Николай Рубцов - Я буду долго гнать велосипед… (сборник)

По утрам умываясь росой,

Как цвели они! Как красовались!

Но упали они под косой,

И спросил я: – А как назывались? —

И мерещилось многие дни

Что-то тайное в этой развязке:

Слишком грустно и нежно они

Назывались – «анютины глазки».

В лесу,

под соснами,

На светлых вырубках

Все мысли слезные

Сто раз я выругал.

А ну, поближе-ка

иди к сосне!

Ах, сколько рыжиков!

Ну как во сне…

Я счастлив, родина, —

Грибов не счесть.

Но есть смородина,

малина есть.

И сыплет листья лес,

Как деньги медные, —

Спасибо, край чудес!

Но мы не бедные…

А чем утешены,

что лес покинули

Все черти, лешие

И все кикиморы?..

Ах, вот —

колодина!

Я плакал здесь.

От счастья, родина.

Ведь счастье есть.

И счастье дикое,

И счастье скромное,

И есть великое,

Ну, пусть – огромное.

Спасибо, родина,

что счастье есть.

А вот – болотина,

Звериный лес.

И снова узкие

дороги скрещены, —

О, эти русские

Распутья вещие!

Взгляну на ворона —

И в тот же миг

Пойду не в сторону,

а напрямик…

Я счастлив, родина.

Спасибо, родина.

Всех ягод лучше —

красная смородина.

Вода недвижнее стекла.

И в глубине ее светло.

И только щука, как стрела

Пронзает водное стекло.

О, вид смиренный и родной!

Березы, избы по буграм

И, отраженный глубиной,

Как сон столетий, божий храм.

О, Русь – великий звездочет!

Как звезд не свергнуть с высоты,

Так век неслышно протечет,

Не тронув этой красоты;

Как будто древний этот вид

Раз навсегда запечатлен

В душе, которая хранит

Всю красоту былых времен…

Когда приютит задремавшее стадо

Семейство берез на холме за рекой,

Пастух, наблюдая игру листопада,

Лениво сидит и болтает ногой…

Есть маленький домик в багряном лесу,

И отдыха нынче там нет и в помине:

Отец мой готовит ружье на лису

И вновь говорит о вернувшемся сыне.

А дальше за лесом – большая деревня.

Вороны на елках, старухи в домах.

Деревни, деревни вдали на холмах,

Меж ними село с колокольнею древней…

В деревне виднее природа и люди.

Конечно, за всех говорить не берусь!

Виднее над полем при звездном салюте,

На чем поднималась великая Русь.

Галопом колхозник погнал лошадей,

А мне уж мерещится русская удаль,

И манят меня огоньками уюта

Жилища, мерещится, лучших людей.

Мотало меня и на сейнере в трюме,

И так, на пирушках, во дни торжества,

И долго на ветках дорожных раздумий,

Как плод, созревала моя голова.

Не раз ко дворцу, где сиял карнавал,

Я ветреным франтом в машине катился,

Ну, словом, как бог, я везде побывал

И все же, и все же домой воротился…

– Старик! А давно ли ты ходишь за стадом?

– Давно, – говорит. – Колокольня вдали

Деревни еще оглашала набатом,

И ночью светились в домах фитили.

– А ты не заметил, как годы прошли?

– Заметил, заметил! Попало как надо.

– Так что же нам делать, узнать интересно…

– А ты, – говорит, – полюби и жалей

И помни хотя бы родную окрестность,

Вот этот десяток холмов и полей…

– Ну, ладно! Я рыжиков вам принесу… —

Как просто в прекрасную глушь

листопада

Уводит меня полевая ограда,

И детское пенье в багряном лесу,

И тайна древнейших строений и плит.

И только от бывшей печали, быть может,

Нет-нет да и вспомнится вдруг,

затревожит,

Что осень, жар-птица, вот-вот улетит…

Сапоги мои – скрип да скрип

Под березою,

Сапоги мои – скрип да скрип

Под осиною,

И под каждой березой-гриб,

Подберезовик,

И под каждой осиной – гриб,

Подосиновик!

Знаешь, ведьмы в такой глуши

Плачут жалобно.

И чаруют они, кружа,

Детским пением,

Чтоб такой красотой в тиши

Все дышало бы,

Будто видит твоя душа

сновидение.

И закружат твои глаза

Тучи плавные

Да брусничных глухих трясин

Лапы, лапушки…

Таковы на Руси леса

Достославные,

Таковы на лесной Руси

Сказки бабушки.

