III
Бог у нас не простак: совмещать три поста.
И зарплату имеет тройной…
Ну а я-то дурак: согласился за так –
Издевается он надо мной.
Перспективы не вижу! Везде горизонт
Нависает петлёй надо мной.
Наживу себе грыжу, беря всех на понт,
Что вернёмся мы скоро домой.
Видно, богу сейчас дела нету до нас –
Зря надеялся я на него.
В небо глянешь – и кажется: звёзды – из глаз
И – ни бога, ни горных снегов.
– Богу – богово! – матерно Ной произнёс
И добавил – вообще не в печать.
А потом на корму вновь повесил он нос
И тоска заменила печаль.
“Я напрасно не слез на горе Эверест:
Хоть упёрся бы пятками в твердь.
Если бог меня выдал, свинья точно съест –
Даром что одомашненный зверь”.
Пригорюнился Ной, и в волну за волной
За слезою роняет слезу.
Думал я: бог со мной, как стена за спиной –
Для чего же зверьё я везу?
В воду их побросать – может, станет спасать?
Раз твои твари – ты и тужи.
Я давно собирался за борт их списать…
А не рано ли ворон кружит?
Воронок вороной, что кружишь надо мной,
Или крылышки чтобы размять?
Может, кто-то больной? – вопрошал его Ной,–
Для чего ты волнуешь-то мя?
“Предлагаю лететь и вокруг посмотреть –
Вдруг земля где почудится мне?”
“Своего соглядатая важно иметь…
Может, кто-то подох на корме?”
Воронок подхарчился и когти-то рвёт –
Не распутали дело пока.
Ворон – вор он, а следовательно, и врёт.
Лучше уж я пущу голубка.
Ты, голубчик лети в час миль до двадцати –
Я же знаю: ты сильно ослаб.
Только не позабудь что-нибудь принести
По пути не роняя из лап.
Что бы ни было, как ни земля далека,
Всех пока не растрачено сил…
Подвиг наверняка сохранится в веках…
– А подъёмные? – голубь спросил.
– Ну, ты, голубь, я вижу, не голубь – змея,
Изменился совсем генотип…
И добавил – как будто бы даже смеясь:
– Рассчитаемся после, лети!
Вот и голубь летит, у него бравый вид.
– Как же долго тебя было ждать! –
Ной ему говорит: – Что ты делал, бандит?
Принести догадался пожрать?
Голубок подмигнул, Ною ветку швырнул –
Две оливки на ней колыхалось.
Ной их враз заглотнул, как недавно акул…
Показалось, конечно же, мало.
– Что ещё скажешь-та? – Вот такие места! –
И перо оттопырил большое.–
Вообще красота и дорога чиста.
Это всё вот увидел там что я.
Вот и всё. А приплыл Ной или не приплыл –
Это ведь и не так уже важно.
Главное, чтобы пыл у него не остыл,
Чтоб он был человеком отважным.
Люди – как ни грустят, всё герою простят,
Пусть хоть не навсегда, поначалу.
Жаль, что сами героями быть не хотят,
Подражают им разве что в малом.
О потопе легенду я вам рассказал,
Все, что знал – ничего не тая.
Маяковский об этом когда-то писал,
А теперь попытался и я…
“Это есть наш последний…” А сколько таких
Снова гасят надежду конца?
И года перечеркивает малый миг,
И улыбку стирает с лица.
Много будет и было, но хочется нам
Только лучшее видеть вдали –
Возвращаясь от дальних к родным берегам
Мы не видим изъянов земли.
И обрывы и скалы хотим приласкать,
Хоть не раз с них срывались – и в кровь.
Кто ещё и когда сможет где отыскать
Непонятную эту любовь?
Мнится нам: вот отныне ждет тихий причал
И счастливо-спокойная жизнь…
Неожиданно снова срывается шквал,
Раскачает, да так, что – держись!
Словно в море живем: поклонись – поднимись,
К небесам – и в глубины. И – штиль.
Да, поэма не жизнь, без неё обойтись
Много проще: прочел – и в утиль,
Мне бумаги не жаль. А какая мораль
Из поэмы такой истечет?
Что за далью всегда будет новая даль,
За почетами – новый почет.
Ну а что будет завтра? Колышется путь,
Светит солнце, внизу – чернота.
Правда, можно немножечко и отдохнуть
И не делать чуть-чуть ни черта.
А потом – всё равно надо строить ковчег,
Плыть и плыть, а потом – снова плыть.
Верить: будет успех, раз уж ты – человек,
Что тут чёрта иль бога винить?
Баллада о всемирном потопе
Ровно сорок дней и сорок ночей
Мочит землю дождь проливной.
