да и много подоблаго… Только я считаю своимъ долгомъ извиниться, передъ г. Безсоновымъ: я невольно ввелъ его въ ошибку. Г. Безсоновъ, помѣщая мои варіанты пѣсни «про князя Волхонскаго и Ваньку Ключничка», называетъ князя Волхонскаго «княземъ-бояриномъ». Я печатая въ «Отечественнихъ Запискахъ» эту пѣсню, по независящимъ отъ редакціи обстоятельствамъ долженъ быль называть Волхонскаго «княземъ бояриномъ», а потому и въ сборникѣ Кирѣевскаго въ моихъ варіантахъ Волхонскій называется тоже «княземъ-бояриномъ».
СТИХИ ДУХОВНАГО СОДЕРЖАНІЯ
1
Стихъ про Егорія Храбраго
Во седьмомъ году восьмой тысячи
Наѣзжалъ царище Кудрянище
Ко тому ли городу Чернигову.
Онъ князей бояръ всѣхъ повырубилъ;
Благовѣрнаго князя Ѳедора
Онъ подъ мечъ склонилъ,
Голову срубилъ.
Оставалося чадо малое,
Молодой Егорей свѣтло-храбрый:
По локоть руки въ красномъ золотѣ,
По колѣна ноги въ чистомъ серебрѣ,
И во лбу солнце, во тылу мѣсяцъ,
По косицамъ звѣзды перехожіи.
Онъ того, собака, не пытаючи,
Началъ Егорья — свѣта мучити
Всякими муками да разноличными.
Началъ онъ Егорья топорами сѣчь:
Топоры все зубье прикрошилося,
А Егорья-свѣта не уязвило,
Не уязвило, не укровавило.
Онъ того, собака, не пытаючи,
Началъ онъ Егорья пилой пилить,
У пилы все зубье прикрошилося,
Прикрошилося, все приломалося,
А Егорья-свѣта не уязвило,
Не уязвило, не укровавило,
Онъ того собака, не пытаючи,
Началъ Егорья водой топить,
Колесомъ вертѣть:
Колесо въ щепу все приломалося,
А Егорья-свѣта не уязвило,
Не уязвило, не укровавило.
Онъ того, собака, не пытаючи,
Началъ онъ Егорья въ котлѣ варить:
Егорей-свѣтъ въ котлѣ стойкомъ стоить,
Стойкомъ стоитъ, самъ стихи поетъ,
Стихи поетъ все херувимскіе,
Подъ котломъ растетъ трава муравлена
Растутъ цвѣточки лазоревы.
Онъ того, собака, не пытаючи,
Копалъ погреба глубокіе,
Долины погребъ двадцати саженъ,
Ширины погребъ тридцати саженъ,
Глубину погребъ сорока саженъ,
Посадилъ Егорья — свѣта съ матерью
Во тотъ погребъ во широкой:
Задергивалъ рѣшотки желѣзныя,
Желтымъ пескомъ призасыпывалъ,
Сѣрымъ каменьемъ призаваливалъ,
Муравой травой замуравливалъ.
Онъ пошелъ, собака, похваляется:
«Не бывать-ска Егорью на святой Руси,
Не видать Егорью свѣта бѣлаго,
Свѣта бѣлаго, солнца краснаго».
По Егорьевой было по участи,
И по Божьей было по милости,
Стонка завѣвали вѣтры буйные
Изъ того изъ далеча чиста поля;
Мураву-траву всю размуравило,
Сѣро каменье все приразвалѣло,
Желты пески всѣ приразвѣяло,
Рѣшеточки всѣ прираздергало,
Выходилъ Егорей на святую Русь,
Увидалъ Егорей свѣта бѣлаго,
Свѣта бѣлаго, солнца краснаго,
Сталъ просить благословенія,
Благословенія матушки родимыя
Поѣхать къ Кудревяну Кудреянищу
Изместить обиды всѣ родительскія.
Унимаетъ его матушка родимая:
«Не поѣзжаій: у Кудревяна Кудреянища
Есть три заставы, три великія;
Первая застава великая:
Стоятъ лѣса темные,
Они засѣли до неба;
И стиглому и сбѣглому проходу нѣтъ,
И удалому молодцу проѣзду нѣтъ.
А другая застава великая:
Стоятъ двѣ горы высокія,
Разойдутся, да вмѣстѣ столкнутся.
Ни стиглому, ни сбѣглому проходу нѣтъ,
Ни удалому молодцу проѣзду нѣтъ».
Ой же ты — матушка родимая!
Не Божіимъ все есть изволеніемъ —
Все вражіимъ навожденіемъ!
Поѣхалъ удалый доброй молодецъ;
Пріѣхалъ къ лѣсамъ темныемъ.
«Ой все вы лѣсы, лѣсы темене!
Полноте-ко врагу вѣровать,
Вѣруйте-ко въ Господа распятаго,
Самаго Егорья-свѣта храбраго!»
Стали лѣсы по старому,
Стали лѣсы по прежнему.
