ДРЕВНЕГРЕЧЕСКАЯ АРХИТЕКТУРА
Перевод М. Карп
Не величие, не роскошества —
Гармония глыб,
Не своенравные новшества —
Но схваченный Архетип.
ИЗ ПОСМЕРТНО ОПУБЛИКОВАННЫХ РУКОПИСЕЙ
АМЕРИКАНСКИЙ СТОЛЕТНИК НА ВЫСТАВКЕ
Перевод А. Миролюбовой
Говорят, будто это растение цветет раз в столетие, однако всякий знает, что подобное мнение — лишь предрассудок, связанный с миром цветов. Если цветение и задерживается на десятилетия (обычно оно происходит раз в восемь-десять лет), это связано с климатическими условиями или составом почвы.
Влекло немногих торжество
Столетника в цвету,
Хоть в десять центов лишь была
Цена за красоту.
Что до цветка — он свысока
Взирал на всех подряд,
Вот так же отрешенно пуст
Зверей в неволе взгляд.
Но все ушли, огни зажглись,
И смерклись небеса.
«Сбылось! Но не по мне пришлись
Вы, гордость и краса! —
Промолвил изможденный куст. —
Теперь я всем знаком,
Но сколько роз цвело, меня
Считая сорняком!»
Перевод Н. Рябовой
* * *
Вы, кто поставил Розам храм,
Молитесь в нем сейчас.
Ведь лишь исчезнет фимиам,
Все стены рухнут враз.
* * *
Купите Розу, ей цена
Лишь несколько монет.
И чтоб цвела в саду она,
Премудрости в том нет.
Страсть к Розам не напрасна:
Вам белой розой станет хлеб,
А мясо — розой красной.
* * *
Крадет пустыня, точно вор,
Ваш сад за пядью пядь.
Поставьте поскорей забор,
Чтоб розы не отдать.
Перевод Н. Рябовой
Вы — дети тех счастливых лет,
Когда Она вошла в мой дом,
Вернувши миру яркий цвет,
Как радуга дождливым днем,
Я вас лелеял и берег,
Растил в раздолье луговом.
Так не бросайте ж мне упрек
За ревность к миру, что в себе
Я успокоил лишь теперь,
Вас заперев в моей судьбе
И запечатав плотно дверь,
Чтобы отныне наглый вор
Не мог похитить ничего,
Чтоб не прочло вам приговор
Толпы тупое торжество.
Спасая от недобрых глаз,
Пусть крепче ночь обнимет вас.
Перевод С. Сухарева и С. Шик
Плыви в час утренней прохлады,
Минуй безлюдные Киклады:
Пустынны сонные громады —
Где те, что жили тут?
Сияет солнце с небосклона,
Но Делос пуст без Аполлона,
Не молит Селкирк исступленно
Защиты у Творца.
Когда Тезей, подобно Рэли,
К неведомой стремился цели,
Тогда цвели и зеленели
Все эти острова.
Но даже в скорби запустенья
Они, прекрасные с рожденья,
Напоминают дни творенья,
Когда весь мир был юн.
И совершенством неизменным
Напоминают взорам бренным
О празднестве самозабвенном,
Когда царил здесь Пан.
То Полинезия нагая —
Но где благоуханья рая?
Им дышит тишина благая
Маркизских островов.
Перевод О. Мартыновой
Ты краски радости даришь
Полям в начале лета;
Ты грудь Зорянки озаришь,
Расцветишь лик Рассвета.
УСТАРЕВШИЙ ХАРАКТЕР
НА ВЗГЛЯД БОЯЗЛИВОГО
Перевод Д. Закса
Он в Ламанче томится,
В пыли бородка и платье;
Мается и томится,
Одно у него занятье:
В фолиантах потрепанных рыться.
Он кодекс составил
Рыцарских правил:
Страдальцам на помощь приди,
Умри, но зло не щади!
Так стареет он и хиреет,
А любой бакалейщик почтенный
Толстеет прилежно, светясь безмятежно
Дурацкой улыбкой блаженной.
Перевод А. Миролюбовой
I СНАЧАЛАВперед, вперед, нет отдыха в пути:
Чтоб в Хаосе Гармонию найти,
Деяньем величайшим Бога чти.
В подлунной изобильна красота,
Миры иные сотворит мечта,
Мысль тему ловит — и поют уста.
Пусть светлый пламень ярче полыхнет,
Пусть, из песка людских страстей и злобы
Расплавив злато самой чистой пробы,
Сияньем стройным тронет небосвод
И до пределов Эпоса дойдет.
Камоэнс в госпитале
II ПОТОМНа что теперь твой проржавевший меч
И эти отгремевшие сраженья?
Средь низости как можно уберечь
Высокий жар и силу песнопенья?
Где стройного огня струился свет,
Недужной страсти нынче темен бред,
Навек пропал былых мелодий след.
Безжалостным трудом лишенный сил,
Толпою ты врасплох застигнут был:
В наветах, в клевете померкло пламя.
А затоптавшие огонь святой —
Те сил не тратили на звук пустой,
Они достойно путь свершали свой,
Чтя Господа полезными делами.
Перевод С. Сухарева и С. Шик
Разум измыслил порядок такой?
