Сергей Михалков - Стихи о войне

На посту своем привычном —
Он служил в Аэрофлоте,
Был пилотом на обычном
Пассажирском самолете.

Молчалив и в деле точен,
Вылетал он аккуратно
В свой обычный рейс на Сочи
И потом в Москву обратно.

В темноте бессвездной ночи
Над землей гудят моторы.
Курс на запад держит летчик,
Светят штурману приборы.

Летчик с курса не собьется —
Курс проложен, как по нитке.
Сквозь туманы он пробьется,
Не свернет он от зенитки.

Вот на цель зашла машина,
Отбомбилась аккуратно,
Развернулась над Берлином
И в Москву летит обратно.

А внизу горят ангары,
Немцы прячутся в подвалах…
Видит штурман, что пожаров
Семь больших и восемь малых.

А внизу завод пылает,
И пожарные хлопочут,
Гитлер Гиммлера ругает,
Слушать Геббельса не хочет.

В типографиях немецких
Утром в брак сдают газету
Со статьею, что советских
Самолетов больше нету.

Как зовут? Какого званья
Этот летчик, ночь не спавший,
По особому заданью
В тыл противника летавший?

Это он летал на Сочи
На гражданском самолете,
Это он – гражданский летчик,
Что служил в Аэрофлоте.

Но теперь другие грузы
По ночам с аэродрома
Он берет, Герой Союза,
Молчаливый мой знакомый.

Есть у меня хорошие друзья,
Военной дружбой с ними связан я.
Мы вместе испытали дождь и зной,
Накрытые палаткою одной.

Как много было солнечных лучей,
Прострелянных снарядами ночей,
Как много минометного огня
В теченье ночи и в теченье дня.

Как мы лежали возле переправ
Под бомбовозами, к родной земле припав,
Как мы проскакивали на грузовиках
Под артогнем, от смерти в двух шагах.

Встречались мы на марше и в бою,
У тлеющей станицы на краю,
Встречались на минуту и на час,
И, может, иногда в последний раз.

В землянке перед боем ночевал.
Я у тебя, товарищ генерал.
И у тебя, приятель, был в гостях,
В твоих прославленных на всю страну частях.

Я видел в обстановке боевой
Тебя, мой друг, газетчик фронтовой,
Тебя, полковник, и тебя, майор,
Донбассовский воинственный шахтер.

Сейчас весна, последний тает снег,
И селезни кричат в разливах рек.
Ведут ожесточенные бои
Товарищи, приятели мои
На Южном фронте.

Товарищи мои! Я вижу вас,
От немца очищающих Донбасс,
Я слышу вас в гуденье «ястребков»
Гвардейских истребительных полков
И в шелесте захваченных знамен
Чужих разбитых танковых колонн.

И на каком бы фронте ни был я,
Со мною рядом вы, мои друзья,
На Южном фронте!

Фашистской пули слышен свист
Над самой головой.
Ползет с катушкою связист
И тянет провод свой.

В его руках живая нить,
Вперед, за шагом шаг!
Он должен связь восстановить —
Ее попортил враг.

Молчит в землянке телефон,
Не знает штаб полка,
Что вышел первый батальон
На правый фланг врага.

Не может «Дон» сказать «Москве»
Про сделанный прорыв.
Связист-боец, в кустах, в траве
Скорей найди обрыв!

В туман и в мрак, ночной порой,
И в ливень, и в пургу
Связист-боец, связист-герой
Ползет назло врагу.

Он под огнем обрыв найдет,
Соединит концы:
Командный пункт ответа ждет,
Приказа ждут бойцы.

Пускай снарядов слышен свист
Над самой головой,
Ползет уверенно связист
С задачей боевой.

Он презирает смерть свою
Как воин, как боец.
А храбрых не разит в бою
Ни штык и ни свинец!

Товарищ, сядь со мною рядом,
Давай закурим по одной!
Я знаю, что под Сталинградом
Твоя семья, твой дом родной.
Ты помнишь, как сынишка сонный
Пришел тебя поцеловать,
Как на путях у эшелона
Стояла плачущая мать.
Родная, добрая, седая,
Осталась так стоять она.
И рядом с нею, молодая,
Твоя любовь – твоя жена…
Теперь ты пишешь ей на Волгу
И ждешь ответных писем сам.
Ждешь терпеливо, ждешь подолгу,
С врагом воюя по лесам,
В глухом краю, в краю болотном,
Переживая день за днем
Под пулеметным, минометным
И ураганным артогнем.
Ты здесь на фронте больше года
И ко всему привык уже.
И ты в ненастную погоду
Лежишь на дальнем рубеже.
Накрывшись теплой плащ-палаткой,
С соседом шутишь в час ночной:
– Ну, что же делать, раз несладко?..
Давай закурим по одной!
Товарищ! Помнишь, после боя
Вот так же лежа на земле,
Я разговаривал с тобою
В сожженном немцами селе.
И я запомнил слово в слово,
Как ты сказал в тот горький час,
Что в эти дни пути иного,
Чем путь солдата, – нет у нас!
Наш каждый шаг, политый кровью,
Пускай моей, пускай твоей,
Благословен святой любовью,
Слезами русских матерей…
Нас жег с тобой огонь пожарищ,
Дым пепелищ слепил глаза,
Но не от дыма мне, товарищ,
Зрачок туманила слеза.
И нам с тобой забыть едва ли,
Как на асфальте площадей
Мы жертвы с виселиц снимали
И в детских лицах узнавали
Черты своих родных детей.
Вот почему мы твердо знаем,
За что деремся на фронтах,
За что ночей недосыпаем
В сырых, холодных блиндажах.
Шагами меряем болота,
Седеем, мерзнем, устаем
И неприступные высоты
Своими жизнями берем.
Забудь сегодня слово «жалость»
И ненависть зажги в груди.
Враги сильны. И их осталось
Еще немало впереди.
Так бей врага без сожаленья,
Не пощади и не прости,
К несовершённым преступленьям
Орду убийц не допусти!
За год войны ожесточенной
Ты научился воевать.
Не быть России покоренной,
И Гитлеру в России не бывать!