Больше суши нет, но успел ковчег
Оборудовать хитрый Ной.
Чем он богу потрафил – не знает никто,
Бог ему прошептал: – Не ной,
А скорее большое бери долото,
Строй ковчег, мой дружище Ной!
И Всемирный потоп, как одна из кар,
Начался в полуденный зной,
Но семь чистых и семь нечистых пар
На ковчег взял с собою Ной.
Звери есть хотят, и мычат и ревут,
Зубы выщеря за спиной.
Согласованный с богом держа маршрут,
Святым духом их кормит Ной.
То, что деялось там, на ковчеге том,
Вряд ли выдержать смог иной,
Но в терпении соревноваться с Христом,
Нос заткнув, порешил наш Ной.
Белой пеной плюет под ковчегом вода
И волну поднимает стеной…
Но считает, что эта вода – не беда
И плюет в эту воду Ной.
Даже ногти он успевает стричь,
Красит бороду басмой и хной
И жене своей говорит: – Не хнычь! –
Что-то чувствует старый Ной.
Выпускает пока старичок голубка:
– Над родной пролети страной
И ответь нам, насколько земля далека.
Это я прошу тебя, Ной.
Скоро голубь с лавровым листом прилетел,
Будто бы с искуплённой виной…
И с приправою супа тогда захотел –
Был гурманом, как видно, Ной.
А с лавровым листом очень вкусен суп:
Голубиный бульон, мясной.
И по-своему тоже умён и неглуп
Бывший чревоугодник Ной.
Он ковчег вывел прямо к горе Арарат
И, улегшись под сенью лесной,
Так сказал:– Мы посадим здесь сад-виноград,
А иначе я вам не Ной!
Я привёл вас, куда и хотел привести –
Этой мыслью я жил одной, –
Человечество чтоб от потопа спасти.
Бог со мною,– закончил Ной.
Можно было бы голубя не убивать?
Не согласен кто – спорь со мной!
Но свидетелей не хотел оставлять
Наш хитрец и спаситель Ной.
«Люди вспомнят, что я от потопа их спас –
Монумент мне воздвигнут стальной!»
Только крупно ошибся на этот раз,
Размечтался напрасно Ной.
Люди голубя помнят – его портрет
Украшает весь шар земной.
…А портрета Ноя нигде и нет.
Без портрета остался Ной.
* * *
Что за идиотизм? Что поэт – то Иисус.
До чего извращён поэтический вкус!
Разве мало героев из прошлых времен?
Ну сказал бы хоть кто-то, что – Наполеон.
Нет, все лезут в Иисусы: проси – не проси.
Скоро тесно нам станет от них на Руси.
Кто нам выход подскажет – куда их девать?
Разве на телеграфных столбах распинать?
* * *
Почему распяли Христа?
Что виной тому – суета?
Почему и в тени креста
Человек счастливей не стал?
Ну, прислушались бы к нему –
Много пищи он дал уму?
Может, всё это ни к чему,
Зря затеяли кутерьму.
Ведь не дело, молиться чтоб,
Протыкая перстами лоб,
И дубовый обжулить гроб,
А чтоб смерти поставить «стоп».
* * *
Иисуса распяли люди –
Кто об этом когда забудет?
Дело даже и не в Иуде –
Так за что все его лишь судят?
Что же те, что вокруг стояли,
И молчали, и проклинали,
Почему его не отняли,
Допустили как, что распяли?
Не признали его при жизни –
Так ли нужен он был Отчизне?
Почему хвалят лишь на тризне?
Ну а вдруг был бы раньше признан?
На Земле было б царство Христово,
Иль дрались бы друг с другом все снова?
Хорошо жить на всем на готовом.
От упреков бумажных сих – что вам?
Всю историю как на духу расскажу,
Откровенья даю номинал:
Чтобы стало понятно любому ежу,
Кто Христа и когда распинал.
Невозможно иначе: поскольку я бог,
Бесконечен мой жизненный бег,
И хочу – не могу подвести я итог,
Пораженье принять за успех.
Пострадать за людей как-то вздумалось мне –
Благородная мысль так светла,
Что мурашки восторга пошли по спине,
Убегая от света чела.
Чтобы зря в шевелюре своей не скрести,
Паразитов скорей уморить –
Надо светлые мысли в себе завести,
Или тщательней голову мыть.
Это будет хотя бы единственный плюс
От желанья страдать за людей,
А не то я всё время как будто бы сплю
И не знаю, куда себя деть.
Бог-отец сотворил, не подумавши раз
О конце своих странных затей,
А расхлебывать мне – так вот и началась
Вся проблема отцов и детей.
