко
Сейчас, как тогда:
«Ты бы пошел с ним в разведку?
Нет или да?»
Не ухнет уже бронебойный,
Не быть похоронной пальбе,
И, кажется, все спокойно,
И негде раскрыться тебе.
Приходится слышать нередко
Сейчас, как тогда:
«Ты бы пошел с ним в разведку?
Нет или да?»
Покой только снится, я знаю,
Готовься, держись и держись.
Есть мирная передовая,
Беда, и опасность, и риск.
Приходится слышать нередко
Сейчас, как тогда:
«Ты бы пошел с ним в разведку?
Нет или да?»
В полях обезврежены мины,
Но мы не на поле святом,
Вы поиски, взлеты, глубины
Не сбрасывайте со счетов.
Поэтому слышно нередко,
Если приходит беда,
«Ты бы пошел с ним в разведку?
Нет или да?»

Полчаса до атаки
Скоро снова под танки,
Снова слышать разрывов концерт.
А бойцу молодому
Передали из дома
Небольшой треугольный конверт.
И как будто не здесь ты,
Если почерк невесты,
Или пишут отец или мать,
Но случилось другое,
Видно, зря перед боем
Поспешили солдату письмо передать.
Там стояло сначала:
«Извини, что молчала.
Ждать не буду». И все. Весь листок.
Только снизу приписка:
«Уезжаю не близко
Ты спокойно воюй и прости, если что».
Вместе с первым разрывом
Парень крикнул тоскливо:
«Почтальон, что ты мне притащил?
За минуту до смерти
В треугольном конверте
Пулевое ренение я получил».
Он махнул из траншеи
С автоматом на шее,
От осколков беречься не стал,
И в бою под Москвою
Он обнялся с землею,
Только ветер обрывки письма разметал.

Кто сказал, что сгорела дотла?
Больше в землю не бросите семя.
Кто сказал, что земля умерла?
Нет, она затаилась на время.
Материнство не взять у земли,
Не отнять, как не вычерпать моря.
Кто поверил, что землю сожгли?
Нет, она почернела от горя.
Как разрезы траншеи легли,
И воронки, как раны зияют,
Обнаженные нервы земли
Неземное страдание знают.
Она вынесет все, переждет.
Не записывай землю в калеки.
Кто сказал, что земля не поет,
Что она замолчала навеки?
Нет, звенит она, стоны глуша,
Изо всех своих ран, из отдушин,
Ведь земля — это наша душа,
Сапогами не вытоптать душу.
Кто поверил, что землю сожгли?
Нет, она затаилась на время.

Нынче все срока закончены,
А у лагерных ворот,
Что крест-накрест заколочены,
Надпись: «Все ушли на фронт».
За грехи за наши нас простят,
Ведь у нас такой народ,
Если родина в опасности,
Значит всем идти на фронт.
Там год за три, если бог хранит,
Как и в лагере зачет,
Нынче мы на равных с вохр-ами,
Нынче всем идти на фронт.
У начальника Березкина
Ох и говор, ох и понт,
И душа крест-накрест досками,
Но и он попал на фронт.
Лучше б было сразу в тыл его,
Только с нами был он смел,
Высшей мерой наградил его
Трибунал за самострел.
Ну а мы, все оправдали мы,
Наградили нас потом,
Кто живые — тех медалями,
А кто мертвые — крестом.
И другие заключенные
Пусть читают у ворот
Нашу память застекленную,
Надпись: «Все ушли на фронт».

Бросьте скуку, как корку арбузную.
Небо ясное, легкие сны.
Парень лошадь имел и судьбу свою
Интересную — до войны.
Да, на войне, как на войне,
А до войны, как до войны,
Везде, по всей вселенной
Он лихо ездил на коне,
В конце весны, в конце весны,
Последней, довоенной.
Но туманы уже по росе плелись,
Град прошел по полям и мечтам.
Для того, чтобы тучи рассеялись,
Парень нужен именно там.
Да, на войне, как на войне,
А до войны, как до войны,
Везде, по всей вселенной,
Он лихо ездил на коне,
В конце весны, в конце весны,
Последней, довоенной.

Всю войну под завязку я все к дому тянулся,
И хотя горячился, воевал делово.
Ну, а он торопился, как-то раз не пригнулся,
И в войне взад-вперед обернулся,
За два года всего ничего.
Не слыхать его пульса с сорок третьей весны,
Ну, а я окунулся в довоенные сны,
И гляжу я, дурак, но дышу тяжело.
Он был лучше, добрее, ну, а мне повезло.
Я за пазухой не жил, не пил с господом чая,
Я ни в тыл не просился, ни судьбе под подол,
Но мне женщины молча намекали, встречая:
Если б ты там навеки остался,
Может мой бы обратно пришел.
Для меня не загадка
Их печальный вопрос,
Мне ведь тоже не сладко,
Что у них не сбылось.
Мне ответ подвернулся:
«Извините, что цел,
Я случайно вернулся, вернулся,
Ну, а он не сумел».
Он кричал напоследок в самолете сгорая:
«Ты живи, ты дотянешь», — доносилось сквозь гул.
Мы летали под богом, возле самого рая,
Он поднялся чуть выше и сел там,
Ну а я до земли дотянул,
Встретил летчика сухо
Райский аэродром,
Он садился на брюхо,
Но не ползал на нем,
Он уснул — не проснулся,
Он запел — не допел,
Так что я вот вернулся, вернулся,
Ну а он не сумел.
Я кругом и навечно виноват перед теми,
С кем сегодня встречаться я почел бы за честь.
Но хотя мы живыми до конца долетели,
Жжет нас память и мучает совесть,
У кого она есть.
Кто-то скупо и четко
Отсчитал нам часы
В нашей жизни короткой,
Как бетон полосы.
И на ней, кто разбился,
Кто взлетел навсегда.
Ну, а я приземлился, ну, а я приземлился,
Вот какая беда.

А ну-ка пей-ка,
Кому не лень,
Вам жизнь копейка,
А мне мишень.
Который в гетрах,
Давай на спор,
Я на сто метров,
А ты в упор.
Не та раскладка,
Но я не трус
Итак, десятка,
Бубновый туз,
Ведь ты же на спор
Стрелял в упор,
Но я ведь снайпер,
А ты тапер.
Куду вам деться,
Мой выстрел хлоп,
Девятка в сердце,
Десятка в лоб.
И черной точкой
На белый лист
Легла та ночка
На мою жизнь.