ПРЕСС-ПАПЬЕ
Ох и достается пресс-папье!
Целый день какие-то помехи:
Тут дела на письменном столе,
А его зовут колоть орехи.
То его зачислят в молотки,
То в подставки, то еще во что-то…
И чернила сохнут от тоски,
От его общественной работы.
Он очень содержателен.
И скромен: посмотри —
Он даже носит платье
Не сверху, а внутри.
А тот, кому он служит,
Иной имеет вкус:
Он разодет снаружи,
А в середине — пуст.
У скрипки не хватает настроения,
А у кларнета — вдохновения.
Рояль сегодня что-то не звучит,
Не до игры расстроенной гитаре…
И только барабан восторженно стучит,
Поскольку он — всегда в ударе.
Трюмо терпеть не может лжи
И тем и знаменито,
Что зеркала его души
Для каждого открыты.
А в них-то кресло, то комод,
То рухлядь, то обновки…
Меняется душа трюмо
Со сменой обстановки.
Гвоздь работает, старается —
И его все время бьют.
А шурупам все прощается,
Хоть у них полегче труд.
И не те у них усилия,
И не та у них судьба —
Дело ж все в одной извилине
Под названием резьба.
Всем известно, что мундштук
Постоянства не выносит.
Посчитайте, сколько штук
Сигарет он в жизни бросил.
Нет на свете чудака
Своенравней и капризней.
Берегитесь мундштука,
Прожигательницы жизни!
Живут кошелка с кошельком,
Как голубок с голубкою.
С утра идут они рядком
На рынок за покупками.
Походят по базару,
Присмотрятся к товару.
Почем редис, почем арбуз
Узнают по пути.
Кошелка набирает груз,
А кошелек — плати:
И за томат, и за чеснок,
И за отрезы шелка…
Когда ж пустует кошелек,
Пустует и кошелка.
Нарядная туфля — царица паркета,
Вздыхают о ней сапоги и штиблеты.
И только обутая в туфлю нога
Всегда почему-то в ней видит врага.
Ей, видимо, больше о туфле известно:
У них отношения — самые тесные.
Развязный галстук весел и беспечен,
И жизнь его привольна и пестра:
Заглядывает в рюмку что ни вечер,
Болтается по скверам до утра.
Сидит на шее — и забот не знает,
И так в безделье прожигает век…
Подумайте,
А ведь его хозяин
Вполне, вполне приличный человек!
Линейка говорит перу:
— Ты, братец, не хитри!
И если хочешь что сказать,
То прямо говори.
По строчкам нечего петлять,
Значки-крючки вычерчивать,
Чтоб только зря интриговать
Читателей доверчивых.
Нет, если хочется тебе,
Перо, иметь успех,
Прямую линию веди,
Понятную для всех!
Какою бритвою скорей
Лицо себе поранить можно?
Не той, которая острей, —
С тупою будьте осторожны.
Пускай не вызовет обид
И шутка в нашем разговоре:
Острота зла не причинит,
А тупость — причиняет горе.
Недолог век календаря —
Всего лишь только год.
От января до декабря
На свете он живет.
Он отдает свои листы,
Худеет с каждым днем,
И если ваши дни пусты —
Подумайте о нем.
У вас в году немало дел,
И вы за то в ответе,
Чтоб календарь не пожалел,
Что он живет на свете.
Умирает маленькая свечка
И позвать не просит докторов.
Кочерга бесстрашно входит в печку,
Будто укротительница дров.
И удары не пугают ступку,
Сколько медным пестиком ни бей…
Многим замечательным поступкам
Научились вещи у людей.
Ходики помедлили и стали,
Показав без четверти четыре…
Общее собрание деталей
Обсуждает поведенье гири.
— Как случилось?
Почему случилось?
Тут и там вопросы раздаются.
Все твердят, что гиря опустилась
И что гире нужно подтянуться.
Разговор подробный и конкретный,
Очень своевременный для гири…
Три часа проходят незаметно.
На часах — без четверти четыре.
Как будто бы стены безмолвны и немы,
Но есть и у них вековые проблемы:
Зачем? Почему? Для чего? И кабы…
Прорезали трещины твердые лбы.
Могла бы стена развернуться пошире,
Но только, конечно, не в этой квартире:
С одной стороны — стена у стены,
С другой стороны — стена у стены.
И справа, и слева зажали беднягу,
Ни вправо, ни влево не сделаешь шагу:
С одной стороны и с другой стороны
Мешают друг другу четыре стены.
Соседка, что справа, — та держится браво,
Соседка, что слева, — глядит королевой.
А что им стесняться? Чего им плошать?
Им главное дело — другого прижать.
Так думает стенка, прижатая ими,
Печально и горестно щеки морщиня,
Готовясь испить свою чашу до дна…
«Вот это квартирка!» — вздыхает она.
А как же соседка, которая слева?
О чем загрустила она, королева?
С одной стороны — стена у стены,
С другой стороны — стена у стены.
Конечно, простора и ей маловато,
И справа, и слева соседка зажата,
Ей тесно, и, мыслей печальных полна,
«Вот это квартирка!» — вздыхает она.
А как же соседка, которая справа,
Которая издали выглядит браво?
С одной стороны — стена у стены,
С другой стороны — стена у стены.
Попробуй-ка вырвись из этого плена…
От мыслей подобных полезешь на стену,
А может, — научишься жить — не плошать:
Тут главное дело — другого прижать.
А может, — постигнешь простую науку:
Стена без стены — никудышная штука,
Стена без стены никому не нужна.
Не станет квартирой такая стена.
Хоть каждый не прочь развернуться пошире,
Но думать-то нужно о целой квартире.
КОГДА СОЛИ СОЛОНО, А САХАРУ СЛАДКО
Соль:
Мы те — и мы уже не те,
Меж тем и этим нет границы.
Чтоб сохранить себя в воде,
Всего вернее — раствориться.
Конечно, лучше быть собой,
Но это не всегда удобно.
И мы становимся водой,
Чтоб растворять себе подобных.
Сахар:
Ах, это что?
Вода?
Ну да!
Подумайте!
А было сухо…
Беда?
Какая там беда!
От всей души!
Единым духом!
Мы так согласны со средой,
Текущей, плещущей, журчащей!
Подумать только: стать водой!
Что может быть на свете слаще!
Порой согнешься на странице,
Покорно спину округля…
Держись ровнее, единица,
Не то догнешься до нуля!
Порою выгнешь грудь, как птица,
Как гордый парус корабля…
Держись скромнее, единица,
Не то догнешься до нуля!
Что такое тень,
Ты спроси у эха.
Но его задень —
И пойдет потеха:
Спрашивать у эха
Можно целый день.
Что такое эхо,
Это знает тень.
Скрылась тень от света
За своим предметом.
Эхо — по науке —
Держится при звуке.
— Как вам отражается?
— Как вам повторяется?
— Ничего, спасибо,
Так, как полагается.
Так они с успехом
Трудятся весь день:
Тень — предмета эхо,
Эхо — звука тень.