Проѣхалъ Егорей-свѣтъ храбрый.
Пріѣхалъ къ горамъ высокимъ:
«Полноте-ко горы врагу вѣровать!
Вѣруйте-ко въ Господа распятаго,
Самаго Егорья — свѣта храбраго.»
Стали горы по старому,
Стали горы по прежнему;
Проѣхалъ Егорей — свѣтъ храбрый.
Пріѣхалъ къ рѣкѣ огненной:
«Полно-ко рѣка врагу вѣровать!
Вѣруй-ко въ Господа распятаго,
Самаго Егорья — свѣта храбраго!
Стала рѣка по старому,
Стала рѣка во прежнему.
Колотятъ платье двѣ дѣвицы,
Двѣ русскія полоняночки:
„Ой же ты удалый добрый молодецъ.
Есть еще у Кудреяна Кудреяныча.
Есть три заставы, три великія:
Первая заставь сидитъ надъ крыльцомъ птица:
Унесетъ тебя въ чисто поле,
Малымъ дѣтямъ да на съяденье.
Надъ крыльцомъ сидитъ змѣя лютая:
Ухватитъ тебя на хоботъ свой
Унесетъ тебя въ чисто поле
Малымъ дѣтямъ на съяденье.
Въ палатахъ у него есть мечъ самосѣкъ,
Отсѣкетъ у тебя буйну голову!“
— Все это не Божіимъ изволеніемъ,
Все вражіимъ навожденіемъ!
„Охъ ты птица, птица, лети въ чисто поле,
Хватай поганыхъ татаровей.
Охъ ты змѣя, змѣя лютая!
Лети змѣя въ чисто поле
Хватай поганыхъ татаровей!
Охъ ты мечъ мечъ, мечъ самосѣкъ,
Ссѣки у Кудреяна Кудреянища,
Ссѣки буйну голову.“
(Арханг. губ. зап. С. В. Максимовымъ).
2
Стихъ про Егорія Храбраго
Во шестомъ году въ осьмой тысячи,
Да при томъ царѣ да при Ѳедору,
Да при той царицы благовѣрныя,
Да при святой Софіи премудрыя,
Спородила она да три дочери,
Да три дочери, да три любимыи,
Четвертава сына свѣтъ Егорія,
Свѣтъ Ягорія, свѣтъ Храбрава:
По колѣни въ нево ноги въ золыти,
По локоть руки въ чистымъ серибри,
Волоса на немъ, что ковыля трава.[2]
Вотъ изъ той земли басурмааскія,
Исповѣдыватъ царь басурманища,
Онъ са всей силаю са жидовскаю;
Онъ сикётъ и рубётъ, вы полонъ беретъ!
Заполонилъ же ёнъ да три дѣвицы,
Евъ нагналъ за аграды за рубежнаи,
Приставлялъ кы стаду ка звяриному,
Кы сѣрымъ валкамъ басурепымъ-жа[3].
Онъ сталъ царища басурманища,
Онъ сталъ жа въ Ягорія распрашивать,
Распрашявати, разгаваривати;
«Какова ты роду, какова племеню,
„Али барскыва, князіянскыва?“
А яму Ягорій атказываить:
А яму Храбрый атгавариваить;
„Я таво роду христьянскава.“
Ты повѣруй вѣру ты ко мнѣ царю басурманицу.
Яму Ягорій атказываить,
Яму Храбрый атгавариваить:
„Не повѣрую вѣру я къ тибѣ къ царю!
Я повѣрую вѣру къ сымаму Христу,
Сымаму Христу — Царю Небеснаму,
Ищо матири Быгародици,
Святой Софеи премудрые,
Ищо Троицы нераздѣльныи.“
Пывялѣлъ царища басурманища,
Пывялѣлъ Ягорья крѣпко мучити,
Крѣпко мучити разноличными.
Пывялѣлъ Игорія воножи рѣзать:
У нажахъ канци пытламалиси;
Мастировъ руци патымалиси;
Ничаво Игорію не вредиласи:
Уся яво тѣло суцѣляласи.
Пывялѣлъ царища басурманища,
Пывялѣлъ Игорія въ тапары рубить;
У тапарахъ лезья потломалиси,
Мастеровъ руци апущалиси;
Пывялѣлъ царища басурмавища,
Пывялѣлъ Игорья на пилы пилить:
У пилахъ зубья повытиралиси,
Мастеровъ очи помишалиси;
Ничаво Игорью ни прихилоси:
Уся яго тѣла суциляжоси!
Пывялѣлъ царища басурманища,
Пывялѣлъ Егорья на маряхъ тапить
На маряхъ тапить съ бѣлимъ каменемъ.
Енъ паёть стихи херувимскія
Да гласомъ гласить по-евангельски,
Да сверхъ жа воды Ягорій плаваить!
Ничаго Ягорью не вредилоси:
Уся яво тѣла суцилялоси.