Эх, не ведьмы меня свели

С ума-разума

песней сладкою —

Закружило меня от села вдали

Плодоносное время

Краткое…

Сапоги мои – скрип да скрип

Под березою,

Сапоги мои – скрип да скрип

Под осиною,

И под каждой березой – гриб,

Подберезовик,

И под каждой осиной – гриб,

Подосиновик…

В краю лесов, полей, озер

Мы про свои забыли годы.

Горел прощальный наш костер,

Как мимолетный сон природы…

И ночь, растраченная вся

На драгоценные забавы,

Редеет, выше вознося

Небесный купол, полный славы.

Прощай, костер! Прощайте все,

Кто нынче был со мною рядом,

Кто воздавал земной красе

Почти молитвенным обрядом…

Хотя доносятся уже

Сигналы старости грядущей,

Надежды, скрытые в душе,

Светло восходят в день цветущий.

Душа свои не помнит годы,

Так по-младенчески чиста,

Как говорящие уста

Нас окружающей природы…

Когда за окном потемнело.

Он тихо потребовал спички

И лампу зажег неумело,

Ругая жену по привычке.

И вновь колдовал над стаканом,

Над водкой своей, с нетерпеньем…

И долго потом не смолкало

Его одинокое пенье.

За стенкой с ребенком возились,

И плач раздавался и ругань,

Но мысли его уносились

Из этого скорбного круга…

И долго без всякого дела,

Как будто бы слушая пенье,

Жена терпеливо сидела

Его молчаливою тенью.

И только когда за оградой

Лишь сторож фонариком светит,

Она говорила: – Не надо!

Не надо! Ведь слышат соседи! —

Он грозно вставал,

как громила,

– Я пью, – говорил, – ну и что же? —

Жена от него отходила,

Воскликнув: – О господи боже!.. —

Меж тем как она раздевалась

И он перед сном раздевался,

Слезами она заливалась,

А он

соловьем

заливался…

Люблю ветер. Больше всего на свете.

Как воет ветер! Как стонет ветер!

Как может ветер выть и стонать!

Как может ветер за себя постоять!

О, ветер, ветер! Как стонет в уши!

Как выражает живую душу!

Что сам не можешь, то может ветер

Сказать о жизни на целом свете.

Спасибо, ветер! Твой слышу стон.

Как облегчает, как мучит он!

Спасибо, ветер! Я слышу, слышу!

Я сам покинул родную крышу…

Душа ведь может, как ты, стонать.

Но так ли может за себя постоять?

Безжизнен, скучен и ровен путь.

Но стонет ветер! Не отдохнуть…

Прекрасно небо голубое!

Прекрасен поезд голубой!

– Какое место вам? – Любое.

Любое место, край любой.

Еще волнует все, что было.

В душе былое не прошло.

Но слишком дождь шумел уныло,

Как будто все произошло.

И без мечты, без потрясений

Среди одних и тех же стен

Я жил в предчувствии осеннем

Уже не лучших перемен.

– Прости, – сказал родному краю, —

За мой отъезд, за паровоз

Я несерьезно. Я играю.

Поговорим еще всерьез.

Мы разлучаемся с тобою,

Чтоб снова встретиться с тобой.

Прекрасно небо голубое!

Прекрасен поезд голубой!

В медведя выстрелил лесник.

Могучий зверь к сосне приник.

Застряла дробь в лохматом теле.

Глаза медведя слез полны:

За что его убить хотели?

Медведь не чувствовал вины!

Домой отправился медведь,

Чтоб горько дома пореветь…

Много серой воды,

много серого неба,

И немного пологой нелюдимой земли,

И немного огней вдоль по берегу… Мне бы

Снова вольным матросом

Наниматься на корабли!

Чтоб с веселой душой

Снова плыть в неизвестность, —

Может, прежнее счастье мелькнет впереди!..

Между тем не щадят

Эту добрую местность,

Словно чья-нибудь месть, проливные дожди.

Но на той стороне под всемирным потопом

Притащилась на берег —

Видно, надо – старушка с горбом,

Но опять мужики на подворье примчались галопом

И с телегой, с конями

Взгромоздились опять на паром.

Вот, я думаю, стать волосатым паромщиком мне бы!

Только б это избрать, как другие смогли, —

Много серой воды,

много серого неба,

И немного пологой родимой земли,