Разум видел Утопии сон пустой,
Но разумно ли думать о том, что Разум
Подчинит человека своим приказам?
Перевод А. Миролюбовой
Киска, опустел наш дом!
Подурачимся вдвоем —
Человек и кошка,
Бланш, похожи мы с тобой:
Мы воспитаны в одной
Школе — без зубрежки.
Сгиньте, слава и почет,
Книги и наука,
Нудных нужд круговорот,
Долгих дел докука.
Хоть работай, хоть резвись —
Не прожить без боли жизнь.
Бантик завязать позволь!
Орден этот сам король
На парадный мой камзол
Мне когда-то приколол.
Бланш, сегодня день хорош…
Как-то завтра заживешь?
Все ли завтра будет ладно?
Стало бы тебе отрадно
В нашей вечности громадной?
Фи! Но мы горды без меры
И не пустим в наши сферы
Зайцев, кошек, голубей,
Будь они снегов белей.
Но раздумия скучны
И в забавах не нужны:
Их отложим мы пока,
Чтоб душа была легка.
Бланш! мудрец, кто бед не множит
И дурачится, коль может!
Перевод Н. Рябовой
«А самородков, — бросил сплав, —
Теперь почти что нет».
Мне жаль, но он, наверно, прав.
Смотрю на желтый свет,
На мой мерцающий камин —
Вдруг самородки прежних лет
С их блеском самородных вин
Мне вспомнились опять:
Гораций, Беранже, Хафиз —
Вот ловкость: не сорвавшись вниз,
Взлететь стремительней комет —
И нам их не догнать.
Мы только смотрим вслед,
Танцуя там, где были их могилы.
А плод под солнцем набирает цвет,
И зреет память, набирая силы.
Перевод И. Копостинской
Над светлым озером, обрыв венчая,
В тумане колоннада стройных сосен,
Что, будто в замок путь приотворяя
Безмолвно созерцают осень…
Из глубины аркад, в тени ветвей
Люблю смотреть на свет полуденных лучей.
За озером, в холмистых далях
Поля, поля из давних пасторалей,
Амбар среди дорог и серпантина
Тропинок, что, виясь среди лесов,
Приютам ткут легенды паутину,
Где камни помнят эхо очагов…
Там гор вдали чуть зримы очертанья
Как бы в прозрачном воздухе прощанья…
Взгляни, в снопах пшеница на полях,
Деревьев томное безмолвие в садах…
Здесь очарованность природы,
Что, щедро одарив пространство,
Верна приметам постоянства,
Под сенью ласкового свода
Полулежит в небрежной позе,
Задумчиво предавшись грезе…
В листве коричневой аркады
Так нежны все оттенки сада,
Что ярко светятся на воле…
Но мысль, как из старинной роли,
Что, как соринку, не отринешь,
Нет… и на полку не задвинешь —
Здесь осени очарованье
В печальной прелести вдовства,
Что блекнет, как воспоминанье,
Обвеяв грустью колдовства…
Где та листва теперь, что тлела
В той осени, слетая в ночь несмело…
Станет тленом…
Но, чтоб забыть, что жизнь мгновенна,
Вернулся я в свеченье сада
Под сень коричневой аркады…
На просеке, средь почвы мшистой,
Останки сосен золотистых
Узрел я… Прежде их колонны
Здесь теплились так благосклонно!
Все умирает… Ждет забвенье
Не только сад, людей, мечты,
Но и прекрасного черты,
Душ благороднейших свершенья.
Умрет и мастер, и сонет,
Как сосны, канув в забытье…
Творца и мрамор ждет небытие,
И выпьют черви амаранта цвет…
И даже звезды, если верить халдеям, отгорят
свое.
Здесь Анды не солгали нам
О хаосе, куда упал Адам…
И прячет подо мхом Природа
Следы времен, лелея всходы.
Иди тропой,
Где тень и свет так безоглядно
Слились, воспеты тишиной,
И в бледных проблесках восхода
Так чисто, розово, прохладно,
К сосне прильнув, младые всходы
Здесь в землю корешки вплетают
Сквозь обветшалых листьев слой
Средь веток, вспыхнувших зарей…
Она ж ноет, как будто уплывая:
«Все умирает, умирает!
Трава истлеет, но вешний дождь
Ей возвратит цветенья дрожь…
Придет, прильнет цветенья дождь,
Жизнь, умиранье, цветенья дрожь.
Но кто вздыхает, что все умирает…
Летом, зимой ли — все жизни схожи,
Боль, наслажденье в царстве Божьем…
Гибнем, да… Но цветенья дрожь
Ярче, слабее, в пути, в бездорожье
Вновь дарит жизнь, презирая ложь.
Снова и вновь — этим мир и хорош…
Жизнь, умиранье, но преображенье в цветенья
дрожь!»
Она качнулась, склонясь надо мной,
Нежней запела, искрясь росой:
«Поскольку тень и свет равны,
Все круг свершает день за днем…
Но плачете вы… И вы так бледны,
Увы, исчезает все, чего ждем…
Идем, идем!»
Меня коснулось губ тепло,
Я задрожал, но ее ожерелье
Прильнуло, увлажнив чело,
Обвеяв свежестью и прелью
Побегов и теплом мгновенья
Любви повенчанной и тленья.
