О ЮНОСТИ МОГУ ГРУСТИТЬ Я
(Из «Большого завещания»)
О юности могу грустить я,
Когда я был еще глупцом,
Кутил я до ее отбытья.
Она оставила мой дом,
Она ушла, но не пешком,
Не на коне, но как — не знаю!
Внезапно скрылась за кустом…
Ищу, грущу и вспоминаю.
ПРОТИВОПОЛОЖЕНИЯ ФРАН-ГОНТЬЕ[1]
Монах-толстяк, позевывая сонно
У очага, на мяконькой постели,
Прижал к себе Лаису из Сидона,
Сурьмленую, изнеженную, в теле.
Я наблюдал сквозь скважины и щели,
Как, тело к телу, оба нагишом
Смеялись, баловались вечерком,
Как ласки их подогревала влага.
Я понял: скорбь развеять лишь вином.
В довольстве жить — вот истинное благо!
Когда бы Фран-Гонтье, а с ним Алена
В потехах проводили дни, не ели
Хлеб с луком, по уставам всем закона,
Так бьющим в нос, что устою я еле!
Что, если бы похлебку в самом деле
Они не приправляли чесноком?
Не придираясь к ним, спрошу я: дом
И мягкий пух не лучше ли оврага?
Уж так ли спать приятно под кустом?
В довольстве жить — вот истинное благо!
Побрезговала б снедью их ворона:
Дуть воду круглый год они умели.
Псе пташки — от сих мест до Вавилона, —
Хоть сладко пели б, ни одной недели
В таком житье я не видал бы цели,
А Фран-Гонтье с Аленой напролом
Резвятся под кустом всю ночь, как днем.
Пусть сладко им, но не по мне их брага.
Хоть хлопотно жить пахарю трудом,
В довольстве жить — вот истинное благо!
Послание Принц, сами посудите вы о том,
Что до меня — вам говорит бродяга.
Я, помню, слышал, будучи юнцом:
В довольстве жить — вот истинное благо!
О нежность, полная жестоких мук,
Вся красота, обманная и злая!
Притворный взгляд, и ласка, и испуг.
Тяжка любовь, и каждый день, пытая,
Меняется и гнет, и нет ей края.
Гордыня! И глазам меня не жаль,
Они смеются, жалости не зная.
Не отягчай, но утоли печаль!
Нет, лучше бы уйти от этих рук.
Не здесь искать мне отдыха и рая.
Неисцелимый взял меня недуг
И сушит, и томит, не упуская.
Большой и малый видят нас: вздыхая,
Я умираю, раненный. Не сталь
Меня сразила, но любовь слепая.
Не отягчай, но утоли печаль!
Придет пора, и ты, мой нежный друг,
Себя увидишь — желтая, сухая.
Прекрасный цвет ланит — завял он вдруг,
И волосы белеют, выпадая.
Скорее пей же эти воды мая!
И приходящего тоской не жаль!
Пока ты свежая и молодая,
Не отягчай, но утоли печаль!
Послание О принц, любовным жалобам внимая,
Ты ясно зришь любови высь и даль,
Тебя прошу — все муки отпуская,
Не отягчай, но утоли печаль!
Закрывается здесь Завещанье,
Замолкает здесь бедный Вийон.
О, придите вы все на прощанье,
Как раздастся торжественный звон.
Приоденьтесь же для похорон.
Ино умер, любови унылой
Он стрелой беспощадной сражен,
Отходя от сей жизни постылой.
Он в отрепьях, изведав изгнанье,
Всеми брошен, везде заклеймен,
Переживши любови страданье,
Горечь ласк и разлуки урон,
Был обманут и был обойден.
Он об этом твердил пред могилой,
Чуя смерти целительный сон,
Отходя от сей жизни постылой.
Послание Сколь любезен ты, принц, и влюблен,
Знай — Вийона любовь охватила,
Залпом горечь вина выпил он,
Отходя от сей жизни постылой.
В сей горнице стрелой ужасной,
Любви стрелой навек сражен,
Покойно спит школяр несчастный
По имени Вийон.
БАЛЛАДА О ДАМАХ БЫЛЫХ ВРЕМЕН
Скажите, где они, в какой стране
Таис и Флоры сладостные тени?
И где приявшая конец в огне
Святая девственница — дщерь Лоррени?
Где нимфа Эхо, чей напев весенний
Порой тревожил речки тихий брег,
Чья красота была всех совершенней?
Но где же он — где прошлогодний снег?