Пывялѣлъ царища басурманища,
Пывялѣлъ Игорья вы смалѣ варить,
А смола кипить, яко грогъ гремить,
А сверхъ воды[4] Ягорій плаваить!
Ничаго Игорію ни врядилоси;
Уся яво тѣла суциляласи.
Пывялѣлъ царища басурманища,
Пывялѣлъ Ягорію яму капать:
Глубины яма сорока сажовъ,
Поперечины двадцати сажонъ.
Пысадили Ягорья въ глубаку яму,
Паталочили доски желѣзная,
Прибивали гвоздями полуженнами,
Засыпали пясками рудожелтами;
А самъ царища басурманища,
Самъ притаптывалъ, пригаваривалъ:
„Не хадить Игорію по биломъ свѣту,
„Не видать Игорію солнца красныва,
«Не видать Мгорію мѣсаца ясныва!»
Изъ за горыда Русалимскава
Высхадила туча да пригрозныя,
Да пригрозныя, вятры буйнаи.
Разносили пяски рудажолтаи,
Грамава туча доски желѣзнаи:
Выходилъ Ягорій да на бѣлый свѣтъ
Увидалъ Ягорій солнца красныя,
Увидалъ Ягорій мѣсяцъ ясныя;
Пошолъ жа Ягорей да на тотъ на градъ,
Да на томъ во гради нѣтъ ни старыва,
Нѣтъ ни старыва, нѣтъ ни малыва,
Только стаить церква саборная,
Да саборныя быгамольныя;
Да ва той церкви вы саборныя,
Адна мать пречистая Быгародица,
Святая Сафея премудрая.
Какъ святой Игорій проглаголуетъ:
«Мать пречистая Быгародица,
Святая Сафея премудрая!
Ты атдай мнѣ блаасланіеніе:
Пойду я къ царищу басурманищу,
Да стану за вѣру христіянскую,
Атплачу яму дружбу прежнію.»
Она яву проглаголуить:
«Ты пади во тѣ степи,
Ты возьми каня богатырскыва,
Са всею оружію ваенныю».
Паѣхалъ Ягорій на круты горы,
На круты горы, на талкучія.
А крутыя гори сыхалилиси,
Да негди Ягорію праѣхати.
А имъ жа Ягорій проглаголывалъ:
«А горы маи, да все крутыи!
Да вы станьте-на съ, горы, да по старому:
Построю на васъ церкву саборнаю,
Саборнаю быгамольнаю.»
Вотъ та застава миноваласи!
Пыдъизжалъ Ягорій кы тямнымъ лясамъ,
А тямны ляса кы сырой земли прикланилиси.
А имъ Игорій проглаголивалъ:
«Ай вы ляса мои пріагромнаи,
Станьтя ляса па стараму:
Я буду сѣчь, рубить сы малитвами,
Буду изъ васъ строить церкви соборныя,
Да соборныя, быгамольнаи.»
Вотъ и та застава миноваласи!
Пыдъязжалъ Ягорей кы таму стаду,
Кы таму стаду кы звяринаму;
А звѣрямъ Ягорій проглаголявалъ:
«Разойдитеся и гдѣ одинъ — два,
Пы чистымъ палямъ, пы тямнымъ лясамъ,
Да пейте, вы ѣшьте, повелѣнная».
Вотъ и та застава миновалиси!
Стада пасили красныя дѣвушки,
Ягоріевы родныя сестрицы.
Краснымъ дѣвицамъ Ягорій проглаголуетъ:
«Вы сойдитекася на Кіянь моря,
Вы абмойте шерсть басурмнвскую;
На васъ станить тѣла христіянская,
А вѣруйте Самому Христу,
Самому Христу, Царю небеснаму;
Ещо матери Быгародицы,
Во святой Софеи во премудрыя,
Пресвятой Троицы нераздѣлямыя…»
Подъѣзжалъ Ягорій кы таму дворцу.
На вратахъ седитъ Великанъ птица,
Во носѣ держитъ Севру рыбу.
Када Севръ рыба пываротится,
Всѣ синія моря выскалухнутся.
Рыбы Ягорій проглаголуить:
«Ходи жа ты, рыба, по синемъ мори».
А птицы Игорій проглаголывалъ:
«Ходи жа ты, птяца, крутымъ берегамъ,
Питаиси жа, птица, бѣлай рыбяцай».
Пыдъѣзжалъ Игорій къ царищу басурманящу.
Всталъ царища басурманища Ягорья упрашивати,
Ягорія упрашивати, утоваривати:
«Погоди ко си ты на три года.»
А яяу Игорей атказываитъ:
«Ни на три года, ни на три часа».
Размахнуалъ оружія военная,
Разсѣкъ палаты бѣлакаменны,
Досталъ царища басурнанища,
Атплатилъ яму дружбу прежняю,
Друзкбу прежнію, кровь гарючаю,
За тае за вѣру христьянскаю!
Слава великая Игорія похожденія!
(Малоарх. у., с. Сабурово. Пѣлъ Иванъ Кондрашовъ 1858 г. 16 мая)
