Юбилейные строки
«Уж двадцать с гаком дружим мы с тобою», –
Писал тебе когда-то я, дружище.
Теперь же этой дружбе, я не скрою,
Аналогов, пожалуй, и не сыщешь.
Сегодня чувств почти что не хранят
И дружба – чаще так – пятиминутка.
А наша дружба – это уж не шутка,
Подумать страшно: целых пятьдесят!
И я уверен в том, мой дорогой,
Что стаж подобный следует назвать бы,
Как у супругов золотую свадьбу,
С таким же правом «дружбой золотой»!
И что скрывать: когда-то нам казалось,
Что будут вечно волосы, как смоль,
Однако смоль припорошила соль,
А вот теперь и соли не осталось…
Но нету в том существенного зла,
Коль сердце так же неподкупно бьется,
И совесть в нас по-прежнему цела,
И дружба настоящей остается!
Мы жизнь не обходили стороной,
Страдали, и смеялись, и грешили,
И восхищались дамами порой,
И рюмку мимо рта не проносили…
И хоть живем не очень-то спокойно,
Но веруем, воюем и поем
И пусть не знаем, сколько проживем,
Но только знаем: проживем достойно!
Над скатертью хрустальный перезвон,
Улыбки – ярче праздничных плакатов!
Давай же, друг, поднимем тост за жен,
За наших самых лучших в мире жен,
Тех, что мудрей всех кантов и сократов!
Какие б жизнь ни подносила тайны,
Жена всегда решение найдет.
И если сделать все наоборот,
То результаты будут гениальны!
Бегут года, к морям несутся реки,
А нам, с жизнелюбивою душой,
К чему скрывать, хотелось бы с тобой
Пожить еще и в двадцать первом веке!
А если нет, и будет все не так,
И в завтра нам не выдадут билета,
Мы улыбнемся: «Ничего… Пустяк!»
И, вскинув нашу дружбу, словно стяг,
Шагнем в обнимку в зарево рассвета!
1994
Что за смысл в жизни спорить и обижаться
И терять свои силы в пустой борьбе?
Ты ведь даже представить не можешь себе,
До чего идет тебе улыбаться!
Хочешь, я главный секрет открою:
Вместо споров на ласку себя настрой.
Будь сердечной и искреннею со мной,
Поцелуй, улыбнись мне. И поле боя
Моментально останется за тобой!
1995
«Говорят: «Не стареют душой ветераны»…»
Говорят: «Не стареют душой ветераны».
Но душа – это слабое утешенье.
Надо, чтобы и тело, придя в волненье,
Тоже било в победные барабаны!
Нет, родная, смущаться совсем не дело,
Ибо мы безраздельно царим друг в друге,
И пока мы едины душой и телом,
Я могу утверждать горячо и смело,
Нам с тобой не страшны никакие вьюги!
1995
Сегодняшний день называется так:
«День весеннего равноденствия».
И что же? Неужто такой пустяк
Достоин какого-то там приветствия?!
Но я его славить готов без конца!
Он ярок, хоть утром слегка морозен.
Ведь нынче на свет родились три певца,
Три самых великих эстрадных певца:
Вертинский, Утесов и Козин.
А что я всем этим хотел бы сказать?
Отвечу: в такое вот утро весеннее
Довольно три имени этих назвать,
Как втрое поднимется настроение!
21 марта – 1 апреля 1995 г.
Красновидово – Переделкино
Она уснула на плече моем
И, чуть вздыхая, как ребенок дышит,
И, вешним заколдованная сном,
Ни чувств, ни слов моих уже не слышит…
И среди этой лунной тишины,
Где свет и мрак друг в друге растворяются,
Какие снятся ей сегодня сны,
Чему она так славно улыбается?
А кто сейчас приходит к ней во сне?
Я знаю. Ибо я умен и зорок!
Улыбки эти безусловно – мне,
Ведь я любим и непременно дорог!
Сквозь молодость и зрелость столько лет
Идем мы рядом, устали не зная,
Встречая бури радостей и бед
И в трудный час друг друга выручая.
Но мудрая и добрая луна
Вдруг рассмеялась: «Чур, не обижаться!
Ты прав, конечно, но она – жена,
Пусть милая, а все-таки жена,
А им мужья, как правило, не снятся!
На свете часто все наоборот:
Ты – муж прекрасный! Глупо сомневаться!
Но вот скажи мне: ты запретный плод?
Нет, я серьезно: ты запретный плод?
Ах, нет? Тогда не стоит волноваться!
Муж существует в доме для того,
Чтобы нести обязанность любую.
Он нужен для того и для сего,
Короче, абсолютно для всего,
Но только не для ласк и поцелуя…
А если сам захочешь навещать
Вдруг чьи-то сны под звездным небосводом,
То должен тоже непременно стать,
Хоть в прошлом, хоть теперь, но только стать
Вот этим самым «запрещенным плодом».