Где Берта и Алиса — где оне?
О них мои томительные песни.
Где дама, плакавшая в тишине,
Что Буридана утопила в Сене?
О где оне, подобны легкой пене?
Где Элоиза, из-за коей век
Окончил Пьер под схимой отречений?
Но где же он — где прошлогодний снег?
Я королеву Бланш узрю ль во сне?
По песням равная былой сирене,
Что запевала на морской волне,
В каком краю она — каких пленений?
Еще спрошу о сладостной Елене.
О, дева дев, кто их расцвет пресек?
И где оне, владычицы видений?
Но где же он — где прошлогодний снег?
Послание Принц, все проходит мимо в быстрой смене,
Но пусть припев сей прозвучит навек
Тщетой припоминаний и томлений:
Но где же он — где прошлогодний снег?
БАЛЛАДА ВИЙОНА К ТОЛСТОЙ МАРГО
Люблю красотку я, служу ей страстно,
Но не дурак я, не простец смешной.
Она на всякий вкус, для всех прекрасна,
Обут и сыт из-за нее одной.
Приходит гость — беру кувшин большой,
Несу воды, не говоря ни слова,
Им хлеб даю, плоды, вина густого.
Коль платит хорошо — кричу потом:
«Как распалитесь, киньтесь снова[2]
В блудилище, где вместе мы живем».
Но иногда взглянуть на нас опасно,
Как без гроша Марго придет домой.
Я видеть не могу ее! Ужасна![3]
Беру наряды все ее — постой!
Коль так, я все отдам за золотой!
Тут начинается, она средь рева
Кричит, что не отдаст свои обновы.
Я ей даю по морде кулаком
И ставлю на щеке пятак багровый
В блудилище, где вместе мы живем.
……………………
Потом мир заключен, она рукой
Мне ляжку гладит — «ты милашка мой».
……………………
И пьяные мы спим мертвецким сном.
Всю ночь мычит проклятая корова
В блудилище, где вместе мы живем.
Послание Что ветер, снег? Мне хлеб всегда готовый.
Я жулик, а она нашла такого.
Кто лучше? Хороши они вдвоем!
И, верьте, рыбка стоит рыболова
В блудилищо, где вместе мы живем.
ДЛЯ МАТЕРИ МОЛИТВА СКРЕПЛЕНА
(Из «Большого завещания»)
Для матери молитва скреплена,
Чтоб прославлять Заступницу отныне,
Бог знает, сколько вынесла она,
Простая женщина, скорбя о сыне.
Нет мне убежища, иной твердыни!
Но плоть мою и душу может ограждать
Средь множества печалей и уныний,
Старуха бедная — и это мать![4]
БАЛЛАДА, КОТОРУЮ ВИЙОН НАПИСАЛ СВОЕЙ МАТЕРИ, ЧТОБ ОНА ПРОСЛАВЛЯЛА БОГОРОДИЦУ
Небесная царица и земная,
Хранительница преисподних врат
И госпожа заоблачного края,
Прими убогую в твой райский сад,
Где дети славословят и кадят.
Я, грешная, жила не так, как надо,
Я, нерадивая, прошу пощады,
Грехов изведала я злую сеть,
Но ныне к деве обращаю взгляды —
Хочу в сей вере жить и умереть.
Ты сыну своему скажи — темна я,
Чтоб он не оттолкнул меня назад.
Так Магдалину принял он, прощая,
И так монаха, что грешил стократ[5],
Продавши черту душу, выпив яд
Всей дьявольской науки и услады,
Простил он, добрый пастырь злого стада.
Заступница, моли его и впредь,
Ты лилия невидимого сада.
Хочу в сей вере жить и умереть.
Я женщина убогая, простая.
Читать не знаю я. Меня страшат
На монастырских стенах кущи рая,
Где блещут арфы, и под раем ад,
Где черти нечестивцев кипятят.
Сколь радостно в раю, сколь страшно ада
Среди костров, и холода, и глада!
К тебе должны бежать и восхотеть
Твоих молений и твоей ограды.
Хочу в сей вере жить и умереть[6].
Послание Ты, Матерь Божия, — печаль и страда!
Твой сын оставил ангелов усладу,
За нас он принял крест, и бич, и плеть.
Таков он и в такого верить рада,
Хочу в сей вере жить и умереть.
ЧЕТВЕРОСТИШИЕ, СЛОЖЕННОЕ ВИЙОНОМ. КОГДА ОН БЫЛ ПРИГОВОРЕН К СМЕРТИ
