Нельзя без вздоха вас не вспоминать, Пленительные годы золотые, Когда улыбки девичьи украдкой Сражали наповал и все окрест Сияло радостно сплошной улыбкой! Тогда молчали зависти уста Она еще проснуться не успела. Казалось мне (о чудо!), что юнцу Мир протянул спасительную длань, Прощая заблужденья и ошибки И празднуя мое вступленье в жизнь. Ужели мир, перед юнцом склоняясь, Желал его признать как властелина? Но молнией мелькнули эти дни, И в сердце пламень юности угаснул. Как мне себя не чувствовать несчастным, Когда умчались в прошлое года?
Нерина! Здешние места родные Ужель не говорят мне о былом? Да разве память не хранит твой образ? Куда ты скрылась? Отчего же ныне Лишь ты одна мне душу бередишь? Земля осиротела без тебя, И опустело скромное оконце, В котором я ловил твою улыбку И отраженье звезд на темных стеклах. О где же ты? Услышу ль я твой голос, Когда слова из милых уст твоих Дарили сердцу сладкую истому И я в лице менялся от волненья? Те дни прошли, но не прошла любовь. Почила ты. Теперь удел других Бродить по тем же улочкам знакомым И жить средь разнотравья на холмах. Как быстро ты угасла. Жизнь твоя Мелькнула, словно сон. Мне не забыть Твоей слегка танцующей походки, Когда светилось радостью чело И очи так доверчиво глядели. Но дивный светоч фатумом загублен.
Увы, Нерина! Прежняя любовь Моим владеет сердцем, и порою, Идя на праздник, говорю себе: Тебя, Нерина, там не встречу я. Наступит месяц май, и вновь юнцы Возлюбленным фиалки понесут. Но для тебя, Нерина, нет возврата К весеннему цветенью и любви. В погожий день на луг цветущий глядя, Я думаю: не суждено Нерине Вновь благовонным воздухом дышать. И я скорблю - навечно мы расстались. Но память о подруге грез моих Волнует ретивое, оставаясь Воспоминаньем горьким на душе.
XXIII
НОЧНАЯ ПЕСНЬ ПАСТУХА,
КОЧУЮЩЕГО В АЗИИ
Что делаешь на небе ты, Луна?
Безмолвная, ответь. Восходишь вечером, бредешь одна, Пустыни созерцая,- и заходишь. Ужель ты не пресытилась опять
Извечною тропой Идти и вновь долины узнавать
Все те же под собой?
Не так ли пастуха
Жизнь тянется, как эта? Встает он с первым проблеском рассвета,
Скотину гонит, видит
Стада, ключи и травы; Потом, устав, во тьме смыкает вежды, И ни на что другое нет надежды.
Ужели не гнетет
Жизнь эта - пастуха, А жизнь твоя - тебя? Куда стремится Путь краткий мой и твой извечный ход?
Старик седой и слабый,
Босой, полуодетый, С вязанкой дров тяжелой за спиной, Под ветром, под дождем, в полдневный зной,
По кручам, по долинам, По камню, по песку, через кусты, По леденящему покрову снега Бежит и задыхается от бега; Пересекает и поток и топь; Упав, встает; спешит все больше, больше,
Не смея отдохнуть; В крови, изранен; наконец приходит.
Сюда его вели
Дорога и старанья: Огромный, страшный перед ним обрыв. Он низвергается, все вмиг забыв. Гляди, Луна невиннейшая, вот Как смертный человек внизу живет.
В мученьях он родится, В самом рожденье - сразу смерть таится. Боль и страданье - первое, что он Испытывает. С самого начала Отец и мать его хотят утешить
В том, что родился он;
Потом он вырастает Они его лелеют; и потом Словами и делами много лет Приятное ему стремятся сделать, Смысл бытия открыв, утешив этим:
По отношенью к детям
Любовней долга нет. Но для чего тогда рождать на свет И для чего поддерживать жизнь в том,
Кто просит утешенья? Коль жизнь людей несет несчастье им,
Зачем ее мы длим? Светило целомудренное, вот
Как человек живет;
Но не из смертных ты, И речь моя вотще к тебе плывет.
Но, странница извечная, одна, Задумчивая, ты, быть может, знаешь,
Что есть земная жизнь, Страданье наше, наши воздыханья; И что есть смерть - что означает бледность
Последняя в лице И гибель всей земли, исчезновенье Привычного, возлюбленного круга.
Конечно, понимаешь Ты суть вещей и что земле несет
Закат или восход, Бег времени безмолвный, бесконечный. И знаешь ты, какой своей любви
Весна улыбку дарит; Кто зноя ждет и для кого зима
Что темная тюрьма. Тебе открыты тысячи вещей, От пастуха простого скрытых тайной. Порой, когда гляжу я на тебя, Как ты безмолвно светишь на равнину, У горизонта слившуюся с небом,
Или бредешь со стадом,
Как я, дорогой длинной; Когда гляжу, как небосвод обилен
Созвездьями, и мыслю: Зачем такое множество светилен? И беспредельность воздуха? и глубь И ясность неба без конца? что значит Огромная пустыня? что я сам? Так рассуждаю про себя: о зданье
Безмерном, горделивом И о семье бесчисленной; потом О стольких муках, о движеньях стольких И на земле и в небе всяких тел Вращенью их отыщется ль предел? Откуда двинулись - туда вернулись;
Разгадки не добиться, Что пользы в том и где плоды. Но ты, Ты знаешь все, бессмертная юница.