Она уснула на плече моем,
Неслышно ночь под потолком сгущается…
Любимая моя, согрета сном,
Совсем по-детски тихо улыбается…
Лезть к ближним в мысли люди не должны,
И споры ничего не достигают.
Ну что ж, пускай средь вешней тишины
Ей сладко снятся лишь такие сны,
Что дорогое что-то воскрешают…
И если мне никак не суждено
Быть тем, кто снится в дымке восхищений
Иль в тайне острых головокружений,
Я снов чужих не трону все равно!
И я ревнивых игл не устрашусь,
Ведь может статься, озарен судьбою,
Я все равно когда-нибудь явлюсь,
Вот именно, возьму да и приснюсь
Душе, готовой восхищаться мною…
Пусть сны любимой остро-хороши,
Однако может все-таки случиться,
Что ведь и я не олух из глуши
И в песне чьей-то трепетной души
Могу и я торжественно явиться!
1995
Однажды парком в предзакатный час
Шла женщина неспешно по дороге.
Красавица и в профиль, и анфас,
И в глубине зеленоватых глаз –
Одна весна и никакой тревоги.
Была она, как ветер молода,
И, видимо, наивна до предела,
Иначе б непременно разглядела
Три тени за кустами у пруда.
Не всем, видать, предчувствие дано.
Тем паче, если не было примеров
Чего-то злого. В парке не темно,
И шла она уверенно в кино
Без всяческих подруг и кавалеров.
Но быть в кино ей, видно, не судьба:
Внезапно с речью остроэкзотичной
Шагнули к ней три здоровенных лба
С нацеленностью явно эротичной.
Один промолвил, сплюнув сигарету:
«Она – моя! И споров никаких!»
Другой: «Ну нет! Я сам сожру конфету!»
А третий хмыкнул: «Мы красотку эту
По-дружески разделим на троих!»
Закат погас, и в парке стало хмуро.
Вдали сверкнули россыпи огней…
«Ну, хватит! Брось таращиться, как дура!
Ступай сюда в кусты!» И три фигуры,
Дыша спиртным, придвинулись плотней.
«Ребята, что вы?!»… Голос замирает,
А трое смотрят хмуро, как сычи.
«Вы шутите? Ну что вас раздирает?!» –
«Мы шутим? Да серьезней не бывает!
Снимай же все, что надо, и молчи!»
Один дохнул: «Заспоришь – придушу!
Сейчас исполнишь все, что нам угодно!
Чтоб выжить – покажи, на что способна!»
Она вздохнула: «Ладно… Покажу!»
Неторопливо сбросила жакетку
И первому, уже без лишних фраз,
Ребром ладони яростно и метко
По горлу – словно сталью: раз! И раз!
И вновь – удар! «Теперь души, скотина!»
И тут буквально чудо наяву:
Почти со шкаф величиной, мужчина,
Как сноп мгновенно рухнул на траву!
Другой, взревев, рванулся к ней навстречу,
Но тут – прием и новый взмах рукой!
И вот уже второй за этот вечер,
Как бык уткнулся в землю головой…
А третий, зло зубами скрежеща
И целясь впиться в горло пятернею,
Вдруг резко вырвал нож из-под плаща
И прыгнул кошкой с бранью площадною.
Она же резко вымолвила: «Врешь!»
И, сжавшись, распрямилась, как пружина.
И вот, роняя зазвеневший нож,
На землю третий грохнулся детина.
И тут, покуда, ползая ужом,
Они стонали, мучаясь от боли,
Она, как вспышка воплощенной воли,
Шагнула к ним с подобранным ножом.
«Ну что, мерзавцы? Отвечайте, что?!
Насильничать решили? Дескать, сила?
Скажите же спасибо мне за то,
Что я вам жизни нынче сохранила!
Сейчас я вновь в кинотеатр иду,
А ровно через два часа – обратно.
Однако же прошу иметь в виду:
Чтоб даже духу вашего в саду
Здесь просто близко не было. Понятно?!
А притаитесь где-то за кустом,
Тогда, клянусь, что я на этом месте
Лишу вас вашей жеребячьей чести
Вот этим самым вашим же ножом!
А если ж вдруг найдете пистолет,
Намного хлеще сыщете ответ:
Ведь я кладу почти что пулю в пулю
И рисковать вам даже смысла нет!»
Чуть улыбнувшись, строго посмотрела,
Губной помадой освежила рот,
Неторопливо кофточку надела
И легким шагом двинулась вперед.
Шла женщина спокойно и упрямо,
И строгий свет горел в ее глазах,
А сзади три насильника и хама,
Рыча от боли, корчились в кустах…
О, люди! В жизни трудно все предвидеть!
И все-таки не грех предупредить
Мужчин, способных женщину обидеть
И даже силу где-то применить:
Чтить женщину есть множество причин:
Когда умом, да и силенкой тоже
Она сегодня часто стоить может
И двух, и трех, и пятерых мужчин!
8 марта 1995 г.