Сапоги в болотной тине.
Руки выпачканы в глине,
И концом сосновой ветки
Поцарапана щека.
Он приходит из разведки
И приводит «языка».
Не слышней летучей мыши
(Даже, может быть, потише),
Ночью, выйдя на охоту,
Он с бойцами в темноте,
Между кочек, по болоту
Полз ужом на животе,
Легких троп не выбирая,
Шаг за шагом, не спеша,
Там, где нужно, – замирая,
Там, где нужно, – не дыша.
По сырой траве часами
Продвигался, не куря,
Только шепотом с бойцами,
Только дело говоря.
Прямо к фрицам в тыл глубокий
Через заросли осоки,
Сквозь бурьян и бурелом
Он прошел с друзьями вместе,
Чтоб фашиста взять на месте
И доставить в штаб живьем.
Все, что он в пути увидит
И на что в пути ни выйдет:
На обоз ли, на блиндаж,
На фашистский взвод пехотный,
На расчет ли минометный, —
Все возьмет на карандаш.
Вот он выполнил заданье,
Не успел передохнуть,
И опять часы вниманья —
Он идет в обратный путь.
Неслышней летучей мыши
(Даже, может быть, потише),
Шаг за шагом, не спеша,
Легких троп не выбирая,
Там, где нужно, – замирая,
Там, где нужно, – не дыша.

Он был еще жив,
Но губы уже почернели.
Он был еще жив,
На бурой от крови шинели.
И танки он видел,
И мертвых товарищей рядом,
И облако дыма,
Стоящее над Сталинградом.
Он ранен смертельно,
Уже не спасти Кочеткова.
Склонись над гвардейцем,
Услышишь последнее слово:
«Нас было шестнадцать,
Потом только пять, только трое,
Но в каждом оставшемся —
Сердце и воля героя».
Чадя и пылая,
Фашистские танки горели.
Три русских солдата
В бою отступать не хотели.
Фашистский танкист
Не знавал еще в жизни такого,
Сквозь щель смотровую
Увидев гвардейца Чиркова.
Он шел из окопа,
Расправив гвардейские плечи,
Гранаты за поясом —
Черному танку навстречу.
Он смертью себя опоясал,
Гранат не жалея,
Он лег под машину,
Но он не упал перед нею!
«Нас было шестнадцать…»
Погасло последнее слово.
И замерли губы
На бледном лице Кочеткова.
И умер шестнадцатый…
Знаменем тело прикроем.
Бессмертная слава
Шестнадцати русским героям!

Здесь, на войне, мы рады каждой строчке
И каждой весточке из милых нам краев.
Дошедших писем мятые листочки
Нам дороги особо в дни боев.

Они хранят тепло родного дома,
Сопутствуя бойцу в его борьбе.
О, чувство зависти! Как нам оно знакомо
Когда письмо приходит не тебе.

Любимая жена моя, Наташа!
От вас известий не было давно,
И, наконец, – письмо. Родное, ваше!
Как много радости мне принесло оно.

О, письма из дому! Мы носим их с собою,
Они напоминают нам в бою:
Будь беспощаднее с врагом на поле боя,
Чтоб враг не истребил твою семью!

Мы были в городе.
Как грозный знак проклятья,
Труп женщины лежал на мостовой.
Растерзанное ситцевое платье,
Застывшая рука над головой.

И я подумал: как же быть такому?
Быть может, кто-нибудь, как я, таких же лет,
Ждет от жены письма, письма из дому
От этой женщины. А писем нет и нет…

Мы были в городе развалин и воронок,
Разграбленного немцами жилья.
Я видел мальчика. Лет четырех ребенок.
Он был убит. И сына вспомнил я.

И я подумал: как же быть такому?
Быть может, кто-нибудь на фронте ждет сейчас
Каракуль детских – весточку из дома
И детский незатейливый рассказ…

Мой верный друг, товарищ мой надежный!
Мы на войне. Идет жестокий бой
За каждый дом, за каждый столб дорожный,
За то, чтоб мы увиделись с тобой!