Мне ж - смысл один лишь ведом,
Что сей круговорот, Что бренное мое существованье Других, быть может, к благу и победам, Меня же - лишь к несчастью приведет.
Ты счастливо, о дремлющее стадо, Скрыт от тебя твой жалкий жребий. Как
Завидую тебе я! Не потому лишь, что тебе не надо
Страдать; что все лишенья, Страх, тяготы ты тотчас забываешь; Но потому, что скуки отвращенья К бегущим дням не знаешь никогда.
Ты на траве в тени
Спокойно и довольно;
И большую часть года, Не зная скуки, так проводишь ты. Я ж на траву сажусь, укрытый тенью, Но дух мой предается отвращенью,
Как бы ужален шпорой: И мечется душа моя, которой Покоя нет и места не найти. А я ведь не желаю ничего, И не было еще причин для слез. Ты счастливо. Ответить на вопрос: Чем счастливо и как? - мне не дано. Я ж мало наслаждений знал еще, О стадо, но не только это больно. Когда б могло ты говорить, то я
Спросил бы лишь одно:
Скажи мне, почему В благополучной праздности - довольство
Находят все наперечет,
А я - лишь отвращение и гнет.
Вот если б я в заоблачный полет
На крыльях мог умчаться, Чтоб бездна звезд мне вся была видна, Чтоб я, как гром, бродил в горах - я был бы Счастливее, о сладостное стадо, Счастливей, о безгрешная Луна! Иль, может быть, не прав, когда гляжу я
На чью-то жизнь чужую; Все так ли будет иль наоборот, Родившимся - несчастья груз сполна
Их первый день несет.
XXIV
ПОКОЙ ПОСЛЕ БУРИ
Вот миновала буря; Я слышу, как ликуют птицы; снова Выходит курица во дворик, повторяя
Стишок свой. И небес Голубизна над той горой на юге Растет; все очищается в округе, И светлой кажется река в долине. В сердцах опять веселье; там и тут
Шум слышен снова; все
Взялись за прежний труд. Ремесленник с работою в руках У двери появляется - взглянуть
На небо; погодя Выходит женщина с ведром к потоку
Недавнего дождя. Торговец травами - переходя С тропинки на соседнюю - опять, Как прежде, принимается кричать. Вернувшегося солнца луч принес Холмам улыбку и усадьбам. Окна И двери можно в доме распахнуть:
Я издали услышал Звон бубенцов с дороги, скрип колес Повозки, что опять пустилась в путь.
В сердцах веселье вновь.
В какое из мгновений
Бывает жизнь отрадней, вдохновенней? Когда еще такая же любовь К трудам своим людьми овладевает? Толкает к новым? К прежним возвращает? Когда еще их беды не тревожат?
Дитя боязни - радость;
Веселье тщетное Плод страха миновавшего, когда
Смерть угрожала тем,
Кому ужасна жизнь;
Когда, безмерно мучим,
Оборван, бледен, нем, Перед препятствием могучим
Людской сдавался род На милость молниям, ветрам и тучам.
О благосклонная природа, вот
Дары и наслажденья,
Что ты готовишь смертным,
Нам наслажденье нынче
Преодолеть мученье; Ты щедро сеешь муки, а страданье
Само восходит. Радость, Из ужаса родившаяся чудом,Уже большая прибыль. Род людской, Любезный тем, для коих смерти нет!
Ты счастлив даже лишку,
Коль дали передышку
Средь горя; и блажен, Коль смерть тебя от всех врачует бед.
XXV
СУББОТА В ДЕРЕВНЕ
Охапку трав на плечи взгромоздив, Проходит девочка в лучах заката, И несколько фиалок и гвоздик
В ее руке зажато, Чтоб завтра, в праздник, в поясе их спрятать,
И в волосы воткнуть, И грудь украсить, по обыкновенью. Ступень одолевая за ступенью, Старушка с прялкой ветхою своей Спешит к соседкам, что уселись кругом, Порассказать о лучших временах, Когда она на праздник наряжалась
И шла плясать к подругам Под вечер, в те прекраснейшие годы Над старостью смеясь и над недугом. Уже просторы воздуха темны, Вновь небо сине, вновь ложатся тени
От кровель и холмов Под бледным светом молодой луны.
И вот уже звонят
И наступает праздник.
Как будто с этим звуком
Вновь в сердце сил излишек.
Веселый шум и гам
Несет гурьба мальчишек,
Мелькая тут и там
По площади селенья. Меж тем, насвистывая, земледелец
В мечтах о наступленье Дня отдыха - за скудный стол садится. Когда ж погаснут все огни вокруг
